В истории Египта III–II тысячелетий до н.э. больше всего письменных свидетельств массового голода сохранилось от Первого переходного периода–начала Среднего царства, и есть веские основания полагать, что голодные лихолетья случались тогда чаще обычного. В статье названы некоторые причины этого и факторы восстановления продовольственной безопасности страны при XII династии
Согласно новейшим данным, в конце XXIII–начале XXвв. до н.э. природно-климатические условия древнеегипетского землепашества несколько ухудшились. Но после гибели Мемфисской монархии вполне к этому адаптироваться оно было неспособно. За череду недородов проев тяглый скот и посевное зерно, хозяйства то и дело оказывались неспособны возобновить зерновое производство без поддержки извне. Небольшим «частным хозяйствам» порой было непросто своевременно оформить права на плодородные земли и сосредоточить там посевное зерно, скот и работников. При отсутствии сложившегося зернового рынка, а также при участившихся междоусобицах и разбое, даже сильные хозяйства остерегались расширять свою запашку. Пагубно сказывался отток работников в другие отрасли хозяйства и в города.
Прекращение голодных лихолетий связано не только с улучшением природно-климатических условий, но с восстановлением в стране мира, порядка и прежде всего с утверждением к концу царствования Сенусерта Iвсеобъемлющего государственного хозяйственного регулирования с насаждением и поддержкой землепашества. Случавшиеся и после этого недороды уже не приводили к катастрофическому голоду, т.к. созданная XIIдинастией хозяйственная система сохраняла землепашество в неурожайные годы где это было возможно, а с улучшением экологических условий спешила возродить его на восстановивших плодородие землях

Скачать JATS

Знаменитые слова Геродота «Египет–дар Нила» не только указывают на поразительное плодородие нильской поймы, но и предполагают критическую зависимость благоденствия этой цивилизации от нильских разливов. Стоило им прийти не в срок или оказаться хотя бы на два метра выше или ниже нормы, случался неурожай. А череда неурожаев обычно имела гибельные последствия, представить которые позволяет сообщение арабского автора Макризи: голод 1403–1404 гг. сократил население страны наполовину [Russel, 1966, p. 79]¹. И это при том, что с раннеисламского времени продовольственная безопасность Египта обеспечивалась разнообразием новых культур – рисом, таро, сахарным тростником, твердой пшеницей и продуктивным в засушливых районах сорго. Древнеегипетское же зерноводство было почти всецело монокультурным, ячменным, ибо в III тысячелетии до н.э. даже полба была слишком «прихотливой» для засушливого Юга. При затяжных неурожаях, вроде голодных семилетий, описанных в Бытие 41.53–57 и трех древнеегипетских повествованиях², доходило до каннибализма. Упоминание об этом в письме Хеканахта и слова Анхтифи о поедании детей их родителями – не преувеличения, ибо подобное случалось и в средневековом Египте³.

Вопрос о том, как цивилизация долины Нила предотвращала и преодолевала подобные катастрофы – один из важнейших для египтологии. До греко-римского времени всего больше письменных упоминаний о массовом голоде сохранилось от Первого переходного периода и начала Среднего царства (конец XXIII–XX вв.) [Vandier, 1936; Schenkel, [1978]; Moreno García, 1997, pp. 87-92; Contardi, 2015]. В России проблема адаптации древнеегипетского общества к этим природным «флуктуациям» была впервые рассмотрена Д.Б. Прусаковым [Прусаков, 1999, с. 100–152; 2001, с. 82-140]. Но появившийся в последнюю четверть века большой массив новых данных и наблюдений⁴] позволяет высказать еще ряд суждений о землепашестве⁵ в голодные лихолетья Первого переходного периода и начала Среднего царства.

ПОЧЕМУ НОМАРХ АМЕНЕМХЕТ ГОРДИЛСЯ ТЕМ, ЧТО «РАСПАХАЛ ВСЕ ПАШНИ» ОБЛАСТИ?
В Год 43 фараона Сенусерта I правитель Нома белой антилопы⁶ Аменемхет велел начертать в своей гробнице в Бени Хасане жизнеописание, завершающееся рассказом о голодном лихолетье, разразившемся, вероятно, в Год 25 этого царя⁷: «Случились годы голода, тогда я распахал все пашни Нома белой антилопы до его южной и северной границ. Была сохранена жизнь его обитателей, создано его пропитание, и не появились в нем голодные. Я подавал вдове равно как имеющей мужа, не отличал (человека) великого от малого во всем данном мной. Затем настали высокие наводнения (HApiw wrw), владыки ячменя и эммера, владыки всех вещей, но я не стал взыскивать недоимки (податных пахотных) наделов-iHwt» (строки 19–21, см. [Newberry, 1893, pl. VIII; Sethe, 1935]).

Будучи в целом понятен, текст все же порождает два вопроса. Подразумевается, что «годы голода» случились из-за слишком низких половодий, называвшихся у египтян этого времени «наводнением малым (Hapi nds, Hapi Sri) или «отмелью (Ts)». Больших оросительных работ Аменемхет не предпринимал, ибо, судя по жизнеописаниям его современников, не преминул бы этим похвастаться. Таким образом, из-за низких половодий площадь пахотных земель в номе, вероятнее всего, уменьшилась. Почему же номарх столь горд тем, что ему удалось распахать все пашни?
Конечно, при сложной гидрографии этого нома с междуречьем Нила и рукава Бахр-Юсуф возможное смещение их русел даже при общей аридизации могло даровать какие-то новые участки плодородной земли⁸. Однако и тогда приходится спросить, почему возделыванием всех пашен ведал в конечном счете сам номарх? Почему их владельцы и держатели не сделали этого самостоятельно? Задавшись этими вопросами, мы различим главные беды египетского землепашества в голодные лихолетья рубежа III–II тысячелетий до н.э.

Череда недородов приводила к тому, что многие держатели земли затем оказывались просто не в состоянии продолжить или возобновить её возделывание. Происходили падеж и поедание домашнего скота, в т.ч. тяглого; почти невосполнимой утратой становилось проедание посевного зерна. В результате голод катастрофически усугублялся и затягивался еще потому, что даже при возрождении плодородия земли у многих землепашцев уже не было средств и сил для её обработки [Morris, 2019, p. 82]. Показательно, что до Нового царства сведения о сдаче земли в аренду сохранились только от интересующего нас времени. Будучи не в состоянии возделывать даже заливные земли, некоторые их владельцы были счастливы жить хотя бы небольшой, но заранее им выданной арендной платой [Головина, 1995, с. 22–26; Демидчик, 2019(2); Demidchik, 2022(1)].
Другая беда состояла в том, что даже крепкие хозяйства то и дело предпочитали свести землепашество к минимуму из-за распространявшихся в голодные лихолетья беззакония и насилия. Низкие разливы Нила порой совпадали с засухами на примыкавших к пойме территориях [Morris 2023, 269–272]. В результате, в зерноводческие районы приходили сплоченные воинственные группы оголодавших чужестранных скотоводов и охотников [Moreno García, 2020, p. 161], нередко грабивших и убивавших местное население [Morris, 2020, p. 236; 2023, 272–273]⁹. Гермопольскому номарху Нехери I и его сыновьям в годы «отмелей» пришлось защищать скрывавшихся в болотах жителей своей области от азиатов и разноплеменных нубийцев [Anthes, 1928, S. 35–41, 23– 62, Tf. 16, 20, 24, 26, 28]. А ведь это происходило, вероятно, уже на рубеже правлений XI-XII династий в области, граничащей с Номом белой антилопы. Изображения азиатов, нубийцев, ливийцев есть и в гробницах правителей последнего, причем преимущественно в сценах военных действий¹⁰.

В голодные лихолетья насилие и грабеж учинялись и самими египтянами. В славословии асьютскому правителю Хети II сказано: «Казавшееся недостижимым для всех людей, ты совершил запросто, и только ты своими помыслами подвинул Асьют к благоденствию! Каждый человек может спать у своих припасов, и не было сражения, не было пускания стрелы, не было убийства ребенка возле его матери и молодца возле его жены, не было грабежа вещей на улицах, не было изгнанного из своего дома, ибо направлял тебя твой городской бог – твой отец, любящий тебя» (V.31–34)¹¹. Отсутствие разбоя и убийств представлено здесь как выдающееся достижение, возможное лишь при отеческой любви местного бога к правителю области. Номарху Анхтифи, чтобы прекратить усобицы, пришлось заставить «человека обняться с убившим его отца и убившим его брата» (I,β,1)¹².

В такой обстановке даже хозяйства, способные расширить зерновое производство, не всегда спешили это делать, опасаясь, что плоды их труда будут отняты. Как сказано в «Речении Ипувера», «вот уже и наводнение плещет, но для него никто не пашет, ибо все говорят: «мы не понимаем, что происходит!» (P. Leiden I 344, recto, 2.3).
Большой бедой была депопуляция зерновых районов¹³. Экология нильской поймы такова, что для успешного возделывания даже одной пашни часто требуется ирригационное обустройство прилегающих к ней больших территорий. Поскольку сил одной семьи для этого обычно недостаточно, её растениеводство будет успешным лишь при наличии вблизи других хозяйств. Если же рабочих рук в этой местности недостаёт, производство зерна невозможно [Eyre, 2004, p. 310–311].

В III–II тысячелетиях до н.э. Средний Египет, включая Ном белой антилопы, даже в лучшие времена был сравнительно малонаселенным. В неурожайные лихолетья это усугублялось смертями от голода и сопутствующих эпидемий [Morris, 2020, 242–243]. А невзгоды Первого переходного периода, вероятно, вынудили часть земледельцев уделять больше сил скотоводству, охоте, рыболовству [Moreno García, 2020, p. 154–169].
Нередко бывшие земледельцы бежали туда, где можно было хоть чем-то прокормиться. Анхтифи рассказывает, что в голодное лихолетье к нему приходили «[Юг] с его людьми, и Север [со] своими детьми» (IV, 11–12), и «вся эта страна стала саранчой на ветру: одни движутся к югу, другие движутся к северу» (IV, 28-29). Беглецы нередко пробовали осесть в крупных поселениях, которые мы привычно называем «городами»¹⁴. Быстрый рост нескольких таких поселений даже позволил ряду египтологов говорить о подъеме ремесла и торговли в Первый переходный период. Но это недоразумение порождено стереотипом «город – центр ремесла и торговли», не всегда применимым к древнему Востоку. Выявившие разрастание городов Эдфу и Дендера Н. Мёллер и Г. Маруард не находят какой-либо связи этого с ремеслом и торговлей [Moeller, Marouard, 2018, p. 55]. Люди сбивались здесь в кучу прежде всего ради безопасности – по житейскому правилу safety in numbers и потому, что эти поселения были обнесены стенами [Moeller, Marouard, 2018, p. 41, fig. 14; Moeller, 2020, p. 99, fig. 8]. Номарх Анхтифи сообщает, что за стенами укрывалось терроризируемое набегами его воинов население соседних областей (II,β,3–γ,1)¹⁵. Кроме того, прокормиться в городах помогали храмовые праздники и благотворительные раздачи. Переток населения из голодающих деревень в города характерен и для средневекового Египта [Morris, 2020, 237; 2023, p. 270–271].

Когда же массовые миграции стали властями пресекаться, некоторые пробирались за пределы нильской долины – в оазисы и на чужбину. Начальникам полицейских отрядов поэтому надлежало патрулировать пространства между городами и в особенности границы [Antes, 1930; Берлев, 1978, с. 70–71; Шэхаб Эль-Дин, 1993, с. 280–281; Moreno García, 2020, p. 159]. Строки 154–155 «Рассказа Синухета» свидетельствуют о такой эмиграции еще и в первой половине царствования Сенусерта I [Берлев, 1972. С. 99–100]. Засвидетельствовано бегство из голодающего Египта и в первой половине II тысячелетия н.э. [Morris, 2020, p. 236].
Таким образом, после череды неурожаев главной бедой землепашества была уже не столько убыль плодородной земли, сколько нехватка хозяйств, желающих и способных эту землю возделывать¹⁶. В такой ситуации сохранение и возрождение землепашества становилось преимущественно задачей государственной администрации – номархов, верховных жрецов и т.п., все еще располагавших тяглым скотом, посевным зерном, контингентами подневольных работников и военно-полицейскими силами для охраны всего этого. Вполне естественно поэтому, что именно номарх Аменемхет ставит себе в заслугу возделывание «всех пашен Нома белой антилопы до его южной и северной границ». Правитель соседней Гермопольской области Нехери I тоже похвалялся, что «в годы отмелей (Tsw)» обеспечил свой ном пашнями [Anthes, 1928, S. 42–47, Tf. 18]¹⁷.

Логичным продолжением жизнеописания Аменемхета выглядят слова о раздачах продовольствия «вдове, равно как имеющей мужа», и не только «великим», но и «малым». Вероятно, это не столько попытка закабалить голодающих, сколько естественное стремление администратора сохранить при себе хоть какое-то население и, стало быть, какое-то количество рабочих рук. В строках 18–19 Аменемхет подчеркивает: «нет дочери простолюдина (nDs), которую бы я обесчестил, или вдовы, которую бы я притеснял, (нет) держателя (податного пахотного) надела (iHwty), которого бы я прогнал, или пастуха, которого бы я уволил».
Со стремлением сохранить в землепашестве трудоспособное население связана и заключительная похвальба Аменемхета – что он не взыскивал недоимки с податных пахотных наделов-iHwt даже с приходом «высоких наводнений». В одно из «поучений» будущим писцам времени Нового царства включен рассказ о жестокой расправе над пахарем, не способном выплатить подати [Gardiner, 1937, p. 83]. Но там автор, чтобы побудить мальчиков усерднее учиться, намеренно рисует участь земледельцев в самом мрачном свете. В Первый переходный период и начале Среднего царства списание части недоимок в неурожайные годы, по-видимому, было весьма распространённой практикой. Асьютский номарх Хети I тоже «отменил¹⁸ подати-bAkw каждого человека, найденные мной в качестве начисленных предками» (V.10–11).

При X династии глагол wab «очищать» и производное от него субстантивированное причастие wab «чистый», «очищенный» стали употреблять также в особом значении – освободить (дословно «очистить») подданного от части его обычных повинностей пред государством. Так сказано об «очищенных» держателях податных пахотных наделов-iHwt в строках 86–87 «Поучения царю Мерикара». А согласно строкам 100-104, было еще «очищено» население округа столицы X династии Джедуисут и земледельцы, занятые орошением земель к северу от неё [Берлев 1978, с. 56–57; Franke, 1998, S. 34–37]. Автор «Поучения» объясняет престолонаследнику, что в неурожайные годы освобождение от части податей сохраняет у земледельцев желание трудиться: «они станут работать для тебя как единое соединение» (строки 86–87). Этим же укрепляется и верноподданность основных групп населения критически важного для царя региона.
Похожие наставления применительно к хозяйству чиновника содержатся во второй части «Поучении Каирсу»¹⁹. Главным для благополучия такого хозяйства названы не высокие наводнения, а получаемые от государства работники-Hmw, составляющие челядь-mryt²⁰, из которой назначаются в т.ч. земледельцы-iHwtyw. Именно эти подвластные труженики «создают существующее, и можно жить находящимся в их руках; если же их недостает, наступает нищета» (§ 9.5–9). А чтобы работники не разбежались, следует устанавливать их подати «сообразно ячменю» (§ 12.1), т.е. в зависимости от урожая²¹, и автор поучает: «Не кляни земледельца-iHwty из-за повинностей-bAkw. Нужно очистить его (от повинностей)²², и он найдет для тебя (зерно) вновь и вновь. (Пока) он жив, (у тебя есть и его) рабочие руки; а обдерешь его догола, он пустится бродяжничать» (§ 11).

Таким образом, номарх Аменемхет был не одинок в убеждении, что сбережение работников зернового хозяйства в голодные лихолетья – дело даже более важное, чем скорейшее получение всех податей.
ИСТОРИКО-СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ СТРОК 19–21 ЖИЗНЕОПИСАНИЯ АМЕНЕМХЕТА
В последнюю четверть века распространилось мнение, что множество упоминаний об острой нехватке продовольствия в источниках Первого переходного периода и начала Среднего царства не доказывает, будто египтяне голодали тогда больше обычного. Выдвинувший данную гипотезу Х.К. Морено Гарсия настаивает, что неурожаи были нередки и в другие эпохи, но при могущественной монархии – в Старом, Среднем и Новом царстве – публичные упоминания об этом не допускались, чтобы не вредить авторитету божественного фараона. В Первый же переходный период, когда главы областей часто не могли опираться на поддержку и авторитет монарха, им пришлось обосновывать своё право на власть ссылками на свою полезность подвластному населению. Важным элементом такой пропагандисткой легитимации стали напоминания о случавшемся в Египте голоде, от которого данный местный правитель будто бы сумел избавить жителей своего нома или поселения²³.

Однако эту гипотезу опровергают хотя бы уже рассказы о голодных годах в надписях чиновников, выказывающих полную преданность царям XI династии [Демидчик, 2019, с. 562–564]²⁴. Жизнеописание же Аменемхета, Морено Гарсией не учтенное [Moreno García 1997, с. 88–92], опрокидывает её окончательно, ибо сочинено при всевластном Сенусерте I, божественный престиж которого был необычайно высок. Вместе с рассказом о голоде Года 25 в надписи начальника жрецов Ментухотепа²⁵ и упомянутым выше отрывком из «Рассказа Синухета» жизнеописание Аменемхета свидетельствует, что даже величайшее почтение к монарху не мешало публично вспоминать про гибельные недороды. Поэтому отсутствие сведений о них в письменности Старого царства и затем при XII династии после Сенусерта I действительно должно означать, что Египту удавалось тогда избегать голодных лихолетий. А вот в Первый переходный период и начале Среднего царства массовый голод был, напротив, явлением распространенным.

Еще более интересны для нас заключительные строки надписи Аменемхета тем, что это хронологически последнее упоминание о случавшихся не меньше века с четвертью «годах голода»²⁶. Эта же надпись в сочетании с другими данными объясняет главные причины их прекращения.

Едва ли можно считать, что голодные лихолетья повторялись столь долго лишь из-за ущербных половодий и т.п. Постепенно адаптируя свой социо-хозяйственный организм, общество за несколько десятилетий обычно находит способы подолгу избегать или предотвращать наиболее катастрофические следствия таких природных флуктуаций²⁷. Если же за век четвертью добиться этого не удавалось, допустимо думать об изъянах или даже непригодности самой модели адаптации²⁸.

Не имея места сколько-нибудь обстоятельно рассмотреть землепашество Старого царства, все же отметим, что даже при относительной самостоятельности вельможеских хозяйств очень большая роль в общей организации и распространении земледелия принадлежала царской администрации. О голодных лихолетьях в полутысячелетие Старого царства не известно.
С гибелью же Мемфисской монархии прежние механизмы организации землепашества и перераспределения зерна были во многом разрушены, равно как и необходимый для них правопорядок. Наряду с упоминаниями междоусобиц и разбоя в жизнеописаниях Первого переходного периода появились многочисленные рассказы о том, что можно условно назвать «частными хозяйствами»²⁹. Их владельцы похваляются что сами находили способы приобрести плодородную землю, необходимый для её обработки скот и рабочие руки³⁰. Столь длительное повторение голодных лихолетий, однако, свидетельствует, что для Египта рубежа III–II тысячелетий до н.э. такое развитие землепашества оказалось малопригодным. Без координирующего, поддерживающего и обязывающего вмешательства царской власти «частные хозяйства» были не в состоянии бесперебойно снабжать страну продовольствием. Помимо невозможности создания ими крупных ирригационных сооружений или доступных по всему Египту долговременных запасов зерна³¹, при затяжных недородах такие хозяйства то и дело были не способны хотя бы минимально сохранить, а затем быстро расширить землепашество.

С одной стороны, при господстве натурального хозяйства и отсутствии сложившегося зернового рынка многие земледельцы даже во времена мира и спокойствия не видели смысла распахивать все доступные им плодородные территории. Подвигнуть их на это могла лишь государственная (в т.ч. храмовая) администрации, заинтересованная в получении бóльших податей. В остальных случаях она просто прикрепляла к пустующим землям новых держателей или работников.
С другой стороны, возможности сохранения и тем более расширения землепашества у «частных хозяйств» очень ограничены. Площадь и конфигурация плодородных земель в нильской пойме изменчивы, и окончательно знать какие из них в этом году окажутся пригодны для культивации можно лишь на пике половодья, а то и вовсе когда оно спадет³². В результате, у хозяев готовых возделать не только прежние, но и новые плодородные земли почти не оставалось времени для решения соответствующих правовых вопросов – заключения договоров аренды и т.д. Еще сложнее было в очень сжатые сроки египетского сева собрать на полях разом нужное количество посевного зерна, скота и работников³³ – тем более при депопуляции многих областей. Судя по тому с какой гордостью в жизнеописаниях Первого переходного периода рассказывается о приобретении земли, скота и «людей» (также «голов»), это считалось достижением выдающимся и, стало быть, не столь уж частым.

Вспоминающие голодные годы главы номов, храмов и поселений похваляются своим богатством, щедрыми раздачами продовольствия и порой поддержкой землепашества³⁴. Но из них всех только Аменемхет заявляет о возделывании «всех пашен» на подвластной территории т.е. о скором полном восстановлении землепашества во всем номе. Совпадение этого достижения с правлением Сенусерта I не кажется случайным. Уже к концу предшествующего царствования окрепшая монархия смогла защитить свои границы, приструнить оказавшихся в них чужестранцев, избавить подданных от беззаконного насилия и грабежей. А при Сенусерте I в основном сложилась масштабная система государственного перераспределения средств производства, рабочей силы и произведенной ею продукции [Берлев, 1972; 1978; 1984]. Темы, связанные с землепашеством «частных хозяйств», совершенно исчезают из жизнеописаний, ибо отныне таковое насаждается, регулируется и поддерживается в конечном счете царской властью, даже если через структуры храмов и многочисленных чиновничьих хозяйств³⁵. Происходит репопуляция Среднего Египта [O’Connor, 1974–1975, p. 15–38], прекращается прежний рост городов [Moeller, Marouard, 2018, p. 55]. Не приходится поэтому удивляться, что – с притоком государственных ресурсов, в т.ч. рабочей силы – Аменемхету удалось даже и в голодное лихолетье «распахать все пашни Нома белой антилопы до его южной и северной границ».

Эти же его слова объясняют, почему случавшиеся позже неурожаи уже не казались катастрофами, заслуживающими упоминания в жизнеописаниях. Помимо накопления запасов зерна, созданная XII династией система хозяйственного регулирования в неурожайные годы удерживала землепашество там, где оно было хоть сколько-нибудь возможно, а с возвращением «нормальных» наводнений быстро возрождала его на восстановивших плодородие землях. Показательно, что рассказы о гибельных недородах вновь появляются в жизнеописаниях только во Втором переходном периоде, в пору одряхления и затем распада монархии Среднего царства.