СТАТЬИ

Статья посвящена анализу взаимодействия двух различных политических традиций, сложившихся в процессе установления господства Великобритании в Южной Азии и формирования системы британской политики в отношении индийских княжеств. В статье рассматриваются отличительные особенности политических традиций в княжеской Индии, которые демонстрируют развитие синтетических монархических представлений, соединяющих концепцию царской власти в традиционной индусской Индии с идеалами правления эпохи Великих Моголов, когда ислам становится религией верхов, и обычаями британского королевского дома, освященными установлениями англиканской церкви. В статье показано, как при сохранении традиционных моделей правления в доколониальной Индии и элементов британской политической культуры, связанной с монархическими идеалами, пробивают себе дорогу также и демократические идеи как британского парламентаризма, так и индийского национально-освободительного  движения. В статье отражены новые подходы и оценки в современной историографии по проблемам развития княжеств. Вместо привычной констатации того, что княжества являют эпилог отжившего свой век средневековья и заслуживают быть отправленными «на свалку истории», работы современных авторов поднимают ряд актуальных для исторических исследований вопросов: какими путями формировались индийские княжества, следует ли рассматривать их как творение британцев или как продолжение развития индийской государственности в противовес колониальному устройству британских провинций, следует ли считать княжескую Индию тормозом на пути прогресса и модернизации, образцом «неизменной Индии» или как инаковый по отношению к колониальному путь приспособления традиционных структур к веяниям времени («модернизация традиционализма»), можно ли ассоциировать прогресс именно с западной моделью социально-политического развития или же возможна «альтернативная модернизация», каковы перспективы развития традиционных страт в современном мире, являются ли исторически сформировавшиеся привилегированные общности в сегодняшней Индии реликтовыми группами, «социальными фантомами», или же они успешно вписались в современную структуру индийского общества.

Скачать JATS

К середине XIX в. все княжества Индии тем или иным путем (в результате прямых военных захватов или заключения вассальных «субсидиарных договоров») потеряли независимость и были подчинены Ост-Индской компании, а затем в ходе реформ, произведенных в 60–70-е годы ХIХ в. после подавления Сипайского восстания 1857–1859 гг., перешли под власть британской короны. К этому же времени завершилось завоевание Индии. Все аннексированные территории образовали так называемую Британскую Индию или Британские провинции. Остальная часть Индии состояла из княжеств и называлась англичанами «туземная Индия» или «княжеская Индия». Большинство индийских княжеств сформировалось к началу английского владычества в результате распада державы Великих Моголов, лишь немногие из них возникли задолго до прихода англичан в Индию.

«КНЯЖЕСКАЯ ИНДИЯ» КАК ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН. ИДЕЙНЫЕ КОНЦЕПЦИИ РАЗВИТИЯ КНЯЖЕСТВ: «РЕФОРМАТОРСТВО ТРАДИЦИОНАЛИЗМА» И «ТРАДИЦИОНАЛИЗМ РЕФОРМАТОРСТВА»

Индийские княжества (их насчитывалось около 600) занимали 45% Южной Азии, их население приближалось к середине ХХ в. к 100 миллионам жителей. Княжества просуществовали вплоть до 1947 г. и были упразднены в процессе обретения Британской Индией независимости и последующей их интеграции в доминионы Индийский союз и Пакистан. Юридическое оформление статуса индийских княжеств в их отношениях с британской короной относится ко времени провозглашения королевы Великобритании Виктории императрицей Индии в 1876 г. (церемония в Индии состоялась 1 января 1877 г.),
«Викторианская эпоха», продлившаяся до начала XX в., стала временем «классической модели» взаимодействия двух различных политических систем – британской и традиционной индийской, отличавшихся как стадиальными, так и цивилизационными характеристиками. Британские монархи, начиная с Виктории (1876–1901), санкционировали княжескую власть (1901–1910 – Эдуард VII, 1910–1936 – Георг V, 1937–1949 – Георг VI), подтверждали их право на правление и владение землей.
Согласно провозглашенному принципу так называемого «верховенства», князья подчинялись не генерал-губернатору, а непосредственно британской короне. С этой целью был учрежден пост вице-короля, впрочем, эти посты в действительности занимал один и тот же представитель метрополии. Система косвенного правления, применявшаяся в княжествах, в отличие от системы прямого правления в провинциях Британской Индии, подразумевала автономию во внутренних делах, но не свободу в общении друг с другом или с иными государствами. Индийские княжества управлялись вице-королем через специальный Политический департамент, посылавший в крупные княжества (такие как Хайдарабад, Майсур, Джамму и Кашмир, Траванкур, Гвалиор, Джайпур и др.) своих эмиссаров – английских резидентов, а в мелкие княжества, вкрапленные в территорию Британской Индии и объединенные в агентства – английских агентов [Девяткина, 1961, с. 7-10].
Большинство авторов, писавших о княжествах в период становления национальной индийской историографии, крайне отрицательно относились к оценке их уровня развития, называя его «средневековым», и посвящали свои труды изучению провинций Британской Индии, к которым применяли понятия модернизации и прогресса [Collins, Lapierre, 1975, pp. 165-181]. Индийские политические деятели того же периода разделяли эту точку зрения, называя княжества «анахронизмом», а также «английской пятой колонной в Индии» [Неру, 1989, с. 38, 46]. В 80–90-е гг. ХХ – первые десятилетии ХХI в. появляются работы, в которых сложившиеся стереотипы воспроизведения «княжеских сюжетов» сменяются стремлением авторов объяснить специфику политических, социально-экономических и культурных феноменов княжеской придворной жизни. В работах Б. Рэмьюсак [Ramusack, 2004], Й. Копланда [Copland, 2002], Ч. Аллена и Ш. Двиведи [Allen, Dwiwedi, 1986], Дж. Паула [Paul, 2003], Б. Пати, И. Сен и др. [India’s Princely States…, 2010] показана роль «княжеской Индии» в политических процессах ХХ в. – периода борьбы за предоставление независимости и становления современной политической культуры.
Вопреки устоявшемуся представлению о том, что княжества оставались в стороне от политической активности народов южноазиатского субконтинента, исследования последних лет показывают, что деятельность князей и их окружения была заметна и носила многовекторный характер. Она преследовала, однако, иные цели, чем протестные движения индийских национальных сил в провинциях Британской Индии.
Князья были прочно привязаны к политической жизни Британской империи и британского королевского дома. Они участвовали в Имперских конференциях, в деятельности Лиги наций, Конференциях «круглого стола» в Лондоне начала 30-х гг., княжеские воинские подразделения участвовали в двух мировых войнах. Особо стоит отметить деятельность Палаты князей, образованной в 1921 г. и распущенной в 1947 г., призванной координировать политическое и экономическое развитие княжеских территорий. Княжеские династии Синдия в Гвалиоре, Гаеквад в Бароде, Холкар в Индоре, Сисодия в Меваре, Водеяр в Майсуре, Асаф Джах в Хайдарабаде и др. проводили значимые реформы в системе управления, связанные со стремлением модернизировать политическую систему и повысить экономический уровень развития в своих владениях [Ramusack, 2004, p. 41]. Дж. Неру, критически относившийся к княжествам, тем не менее, отмечал промышленные достижения отдельных княжеств, в частности, подчеркивал, что «Майсур, Траванкур и Кочин по уровню образования значительно опередили Британскую Индию» [Неру, 1989, с. 37].
Следует признать, однако, что наряду с такими княжествами как Гвалиор, Майсур, Хайдарабад с их программами реформирования политических и экономических структур, в массе своей княжества по показателям экономического развития стояли ниже абсолютного большинства провинций Британской Индии, где высокого уровня достигли фабрично-заводская промышленность и бурно развивались различные сферы предпринимательской деятельности [Dwiwedi, 2000, p. 12]. Дж. Неру в книге «Открытие Индии» констатирует, что княжества не могут рассматриваться как отдельные экономические единицы: «Если бы возник экономический конфликт между Индией княжеств и Индией, не входящей в княжества, то первую можно было бы легко привести в подчинение с помощью тарифных барьеров и других экономических санкций» [Неру, 1989, с. 38].
Власть правителей в княжествах по традиции, уходящей вглубь веков, была освящена религиозными институтами (индусскими, мусульманскими или сикхскими) в соответствии с вероисповеданием князя и его двора. В индусских княжествах правители считались воплощениями божеств и вели свой род от Рамы. В мусульманских княжествах обращались к стереотипам правления эпохи Великих Моголов. В рамках же Британской империи индийские князья имели над собой общего сюзерена в лице британского монарха и соблюдали обычаи и традиции монархии-метрополии. Князья в массовом сознании выступали как сакральные персонажи, этому способствовали пышные театрализованные церемонии, сопровождавшие все обряды жизненного цикла правителя и его двора, закреплявшие представления о его божественной сущности.
В княжествах превалировали традиционные формы общественно-политической мысли. Политизированная элита княжеств предпринимала значительные усилия по конструированию «имиджа» «просвещенной монархии». Этими преобразованиями была занята и Палата князей: входившие в нее князья ставили своей целью превращение абсолютных монархий в конституционные. Опыт современной Европы и, особенно, Великобритании играл роль в процессе становления идей об идеальном правлении и выработки политической программы. Многие князья были знакомы с работой британского парламента. Британская политическая и общественная практика влияла на формирование представлений о государственном устройстве и политических идеалах. Нарождалась и местная интеллектуальная верхушка, получившая европейское образование и ратовавшая за создание представительных институтов и националистических организаций в княжествах, она черпала свои демократические идеалы и в современных парламентских системах, и в традициях индийской доколониальной государственности [Неру, 1989, с. 37-46]. Многие реформы, проводившиеся в княжествах в последней четверти ХIХ – первой половине ХХ в., не были связаны с разработкой новых форм политической организации, а были направлены на приспособление традиционных институтов к условиям современности. В результате возникали смешанные концепции развития, вмещавшие в себя как элементы эволюции в рамках традиционализма, так и реформаторские подходы к переустройству властных структур. Если же говорить о специфике британской политики в отношении княжеств, то она была нацелена на подстройку системы управления в них под стандарты британской короны. Такая линия была характерна для второй половины XIX – начала XX в. С начала 30-х годов ХХ в. реформы властей были связаны с подсоединением князей к законодательным и исполнительным институтам провинций Британской Индии.

СИНТЕЗ ИНСТИТУТОВ ПРАВЛЕНИЯ ДОКОЛОНИАЛЬНОГО

ПЕРИОДА И БРИТАНСКИХ ВЛАСТНЫХ СТРУКТУР В СИСТЕМЕ

ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНДИЙСКИХ КНЯЖЕСТВ

Столкновение традиционного индийского общества с британской социально-политической системой в процессе колониального проникновения вызвало к жизни многообразные и разноплановые формы поиска модели управления княжествами, сочетающей идеи модернизации властных институтов с попытками возрождения политической архаики.
Дарбар, как и во времена Великих Моголов, сохранил свою функцию регулирования политической жизни в княжествах и представлял собой съезд придворных и представителей высших слоев общества для обсуждения вопросов внутренней жизни. Дарбары продолжали проводиться по классическому могольскому сценарию, практически не различавшемуся в индусских, сикхских и мусульманских княжествах. Выезд был непременной составной частью дворцового церемониала, подчинялся этикету и установленному регламенту. В помпезных и многолюдных процессиях махараджей и навабов принимали участие британские резиденты и агенты, а также прибывавшие на княжеские дарбары вице-короли и сопровождавшие их лица [Paul, 2003, pp. 159-161; Allen, Dwiwedi, 1986, pp. 170-183]. Традиционный церемониал со временем оброс возникшими в колониальный период нововведениями. К ним относилась обязательная встреча правителями княжеств вице-короля и его свиты, прибывавших в специально оборудованном для таких случаев белом с позолотой поезде и торжественное препровождение их в специально подготовленные покои во дворце. От участия во встрече вице-короля были освобождены в качестве особой привилегии лишь правители Хайдарабада, Джамму и Кашмира, Майсура, Гвалиора и Бароды, которым дозволялось дожидаться британских представителей в своих дворцах. Государственные банкеты и званые обеды стали проводиться по европейским образцам, вошли в обиход балы и маскарады, не являвшиеся ранее составной частью индийских дарбаров, состязания по крикету. Вместо карет и слонов, служивших средством передвижения знатных особ в пышных процессиях, стали использоваться роскошные роллс-ройсы с золотой и серебряной отделкой и обитыми тигровыми шкурами салонами, выполненные на заказ в Лондоне. Вместе с тем, из обихода не вышла традиционная охота на тигров, кабанов и других крупных животных (шикар), являвшаяся любимым развлечением махараджей и неотъемлемой частью дарбара.
Исторически сложившееся взаимодействие индийских княжеств и британских имперских институтов привело к формированию уникальной политической системы княжеств, отстаивавших перед лицом британцев свое право на традиционные для истории Индостана монархические модели управления, с одной стороны, и перенимавших элементы политической системы британской монархии, сочетавшей монаршее правление с развитием представительных институтов власти – парламентом, с другой. Несомненно, европейское присутствие стимулировало процесс модернизации, но в своих попытках осуществить ее правящая элита княжеств опиралась в то же время и на реформаторский опыт собственных предшествующих поколений, и на идеи государственного управления, порожденные на земле Индостана [Сафронова, 2017, с. 566-568].
Князья стали создавать совещательные органы при дворе – диваны, вводить посты министров, которым делегировали часть своих полномочий. Британские резиденты и агенты были важной составляющей этих представительных органов, являясь советниками князей и координаторами их деятельности во внешних, а нередко и внутренних делах княжеств. Подобные реформы способствовали постепенной трансформации абсолютных монархий в конституционные. В ряде княжеств (Хайдарабаде, Майсуре) были предприняты попытки реорганизовать войска по европейскому образцу и обучить их под командой западных инструкторов. Наиболее просвещенные князья и их ближайшее окружение понимали, что могольская традиция государственного устройства и военно-административной системы, которой они продолжали пользоваться на постмогольском пространстве, нуждалась в реформировании. Англичане, в свою очередь, использовали в строительстве своих отношений с князьями традиционные формы управления с участием в них британской стороны: в результате возникла такая синтетическая форма управления как британские дарбары, проводимые вице-королями [Paul, 2003, pp. 200-204].
Церемониал, сложившийся во взаимоотношениях княжеских дворов и британских властей, был основан на культуре дарбара (“Darbari system”), заимствованной у правителей Могольской эпохи и трансформированной с учетом реалий колониального времени. Британцы подчеркивали тем самым «преемственность» власти, называя себя «правопреемниками Моголов». В свою очередь, князья подчеркивали лояльность британскому трону, называли «радж» - «лучшим иностранным правлением», а английского короля покровителем религий Индостана. В 1903 г. британскому монарху Эдуарду VII было вручено послание по случаю провозглашения его королем-императором Индии c пожеланием благословения индусских божеств. Подобное же послание получил и Георг V в 1911 г. во время прохождения аналогичной церемонии [Ramusack, 2004, pp. 208-211].
Британские дарбары проводились в 1859, 1877, 1903 и 1911 гг. [Morris, 1998, pp. 266-274]. Интересно отметить, что дарбары проводились в Агре, а преимущественно в Дели в то время, когда столицей оставалась Калькутта. Для британской стороны было важно закрепить в сознании индийцев исторические ассоциации, связывающие британское правление с могольским, по меткому выражению Дж. Паула, «примерить на себя тюрбан Великих Моголов» [Paul, 2005, p. 201].
Английские правители организовали в ноябре 1859 г. в Агре большой прием - дарбар, куда для встречи с вице-королем лордом Каннингом были приглашены отдельные владетельные князья. На этом дарбаре они получили различного рода пожалования, благодарности и подарки от имени британской короны. В 1869 г. Индию посетил сын королевы Виктории герцог Эдинбургский и лично встретился с некоторыми князьями.
Следующий дарбар состоялся (как и все последующие) в Дели в 1877 г., спустя двадцать лет после Сипайского восстания 1857–1859 гг.: премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли и вице-король Индии лорд Литтон решили возродить могольскую традицию во всем ее величии и утвердить среди индийцев представление о том, что англичане наследовали власть от Моголов. На дарбаре королева Виктория была провозглашена императрицей Индии.
Дарбар 1903 г. был приурочен к восшествию на престол короля Эдуарда VII и был связан с чествованием лорда Керзона на посту вице-короля. Лорд Керзон прибыл на дарбар в паланкине, установленном на спине роскошно декорированного слона, подчеркивая связь индийской и британской политической традиций.
Дарбар в декабре 1911 г. был организован по случаю визита британского монарха и отличался самым большим размахом и роскошью. Кульминацией праздника был тронный выход имперской четы – короля Георга V и королевы Марии в коронах и пурпурных мантиях, отороченных горностаем, – и приветствие их князьями. На дарбаре король Георг провозгласил перенос столицы из Калькутты в Дели [Ferguson, 2003, pp. 284-294].
Под проведение дарбаров была выделена специальная гигантская территория (на месте современного Нью-Дели), к ней была специально построена железнодорожная ветка для доставки необходимого оборудования для проведения грандиозных парадов и пышных празднеств. К этому времени относится и начало возведения величественного комплекса правительственных зданий, в которые после переноса столицы из Калькутты в Дели переехала колониальная администрация и в которых впоследствии разместятся правительственные учреждения Республики Индия после завоевания страной независимости. Здесь же будут проводиться парады и торжественные церемонии, связанные с государственными праздниками Индии.
Судя по колониальной документации, британские власти ранжировали князей по положению в сложившейся в рамках Британской империи иерархии и установленной системе соподчинения. Они рассматривали княжества в зависимости от числа залпов, которыми приветствовались князья при торжественных церемониях, к которым в первую очередь относились дарбары. Так, княжества делились на «салютные» (“Salute States”) и «несалютные» (“Non-Salute States”). Княжества первой группы составляли примерно 1/5 часть от общего числа, и количество залпов в их честь варьировалось от 21 до 9. Они пользовались наибольшим числом привилегий, дарованных им британской короной. «Табель салютов», введенный впервые в 1864 г., стал важным документом, упорядочивавшим иерархию князей. Низам Хайдарабада и махараджи Джамму и Кашмира, Гвалиора, Бароды, Майсура были удостоены 21-залпового салюта; князья Индора, Траванкура, Колхапура, Бхопала, Мевара и Калата – 19. Далее следовали княжества, статусу которых соответствовали 17, 15, 13, 11, 9 залпов. Титул «махараджа» закреплялся за князьями, в честь которых производилось не менее 13 залпов, в то время как титул «раджа» был употребляем применительно к рангам, соотносимым с 11 и 9 залпами [Allen, Dwiwedi, 1986, pp. 290-293; Алаев, Вигасин, Сафронова, 2018, с. 351-353].
Князья наделялись целым рядом почестей, варьировавшихся в зависимости от их положения в иерархии, построенной британцами. Они даровали князьям гербы по образцам британской геральдики, для них были учреждены специальные награды – Орден звезды Индии, Имперский Орден короны Индии, Орден Британской Индии. Индийским князьям вручали Орден Бани и Орден Подвязки. Их посвящали в рыцарское достоинство, производили в баронеты, они получали высшие военные награды Британской империи – Крест Ордена Виктории. Они имели право свободного допуска к вице-королю и государственному секретарю по делам Индии [Ruling Princes and Chiefs of India…, 2005, pp. 3-6]. Между тем британцы никогда не использовали при обращении к индийским правителям слова «король», «королевский» и т. п. Вместо этих терминов англичане употребляли слова «князь», «княжеский» и т. п.: королевские титулы могли относиться только к одному лицу – британскому монарху. Количество салютов в честь британских представителей власти превышало верхнюю планку у князей: вице-короля Великобритании приветствовали 31 залпом, а самого британского монарха – 101-им [Allen, Dwiwedi, 1986, pp. 71-72].
Постепенно сложилась своеобразная культурная традиция англо-индийского колониального общества, вместившая в себя как старинные индийские традиции княжеских династий, так и британские обычаи – балы и званые обеды, чайные рауты после матча в теннис, поло или крикет, верховую езду, охоту и т.п. Княжеские элиты проявляли немалый интерес к культуре европейцев, увлекались предметами роскоши, привезенными из Европы, которыми они украшали интерьеры своих дворцов. Властители княжеств нанимали на службу европейских инженеров, архитекторов, художников. В результате под влиянием европейского искусства возникали новые оригинальные стили местной архитектуры и живописи. В большинстве своем князья были «англофилами» [Paul, 2003, pp. 217-219].
Система воспитания и образования наследников княжеских родов соединяла в себе передачу новому поколению традиционных ценностей и знаний с привлечением с раннего детства к их взращиванию английских учителей и наставников. Подросшие княжеские наследники продолжали свое обучение в привилегированных колледжах, руководимых преподавателями из метрополии. Наиболее известными были Майо-колледж в Аджмере, Дали-колледж в Индоре, Раджкумар-колледж в Раджкоте, Атчисон-колледж в Лахоре. Англичане поощряли такую систему, полагая, что она будет способствовать воспроизведению нового поколения индийских князей, лояльных британской короне. Князья же, в свою очередь, считали, что нахождение у них на службе выходцев из метрополии повышает их княжеский статус в иерархии элитарного англо-индийского общества [Paul, 2003, p. 33].
Князья были убеждены в нерасторжимости их союза с британской короной и уверенно чувствовали себя под ее сенью.

«КНЯЖЕСКАЯ ИНДИЯ» В БРИТАНСКИХ ПЛАНАХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССАХ В ЮЖНОЙ АЗИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XX В.

В ХХ в., особенно после окончания Первой мировой войны, последовала эпоха политических реформ, связанных с процессом постепенного демонтажа основ Британской империи и трансформации её в Британское содружество наций, отразившая борьбу идей по колониальному вопросу между консерваторами, либералами и лейбористами в метрополии. Эта линия, направленная прежде всего на изменение институтов власти в провинциях Британской Индии, коснулась и княжеской Индии.
Князья рассматривали политическую активность националистов Британской Индии как угрозу своим позициям и стремились обособить собственные владения от влияния политических партий в провинциях Британской Индии, препятствовали проникновению представителей любых политических партий, будь то секулярный Индийский национальный конгресс – ИНК, или партии, стоявшие на религиозных позициях и отстаивавшие интересы мусульманской общины (Мусульманская лига – МЛ), индусской общины (Хинду маха сабха – ХМС), сикхской общины (Акали дал – АД).
Между тем они внимательно следили за ходом политических реформ колониальных властей в провинциях Британской Индии (реформы Морли-Минто 1909–1910 гг., реформы Монтегю-Челмсфорда 1918–1919 гг., Конституция 1935 г.). Они опасались растущих связей лидеров политических партий провинций с британской колониальной администрацией, потери своих эксклюзивных позиций в общении с британскими властями. Продолжая проводить политику изоляции княжеств от провинций Британской Индии, они не только стали проявлять растущий интерес к событиям в них, но и пытались оказать влияние на британскую политику в провинциях. Князья заявляют о своем желании участвовать в представительных органах власти наряду с элитами провинций. Англичане откликаются на этот политический запрос и внедряют княжеские элиты в систему управления провинций, поддерживая в то же время изоляционистскую политику князей в отношении эмиссаров националистических организаций из провинций (ИНК, МЛ, ХМС и др.) [Documents and Speeches of the Indian Princely States, 1985, pp. 30-48].
Особенно возрос интерес князей в связи с проведением реформы Монтегю-Челмсфорда 1918–1919 г., согласно которой вводилась диархическая модель правления: расширялся круг избирателей в провинциальные и центральный законодательные органы, индийские элиты допускались к управлению колонией. На глазах княжеского сообщества создавалась альтернативная им привилегированная группа из высших политизированных страт провинций Британской Индии, с которыми власти не могли уже не считаться: лидеры Индийского национального конгресса и Мусульманской лиги обретают все большее влияние и авторитет среди индийского общества, становятся кумирами и властителями дум абсолютного большинства населения. На политической арене появляется М.К. Ганди, обретающий черты харизматического вождя, и начинает проводить в жизнь идеи ненасильственного сопротивления, поднимает население провинций на первую общеиндийскую кампанию гражданского неповиновения (сатьяграху) начала 1920-х годов. На фоне распространения идей демократии и секуляризма, с которыми ассоциируется будущее прогрессивное развитие страны, традиционные княжества и их правители-монархи начинают рассматриваться образованной частью индийского общества как «вчерашний день индийской истории».
Все эти обстоятельства приводят князей к осознанию необходимости объединить свои усилия и выработать единые требования в отношении метрополии. В 1921 г. была образована Палата князей. Она стала совещательным органом при вице-короле. Председательство в Палате князей последовательно осуществляли князья Биканера, Патиалы, Наванагара, Бхопала. Интересно отметить, что низам Хайдарабада, крупнейшего княжества на Декане, не пожелал вступать в Палату князей – он рассчитывал на уникальный статус своего княжества, не нуждавшийся в поисках союзников в среде других князей. Такую же позицию занял и махараджа Майсура. Князья стремились закрепить свои привилегии, усилить свою роль в решении вопросов политического реформирования Британской Индии. [Copland, 2002, pp. 45-49].
Британские власти в свою очередь проявили стремление к оценке реального положения на территориях княжеств, возможности включения князей в представительные институты провинций и, наряду с комиссией Саймона, работавшей в провинциях с 1928 г., учредили комиссию Батлера для обследования княжеств. В 1929 г. комиссия представила парламенту отчет с подробным описанием княжеств и предложениями касательно перспектив их дальнейшего развития. Княжеская делегация принимала участие в конференциях «круглого стола» в Лондоне, проводившихся в 1930–1932 годах, на которых обсуждались вопросы перспектив дальнейшего конституционного развития британских владений на Индостане.
Подписание Вестминстерского статута 1931 г., провозглашавшего гарантии предоставления статуса доминиона всем британским колониям, вызвало неоднозначную реакцию в княжеской среде. Вставал вопрос: каков будет статус княжеских владений в случае предоставления Британской Индии статуса доминиона. Менялась и политика англичан в отношении князей вместе с трансформацией колониальной Британской империи в Британское содружество наций.
Позиция британских властей была зафиксирована в Законе об управлении Индией 1935 г., вошедшему в историю как Конституция 1935 г. По новому закону, состоявшему из двух частей («Федеральная схема» и «Провинциальная автономия»), Индия должна была представлять собой федерацию Британских провинций и княжеств. «Федеральная схема» обеспечивала князьям значительную роль в законодательных органах провинций. В то время как членство в федерации было обязательным для провинций, княжества наделялись свободой выбора, за ними сохранялось право принятия федеральной схемы, равно как и установления прямых отношений с центральной властью и метрополией. Однако «Федеральная схема» так и не была введена в действие в силу отказа большинства правителей княжеств примкнуть к федерации: они хотели закрепления своего участия в делах провинций при сохранении гарантий своего обособленного от них статуса.
Закон об управлении Индией 1935 г. заставил ведущие политические партии Британской Индии, и прежде всего ИНК, изменить свою политику в отношении княжеств. Конгресс первоначально позиционировал себя как организацию, действовавшую лишь на территории провинций и придерживавшуюся политики невмешательства в дела княжеств. Попытки распространения своего влияния на территориях княжеств официально не декларировались. В середине 30-х годов ИНК включает княжества в орбиту своей политики и рассматривает территорию Южной Азии как политически единое целое. Резолюция Харипурской сессии Конгресса (1938 г.) содержала положения о том, что будущая индийская федерация должна включать в себя территории провинций и княжеств при равенстве прав их населения. Конгресс высказался в поддержку демократического движения в княжествах, в которых начали формироваться в 30-е годы силы, поддержавшие позиции националистов провинций [Chandra, Mukherjee A., Mukherjee M., 1989, pp. 358-362].
Представители Палаты князей в свою очередь искали оптимальную модель правления, сообразную современному развитию мировых держав. Демократия не обладала в их глазах привлекательностью, т.к. не сочеталась с идеей наследственной передачи власти. Монархии в своем традиционном виде не соотносились с процессами модернизации. Именно в этом контексте проявился их интерес в 30-е годы (во время Второй мировой войны индийские князья поддержали военные усилия Великобритании), к Германии и Италии с установившимися в них авторитарными диктаторскими режимами. Некоторые индийские князья искали встречи с Гитлером и Муссолини.
В 40-е годы деятельность ряда правителей княжеств, входивших в Палату князей, была связана с идеей создания Федерации княжеств как отдельного государственного образования, проектируемого на территории Южной Азии в процессе деколонизации субконтинента наряду с образованием независимых доминионов – Индийского союза и Пакистана. К идее создания Федерации княжеств склонялся глава Политического департамента по делам княжеств Конрад Корфилд, ставший оппонентом в «княжеском вопросе» последнему вице-королю Британской Индии лорду Маунтбэттену, отстаивавшему принцип обязательного присоединения княжеств к одному их двух доминионов. Ряд правителей планировали создание собственных независимых государственных образований (например, низам Хайдарабада – Осман Али Хан – с идеей преобразования его княжества в государство Османистан) [Zubrzycki, 2006, pp. 190-195]. Сходные идеи разрабатывал и махараджа Джамму и Кашмира – Хари Сингх, который до подписания Акта о присоединении к Индии вынашивал идею создания на землях своего княжества «нейтральной территории».
Принятие «Плана Маунтбэттена» применительно к княжествам перечеркивало возможность создания независимых княжеских образований и «балканизации» Индии. «Закон о независимости Индии» предоставлял княжествам право войти в состав одного из доминионов – Индийского Союза или Пакистана. 25 июля 1947 г. лорд Маунтбэттен обратился к Палате князей и призвал их присоединиться к одному из доминионов, отказавшись от принципа «верховенства», сняв с британской стороны какие-либо обязательства в отношении княжеств и препоручив их лидерам ведущих политических партий – ИНК и МЛ [Черешнева, 2012, с. 320-322].
* * *
Отношение англичан к системе управления княжествами менялось во времени и определялось эволюцией колониальной политики в метрополии: от консервативных британских имперских концепций до идей преобразования Британской империи в Британское содружество наций. Выделяются этапы, различные по определению взаимоотношений «метрополия - княжества»: конец XVIII – середина XIX в. – период завоевания княжеских территорий и вступления в договорные отношения с князьями, заключение так называемых «субсидиарных договоров»; середина XIX – начало XX в. – утверждение «принципа верховенства», т.е. непосредственного подчинения князей английской короне; начало XX – 30-е годы XX в. – превращение княжеств в опору британцев в борьбе с националистами Британской Индии; 30-е годы XX в. – 1947 г. – постепенный отход от политики покровительства и предоставления привилегий князьям по мере налаживания диалога британских властей с ведущими политическими партиями Британской Индии – Индийским национальным конгрессом (ИНК) и Мусульманской лигой (МЛ).
Обретение независимости Индией и Пакистаном обернулось «потерей независимости» для княжеств. Княжества превратились в уникальную политико-культурную систему, «канувшую в Лету» в 1947 г. Начался новый этап во взаимоотношениях колониальных и зависимых территорий Южной Азии и бывшей метрополии, связанный с процессами интеграции княжеств в доминионы Индийский союз и Пакистан, подготовки к приобретению доминионами республиканского статуса, а также преобразованию Британского содружества наций в Содружество наций, что соответствовало уже новому характеру отношений бывшей метрополии с бывшими колониями, добившимися статуса суверенных государств.