В статье рассматривается политика Джибути, Эфиопии, Кении, Сомали, Судана, Южного Судана, Уганды и Эритреи в контексте возможности скоординированного ответа на вызовы миграционных кризисов. В Восточной Африке между странами, которые образуют Межправительственную организацию по развитию (ИГАД), сформировались устойчивые миграционные связи и реализуются общие принципы политики в области миграции – это свидетельствует о формировании в регионе единой миграционной системы. Передвижение мигрантов в рамках последней происходит по четырем важнейшим международным маршрутам: маршрут Африканского Рога (между Эфиопией, Сомали, Эритреей и соседними странами Восточной Африки); Восточный маршрут (из стран Восточной Африки через Джибути, Сомали и Йемен – преимущественно в Саудовскую Аравию и другие нефтедобывающие страны Аравийского полуострова; далее продолжается морским и сухопутным Восточно-Средиземноморскими маршрутами); Южный маршрут (через Кению, Уганду в ЮАР); Северный маршрут (через страны Северной Африки – его ветви направлены в Италию и Испанию, продолжаясь соответственно морским Центрально-Средиземноморским и морским Западно-Средиземноморским маршрутами; еще одна ветвь пролегает через Египет и Израиль, арабские страны Азии и Турцию, вливаясь в Восточно-Средиземноморский сухопутный и морской маршруты). Кроме международных маршрутов, в регионе существуют устойчивые миграционные коридоры, связывающие несколько стран ИГАД – например, Уганду и Южный Судан, Кению и Сомали. Слабость общей политики ИГАД в отношении международной миграции состоит в нератификации абсолютно всеми странами региона полного перечня внутриафриканских соглашений в области миграции. Миграционный кризис в Восточной Африке по своим масштабам и влиянию на страны региона превосходит Европейский и может привести к негативным последствиям не только на региональном, но и на глобальном уровне – в том случае, если мировое сообщество не задействует имеющиеся в его распоряжении политические и финансовые рычаги для решения всего комплекса сопутствующих проблем.

Скачать PDF Скачать JATS

ВВЕДЕНИЕ

С конца прошлого века в Восточной Африке возникли новые государственные образования – как признанные мировым сообществом, так и самопровозглашенные или полунезависимые. В настоящее время в регионе активно действуют сепаратистские движения, создающие угрозу его дальнейшей фрагментации. Страны Восточной Африки, для многих из которых стали обыденными военные конфликты, этнические чистки, природные катаклизмы, составляют своеобразную «дугу кризисов» – зону экономической и военно-политической нестабильности.
Восточная Африка исторически всегда была важной частью глобальных миграционных и торговых потоков и продолжает играть в них важную роль. Ныне регион – один из крупнейших в мире продуцентов потоков беженцев, которые направлены в экономически более благополучные и политически стабильные страны. Проблемы региона – в том числе те, которые способствовали обострению ситуации с беженцами – требовали от стран, в него входящих, выработки совместной стратегии в гуманитарной, экономической и политической сферах.
Интеграционные процессы в регионе активизировались в 1986 г. с созданием Межправительственной организации по вопросам засухи и развития, в которую вошли Джибути, Эфиопия, Кения, Сомали, Судан и Уганда; в 1996 г. она была преобразована в Межправительственную организацию по развитию (Intergovernmental Authority on Development – IGAD, или ИГАД). В настоящее время в ИГАД входят Джибути, Эфиопия, Кения, Сомали, Судан, Южный Судан¹, Уганда и Эритрея.

МАТЕРИАЛЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Важность для членов ИГАД вопросов миграции и обеспечения прав беженцев обусловило принятие в 2008 г. декларации о совместном регулировании миграционных потоков [Declaration, 2008], которая получила развитие в ходе второго заседания Регионального консультативного саммита ИГАД по вопросам миграции в Аддис-Абебе в 2012 г. Действуя на основе международных соглашений (табл.), страны ИГАД смогли наладить обмен информацией в области контроля над миграцией, а также получили возможность финансирования своих проектов помощи внутренне перемещенным лицам (ВПЛ) и беженцам со стороны международных фондов и стран-доноров. В результате страны ИГАД не только смогли сблизить национальное законодательство с международными нормативными обязательствами в области миграции [IGAD, 2012], но и смогли предложить другим странам собственные подходы к разрешению миграционных кризисов. В Найробийской декларации 2017 г., касающейся ситуации в Сомали, страны ИГАД взяли на себя обязательства в отношении обеспечения доступа беженцев к образованию и средствам к существованию, а также создания благоприятных условий для их безопасного добровольного возвращения и реинтеграции на родине [Nairobi, 2017].
В то же время ни одно из внутриафриканских соглашений в области миграции не ратифицировано одновременно всеми странами ИГАД (табл.), что существенно затрудняет формирование коллективного ответа входящих в нее стран на соответствующие вызовы. Более того, неблагоприятная гуманитарная ситуация, сложившаяся в результате внутриполитических конфликтов и столкновений, приводит к активизации миграционных процессов в странах региона. Ограничения и локдауны, введенными странами ИГАД в контексте пандемии COVID-19, привели к экономическим потерям, а также серьезно сказались на положении беженцев, ограничив их право на передвижение и став препятствием к получению ими доступа к убежищу.
В настоящее время в границах стран ИГАД сконцентрировано более 4,5 млн беженцев и искателей убежища, а также 12,6 млн ВПЛ. О роле региона в международных миграционных процессах свидетельствует тот факт, что на страны ИГАД приходится 55% всех вынужденных переселенцев в регионе Африки южнее Сахары (в том числе 65% всех беженцев) и 23% их общей численности в мире.
Таблица Основные соглашения по вопросам миграции с участием стран ИГАД

Страна	1	2	3	4	5	6
Джибути	+	+	±	+	+	±
Эфиопия	+	+	+	+	+	–
Кения	+	+	+	–	+	±
Сомали	+	+	±	+	+	±
Судан	+	+	+	–	+	±
Южный Судан	+	+	+	+	+	±
Уганда	+	+	+	+	+	±
Эритрея	–	–	±	±	+	–

Примечания: + документ ратифицирован;
±
документ подписан, но не ратифицирован; – документ не подписан. ¹ Конвенция Организации объединенных наций о статусе беженцев [Convention, 1951]. ² Протокол Организации объединенных наций о статусе беженцев [Protocol, 1967]. ³ Конвенция Организации африканского единства о конкретных аспектах проблем беженцев в Африке [Convention, 1963]. ⁴ Конвенция Африканского союза о защите и помощи внутренне перемещенным лицам в Африке [African, 2012]. ⁵ Декларация Хартумского процесса [Declaration, 2015]. ⁶ Протокол Африканского экономического сообщества о свободном передвижении лиц [Protocol, 2018].
Таким образом, между странами ИГАД сложились масштабные и устойчивые миграционные связи, реализуются общие принципы политики в области миграции, что свидетельствует о формировании в регионе единой миграционной системы. Большинство стран ИГАД имеют крупные диаспоры как в соседних государствах, так и за рубежом. Социальные, экономические, политические и культурные связи между соотечественниками, проживающими в странах исхода мигрантов и в диаспорах заграницей, соединяют Восточную Африку с соседними странами континента, а также со странами ЕС, монархиями Персидского залива, ЮАР, США и Канадой, в которых находятся конечные пункты миграционных маршрутов.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Страны ИГАД, исходя из типа миграционных связей между ними и остальным миром, можно объединить в две группы: 1) продуценты беженцев для самого региона Восточной Африки и других стран: Сомали, Эфиопия, Эритрея, Судан и Южный Судан; 2) предоставляющие убежище беженцам из стран первой группы или служащие для них транзитным регионом на пути в страны аккумуляции миграционных потоков: Кения, Уганда и Джибути.
Это деление относительно: большинство стран ИГАД одновременно продуцируют потоки беженцев и мигрантов, а также предоставляют свою территорию под их размещение и транзит. Разница между группами заключается в балансе между численностью принятых и отправленных за границу беженцев. Передвижение беженцев, ВПЛ и трудовых мигрантов в миграционной системе Восточной Африки происходит по четырем важнейшим международным маршрутам [Migration, 2021; 2022]: 1) маршрут Африканского Рога, по которому происходит передвижение беженцев между Эфиопией, Сомали, Эритреей и соседними странами ИГАД. Большинство передвигающихся по нему – сомалийцы и граждане Эфиопии; 2) Восточный маршрут используется мигрантами из стран Восточной Африки (в особенности, Эфиопии и Сомали), которые следуют через Джибути, Сомали и Йемен преимущественно в Саудовскую Аравию и другие нефтедобывающие страны Аравийского полуострова. Далее часть мигрантов продолжает свой путь и, минуя Иран, Ирак и Турцию, попадает в ЕС через Грецию и Болгарию. Таким образом, этот маршрут продолжается морским и сухопутным Восточно-Средиземноморскими маршрутами; 3) Южный маршрут проходит через Кению, Уганду и оканчивается в ЮАР. Им пользуются, прежде всего, мигранты из Сомали, Эфиопии и Южного Судана; 4) Северным маршрутом пользуются беженцы и мигранты из Эфиопии, Эритреи, Сомали и Южного Судана, желающие достичь стран ЕС. Он проходит через Северную Африку; его ветви направлены в Италию и Испанию, продолжаясь соответственно морским Центрально-Средиземноморским и морским Западно-Средиземноморским маршрутами. Еще одна ветвь пролегает через Египет и Израиль (Синайский маршрут), арабские страны Азии и Турцию, вливаясь в Восточно-Средиземноморский сухопутный и морской маршруты.
Кроме международных маршрутов, в регионе существуют устойчивые миграционные коридоры, связывающие несколько стран ИГАД – например, Уганду и Южный Судан, Кению и Сомали. Центральное место в миграционной системе стран ИГАД занимает Эфиопия, через которую проходят международные миграционные маршруты из стран ИГАД в Европу и монархии Персидского залива – это обусловлено как собственно демографическим потенциалом Эфиопии, так и ее географическим положением на границе с крупнейшими в регионе продуцентами беженцев – Сомали, Суданом и Южным Суданом. Всего же в Эфиопии нашли убежище граждане 19 стран [Operational, 2022]. В настоящее время в стране находится более 5 млн вынужденных переселенцев – больше, чем в любой другой стране ИГАД, и их численность в последние годы постоянно растет.
Эфиопия активно участвует в выработке совместной с другими странами ИГАД миграционной политики. В 2004 г. на основе международных и региональных договоров с участием Эфиопии было принято национальное Постановление о беженцах, зафиксировавшее переход в политике по отношению к беженцам: от предоставления им базовых услуг – к более прогрессивной модели, основанной на признании их прав. В 2019 г. парламент Эфиопии принял поправки к действующему национальному закону о беженцах, который предоставляет беженцам право работать и проживать вне лагерей, получать доступ к социальным и финансовым услугам, официально регистрировать в стране акты гражданского состояния [Ethiopia, 2020–2021].
Почти половину (43%, или 392 тыс. в 2021 г.) всех беженцев в Эфиопии составляли выходцы из Южного Судана, 28% – сомалийцы, 18% – эритрейцы, менее 6% – выходцы из Судана. Подавляющее большинство беженцев сосредотачивались в пограничных со страной их исхода областях Эфиопии: граждане Южного Судана – в Гамбеле, сомалийцы – в провинции Сомали, эритрейцы – в Тыграе и Афаре, суданцы – в Бенишангуль-Гумузе. Единственное исключение составляет столичная территория Аддис-Абеба: она находится в центре Эфиопии, но, благодаря наличию крупнейшего регионального авиационного хаба, откуда беженцы имеют возможность вылететь во многие страны мира, притягивает беженцев со всей страны.
Долгое время Эфиопия относилась к группе стран региона, которые принимали большие по численности потоки беженцев по сравнению с теми, которые они продуцировали. Однако во второй половине 2010-х годов страну захлестнула волна межэтнических столкновений, в которых погибли тысячи человек: они потрясли провинции Сомали, Оромия, Бенишангуль-Гумуз, Амхара и даже Аддис-Абебу. В значительной степени эскалация насилия была обусловлена политическим кризисом, вызванным развалом правящего с 1991 г. националистического Революционно-демократического фронта эфиопских народов (РДФЭН), который по инициативе премьер-министра Абия Ахмеда Али был преобразован в 2018 г. в Партию процветания [Лошкарёв, Копытцев, 2021]. В результате гражданской войны и усугубившей ситуацию засухи более 1 млн человек столкнулись с угрозой голода [Ethiopia National, 2022]. В результате миллионы граждан страны были вынужденных покинуть свои дома, став ВПЛ.
В настоящее время в стране насчитывается более 4,2 млн ВПЛ; военные конфликты и насилие стали причиной перемещения населения в 80% случаев, остальные 20% обусловлены в основном засухой и другими природными катаклизмами. Большая часть ВПЛ приходилось на три провинции Эфиопии: Тыграй (1,8 млн), Амхара (1,4 млн), Афар (470 тыс.); значительное количество ВПЛ было сосредоточено в провинциях Сомали и Оромия [DTM, 2021]. Растет число беженцев-граждан Эфиопии, которые хотят уехать из своей страны. По данным ООН, только за февраль 2022 г. страну покинули 18683 чел., что на 6% больше, чем месяцем ранее. Большинство беженцев выражали желание направиться в Саудовскую Аравию (43,7%), Джибути (17,0%), ОАЭ (4,4%) и Сомали (3,9%), используя Восточный миграционный маршрут; некоторые планировали по Южному маршруту уехать в Кению (4,9%) и ЮАР (4,4%); остальные намеривались переехать в страны ЕС по Северному маршруту [Flow, 2022]. Таким образом, несмотря на постоянные депортации эфиопских граждан, Саудовская Аравия остается наиболее привлекательной для миграции из Эфиопии страной. По оценкам 2021 г., в Саудовской Аравии проживали не менее 750 тыс. эфиопских граждан, из них около 450 тыс., вероятно, прибыли в страну нелегально и могут быть депортированы, повторив судьбу 320 тыс. своих сограждан, отправленных обратно в Эфиопию в рамках саудовской программы по высылке мигрантов, запущенной еще в 2017 г. [Ethiopia: Hundreds, 2022].
Многие эфиопские беженцы вынуждены на долгое время останавливаться в транзитных странах по пути своего маршрута. Так, в Судане к началу 2022 г. находятся около 72 тыс. беженцев из Эфиопии – в основном, из Тыграя [Overview, 2022], около 22 тыс. – в Сомали [UNHCR, 2022], более 13 тыс. – в Джибути [Djibouti, 2022], более 10 тыс. – в Кении [Operational, 2022].
По общей численности вынужденных переселенцев в Восточной Африке Сомали уступает лишь Эфиопии и Судану. При общей численности населения около 16 млн человек Сомали долгое время остается одним из лидеров в мире по численности ВПЛ – около 3 млн человек; сомалийская диаспора за рубежом составляет около 2 млн [Kleist, Abdi, 2021], из которых более 573 тыс. – беженцы в странах ИГАД (прежде всего, в Кении, Эфиопии и Уганде) [Horn, 2022]. Через территорию Сомали проходит Восточный миграционный маршрут – в результате в стране задержались 32 тыс. беженцев (в основном, из Эфиопии), следовавших в аравийские страны [External, 2021]; большинство из них – в Сомалиленде. В настоящее время миграционная политика Сомали в сотрудничестве с международными гуманитарными организациями, странами ИГАД и мигрантскими ассоциациями сомалийской диаспоры направлена на репатриацию сомалийских беженцев на родину [Горохов, Агафошин, Дмитриев, 2020]. В 2013 г. правительства Кении и Сомали, а также Управление верховного комиссара по делам беженцев (УВКБ) ООН достигли согласия в этом отношении: финансирование проекта по репатриации в объеме 50 млрд евро взял на себя Чрезвычайный целевой фонд ЕС для Африки, а организацию самого перемещения – УВКБ ООН; кроме того, ЕС выделил 10 млрд евро на борьбу с засухой [Migration, 2016]. В 2021 г. федеральное правительство Сомали на основе комплексного подхода утвердило национальную стратегию долгосрочных решений на 2020–2024 гг. для устранения коренных причин миграции и их последствий. В настоящее время репатриация в Сомали продолжается, и к 2022 г. в страну вернулись почти 135 тыс. беженцев, более 85% которых ранее находились в Кении.
Уганда входит в число ведущих стран, принимающих беженцев, не только в ИГАД, но и в мире в целом. К началу 2022 г. в Уганде концентрировались почти 1,6 млн беженцев: более 60% их составляют граждане Южного Судана, около 30% беженцев прибыли из Демократической Республики Конго, около 4% – из Сомали [Operational, 2022]. Миграционный коридор между Угандой и Южным Суданом по числу беженцев, перемещающихся по нему, лидировал в Восточной Африке; кроме того, через страну проходит одна из ветвей Южного миграционного маршрута.
В 2006 г. Уганда приняла Закон о беженцах [The Refugees, 2006], который получил высокую оценку во всем мире как «самый прогрессивный закон о беженцах в Африке», отвечающий международным стандартам их защиты [Ahimbisibwe, 2020]. Согласно ему, беженцы живут в поселениях в принимающих общинах и имеют право на работу, а также доступ к здравоохранению, субсидируемому начальному образованию и прочим гарантированным государственным услугам наравне с гражданами Уганды. В 2008 г. в Уганде дополнительно также был принят закон о предотвращении торговли людьми.
В 2015 г. цели по улучшению положения беженцев были включены в Национальный план развития страны, а в 2018 г. была принята Стратегическая программа расширения прав и возможностей беженцев и принимающего населения, поддерживаемая ООН и Всемирным банком [Refugee, 2017]. В Программе устанавливался принцип, в соответствии с которым не менее 30% всех гуманитарных мероприятий для беженцев должны быть нацелены на потребности принимающей общины; в результате при участии международного финансирования в стране были созданы сельскохозяйственные кооперативы и фермы, построены больницы и школы, в которых работали, лечились и учились как беженцы, так и угандийцы. Правительство Уганды планирует к 2025 г. обеспечить социальное, экономическое и финансовое включение беженцев и принимающих общин в местные планы развития. Однако, несмотря на, в целом, положительный опыт Уганды по приему беженцев, между местными жителями и беженцами существуют разногласия по вопросам землепользования; 80% беженцев в Уганде живут за чертой бедности и фактически не получают никакой помощи [Hargrave, Mosel, Leach, 2020].
Если по численности размещенных в стране беженцев в Восточной Африке лидирует Уганда, то по их доле в населении страны – Джибути, где находится штаб-квартира ИГАД. Джибути занимает ключевую позицию на Восточном миграционном маршруте между странами Африки и Ближнего Востока, предоставила убежище 14 тыс. сомалийцев, 13 тыс. эфиопов, 6 тыс. йеменцев и др. [Djibouti, 2022]. Беженцы составляют 3,5% населения страны, что ставит ее по этому показателю на 8 место в мире [These 10]. Джибути проводит миграционную политику в соответствии с соглашениями, заключенными между странами ИГАД, и активно сотрудничает с Международной организацией по миграции с целью предотвращения незаконной миграции и улучшения условий жизни беженцев.
Сложная гуманитарная ситуация, сложившаяся в Южном Судане [Денисова, Костелянец, 2022], заставила покинуть страну 2,3 млн человек (4 место в мире и первое – в Африке среди стран-продуцентов беженцев); их число растет, несмотря на частичное закрытие границ из-за пандемии COVID-19 в 2021 г. В стране насчитывалось более 2 млн ВПЛ и около 300 тыс. беженцев из соседних государств – в основном, из Судана [Operational, 2022]. По данным на 2021 г., 8,3 млн человек в Южном Судане, то есть более 2/3 населения страны остро нуждаются в гуманитарной, прежде всего продовольственной, помощи [The South]. Дальнейший рост числа беженцев из Южного Судана, для которого есть все основания, может привести к крупнейшему миграционному кризису в Африке, который затронет в первую очередь страны ИГАД, а в дальнейшем, возможно, и страны ЕС, Ближнего Востока и Южной Африки. В настоящее время около 98% беженцев из Южного Судана сосредоточено в пяти странах ИГАД: Уганде (41%), Судане (34%), Эфиопии (17%) и Кении (6%) [Operational, 2022].
Правительство страны осознает всю остроту проблемы беженцев, и его политика направлена на возвращение сограждан на родину, а ВПЛ – в традиционные районы их проживания. В этой связи правительства Южного Судана и Судана в 2020 г. при поддержке ИГАД и УВКБ ООН приступили к реализации совместной инициативы по мобилизации международной поддержки для репатриации беженцев и ВПЛ, на основе которой был выработан Региональный план реагирования на проблемы беженцев (Regional Refugee Response Plan) в Южном Судане. Несмотря на растущие масштабы миграционного кризиса в Южном Судане, Региональный план остро нуждался в финансировании со стороны международного сообщества: за 2021 г. он получил лишь 21% необходимого годового объема денежных средств, а к концу марта 2022 г. недостаток финансирования составлял уже 95% [South, 2022].
В Судане также сложилась кризисная миграционная ситуация. В настоящее время он принимает более 1,1 млн беженцев, и на его территории сосредоточено около 3 млн ВПЛ; одновременно Судан занимает шестое место в мире по объему продуцируемых потоков беженцев [The 10]. Большинство беженцев в Судане – граждане соседних стран: около 800 тыс. (71% беженцев) выходцев из Южного Судана, 129 тыс. – из Эфиопии и 72 тыс. – из Эритреи. Кроме того, Судан, занимая центральное положение на Северном миграционном маршруте, аккумулирует большое количество беженцев – жертв военных конфликтов из Сирии (93 тыс., или 8% общего числа беженцев), а также ЦАР, Чада и Йемена [Overview, 2022].
Более 3 млн ВПЛ в Судане – результат многолетних религиозно-этических конфликтов в Дарфуре и Кордофане. Более 80% всех ВПЛ в стране сосредоточены в пяти провинциях: Северном, Южном, Центральном и Западном Дарфуре, а также Южном Кордофане. Несмотря на все попытки урегулирования со стороны международного сообщества и стран ИГАД, которые пытались выступать в качестве посредников между сепаратистскими движениями и официальными властями страны, эти конфликты продолжаются до настоящего времени. В настоящее время усилия УВКБ ООН совместно с правительством Судана и международными спонсорами направлены на обеспечение безопасности и гуманитарной помощь ВПЛ и беженцам в стране.
Около 500 тыс. человек (10% населения Эритреи) в настоящее время живут в качестве беженцев в Судане, Эфиопии, Египте и других странах Африки по ходу Северного миграционного маршрута [The 10]. Именно этим маршрутом пользуются большинство эрирейцев для того, чтобы попасть в страны ЕС. Численность эритрейской диаспоры в мире оценивается более чем в 1 млн человек [Horwood, Hooper, 2016]: большинство из них – молодые люди в возрасте от 18 до 40 лет, которые спасаются от всеобщей воинской повинности. Эритрейские беженцы, покидая страну нелегально и следуя по Северному миграционному маршруту, уязвимы для торговли людьми и других форм эксплуатации мигрантов, а большая эритрейская диаспора в Европе и Америке является для преступников источником выкупа.
До настоящего времени Эритрея не подписала большинства международных конвенций о беженцах, однако она является частью Хартумского процесса, направленного на активное предотвращение и борьбу с торговлей людьми между Африканским Рогом и Европой; также у страны отсутствует национальное законодательство в области защиты просителей убежища и беженцев.
В настоящее время Кения остается одной из ведущих стран Африки, принимающих беженцев. К началу апреля 2022 г. на территории страны размещались 548 тыс. беженцев и искателей убежища, большинство из которых прибыли из Сомали (54%), Южного Судана (25%), ДРК (9%) и Эфиопии (6%) [Operational, 2022]. Кроме того, в Кении насчитывается почти 400 тыс. ВПЛ, появление которых стало результатом межэтнических столкновений в бывшей провинции Рифт-Вэлли [Gettleman, 2008].
В соответствии с Найробийской декларацией, а также двусторонними кенийско-сомалийскими соглашениями, Кения объявила о своем намерении закрыть все лагеря беженцев к концу июня 2022 г. Президент Ухуру Кениата обратился в УВКБ ООН с требованием разработать соответствующий план. Кения и УВКБ ООН, как утверждается в их совместном заявлении, «согласны с тем, что лагеря беженцев не являются долгосрочным решением проблемы принудительного перемещения» [Kenya, 2022], и обязуются работать вместе над поиском альтернативных решений, в соответствии с Глобальным договором о беженцах – содействовать их репатриации либо интеграции и натурализации в стране пребывания. Речь идет, прежде всего, о крупнейших в регионе лагерях Какума и Дадааб, в которых находятся более 430 тыс. человек. Основными причинами их закрытия кенийское правительство назвало экономический кризис в стране, обусловленный трехлетней засухой и последствиями пандемии COVID-19, а также деятельностью среди беженцев вербовщиков сомалийской экстремистской группировки «Аш-Шабаб» (запрещена в РФ) [Dmitriev, Zakharov, Gorokhov, 2020]. Тем не менее представляется маловероятной репатриация из Кении такого числа беженцев, к тому же – в столь короткие сроки. В 2022 г. ЕС выделяет 15 млн евро на гуманитарную помощь Кении, в том числе 2 млн – на борьбу с засухой, что явно недостаточно даже для решения проблемы беженцев в этой стране [European, 2022].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, современную миграционную ситуацию в регионе Восточной Африки в границах ИГАД можно характеризовать как критическую. Сомали, Судан, Эритрея, Эфиопия, Южный Судан и их более благополучные соседи страдают от взаимосвязанных и усугубляющих друг друга кризисов, включая вооруженные конфликты, внутриобщинную напряженность и климатические бедствия, которые приводят к масштабному росту численности в регионе беженцев и ВПЛ – то есть к миграционному кризису.
Этот термин широко вошел в общественный дискурс благодаря событиям 2014–2016 гг. и использовался для описания социально-экономических и политических последствий прибытия в Европу миллионов беженцев и экономических мигрантов из стран Ближнего Востока и Северной Африки [Рязанцев, 2021]. Согласно нашим расчетам, в конце 2016 – начале 2017 гг., когда окончилась острая фаза Европейского миграционного кризиса, в Европе было немногим более 3,6 млн беженцев и искателей убежища, а также 318 тыс. ВПЛ. Таким образом, на Европу в начале 2017 г. приходилось всего 6,6% вынужденных переселенцев от их общего числа в мире (в том числе 15,7% беженцев и 0,9% ВПЛ) [UNHCR, 2018-2019; UNHCR Refugee]. В странах ИГАД на начало апреля 2022 г. было сосредоточено более 17 млн вынужденных переселенцев, что в 4,3 раза больше, чем их было в Европе в январе 2017 г., а доля стран ИГАД в общей численности вынужденных переселенцев в мире превышала европейскую в те же временные периоды в 3,5 раза.
Еще более выразителен показатель уровня нагрузки вынужденными переселенцами для стран Европы и ИГАД, который свидетельствует, что нынешний кризис для Восточной Африки – значительно более тяжелое бремя, чем Европейский миграционный кризис – для государств ЕС. Так, численность вынужденных переселенцев к январю 2017 г. составляла 878 человек на 100 тыс. жителей Европы, в то время как для стран ИГАД на апрель 2022 г. – 5659 человек на 100 тыс., то есть почти в 6,5 раз больше! Для некоторых стран ИГАД этот показатель еще выше: в Южном Судане – 20285, Сомали – 17809, Судане – 9281 человек на 100 тыс. населения. При этом для наиболее пострадавших от миграционного кризиса стран Европы этот показатель был значительно ниже – 3308 человек на 100 тыс. жителей Швеции и 1710 человек – Германии (рассчитано авторами по: [UNHCR Global Appeal 2018–2019; UNHCR Refugee; World]).
Таким образом, миграционный кризис в регионе Восточной Африки по своим масштабам и влиянию на страны региона превосходит Европейский и может привести к негативным последствиям в глобальном масштабе в случае, если мировое сообщество не использует имеющиеся ресурсы – политические и финансовые – для решения всего комплекса проблем, вызвавших этот кризис. Уже сейчас беженцы из стран Африки составляют значительную долю среди мигрантов в Европе; к 2050 г., по некоторым прогнозам, если гуманитарная ситуация на континенте не изменится, численность европейцев африканского происхождения может достичь 150 млн человек [National], среди которых, учитывая современные миграционные тенденции, значительную часть будут составлять уроженцы стран ИГАД.