Реакция конфессионального пространства Эфиопии на изменение религиозной политики в середине XIX – начале XXI веков
Выпуск
2023 год
№ 4
DOI
10.31857/S086919080025856-8
Авторы
Страницы
198 - 210
Аннотация
В статье анализируются изменения государственной политики Эфиопии по отношению к религиозным организациям с фокусом на период 1855–1991 гг. Определено влияние этих изменений на структуру конфессионального пространства государства до 2015 г. Показано, что положение Эфиопской православной церкви (ЭПЦ), которая занимает особое место в истории Эфиопии, в рассматриваемый период менялось. В 1855–1930 гг. эта религиозная организация пользовалась широкой поддержкой власти, а развитие конфессионального пространства Эфиопии подчинялось принципу «одна страна, одна вера». В это время сложились три конфессиональные зоны: северо-западная православная зона, восточная мусульманская зона и юго-западная этнорелигиозная зона. Поддержка ЭПЦ проявлялась в том числе и в ограничении деятельности отличных от нее религиозных организаций. В 1930–1991 гг. религиозная политика Эфиопии ориентировалось на принцип «чья земля, того и вера». Несмотря на сохранение за ЭПЦ особого статуса, ряд исламских организаций получили с ней равные права, что позволило им расширить миссионерскую деятельность. В результате образовалась центральная поликонфессиональная зона, где основными конкурирующими религиями выступали ислам и православие. С 1991 г. религиозная политика в Эфиопии адаптировала принцип «нет границ, только люди». В это время были ликвидированы практически все правовые барьеры для работы религиозных организаций. Закономерное усиление религиозной конкуренции привело к реконфигурации конфессионального пространства страны за счет расширения деятельности «нетрадиционных» для Эфиопии конфессий, особенно протестантизма, который стал крупнейшей религией в юго-западной конфессиональной зоне и существенно расширил свое присутствие в центральной поликонфессиональной зоне. При этом в северо-западной и восточной конфессиональных зонах изменения религиозной политики носило формальный характер, на что указывает сокращение доли религиозных меньшинств. Представляется, что обозначенные изменения способствовали росту конфликтности эфиопского общества.
Получено
03.11.2024
Статья
ВВЕДЕНИЕ И ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
Эфиопия – одно из древнейших государств Африки, развитие которого неразрывно связано с Эфиопской православной церковью (ЭПЦ), занимающей особое место в его истории. ЭПЦ принадлежит к числу древневосточных православных нехалкидонских церквей. С момента своего возникновения ЭПЦ находилась в канонической зависимости от Коптской церкви, а статус автокефалии был обретен ею в 1959 г. В настоящей статье последователи ЭПЦ, вслед за официальной позицией Церкви, называются православными [The Ethiopian, 2022].
На протяжении долгого времени ЭПЦ занимала привилегированное положение, выступая символом власти хабеша – амхарско-тиграйской этно-социальной общности1, распространившей свою власть на территорию нынешней Эфиопии уже к началу ХХ в. С середины XIX в. в рамках централизации управления растущей империи использовалась политика амхаризации, предполагающая распространение атрибутов культуры амхара во всех регионах Эфиопии. Особое место среди этих атрибутов заняла православная вера, получившая статус государственной [Цыпкин, Ягья, 1989]. Благодаря этому, ЭПЦ пользовалась широкой поддержкой со стороны государства, в то время как деятельность многих других религиозных организаций оказалась «нежелательной». В свою очередь, без благословения Церкви эфиопские нэгусы не могли возглавить государство, а одобрение духовенством проводимой ими политики было важным фактором успешного правления.
С 1990-х гг. в Эфиопии обозначился тренд на либерализацию законодательства в отношении религиозной сферы, что привело к ликвидации правовых ограничений на деятельность религиозных организаций. С ростом уровня религиозной свободы увеличилась активность религиозных организаций, значительная часть которых до этого считалась «нетрадиционной» и подвергалась давлению со стороны государственных и иных институтов власти. Соответственно, уровень религиозной конкуренции в Эфиопии в последнее время резко увеличился [Горохов, 2020], что способствовало в том числе актуализации религиозного фактора в общественно-политической жизни страны и вовлечению в нее религиозных акторов. Эти процессы сопровождались ростом конфликтности межрелигиозных отношений в стране [Андреева, 2013; Антигегн, 2019], что вызывает определенное беспокойство на фоне растущей конфронтации религиозных и этнорелигиозных акторов в соседних странах [Захаров и др., 2020].
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
Изменения в сфере государственного регулирования деятельности религиозных организаций достаточно быстро привели к серьезным структурным преобразованиям конфессионального пространства Эфиопии. В рамках настоящей статьи автор ставит своей целью определить, как изменение религиозной политики, проводимой в ходе централизации Эфиопии и на современном этапе, повлияли на сдвиги в конфессиональном пространстве страны. Под конфессиональным пространством в статье понимается развивающаяся во времени система отношений, во-первых, между социальными общностями, образованными совокупностями религиозно идентифицирующих себя индивидуумов, и, во-вторых, между этими же общностями и создаваемыми в результате их деятельности культовыми и внекультовыми объектами [Горохов, 2020, с. 37]. Для достижения поставленной цели в работе рассмотрен историко-политический контекст взаимодействия религий Эфиопии с фокусом на религиозную политику, проводимую ее правителями вплоть до конца ХХ в., а также сдвиги в конфессиональном пространстве страны на основе доступной конфессиональной статистики.
Теоретическую базу исследования составили работы, рассматривающие особенности религиозной политики Эфиопии и специфику конфессиональных отношений в стране на разных исторических этапах. Особое значение имели труды Р.Н. Исмагиловой [Исмагилова, 2018], В.М. Кассае Ныгусие [Кассае Ныгусие, 2016], С. Каплана [Kaplan, 2021], Ю.М. Кобищанова [Кобищанов, 1981], И. Левина [Левин, 1936], Э.С. Львовой [Львова, 2009], Х.Г. Маркус [Marcus, 1975], Т. Остебе [Østebø T., 2014], С. Панхёрст [Pankhurst, 1955], Р. Панкхёрст [Pankhurst, 1968; Pankhurst, 1990], Г.В. Цыпкина и В.С. Ягья [Цыпкин, Ягья, 1989; Ягья , 1978; Ягья, 1980] и др.
Источники конфессиональной статистики представлены базой данных The Association of Religious Data Archives [Brown, James, 2020], охватывающая период с 1800 по 2015 гг., а также переписи населения Эфиопии за 1984, 1994, 2007 гг., позволяющие получить представление о конфессиональной структуре регионов страны [Ethiopia…, 2023].
РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
Особенности религиозной политики в период централизации Эфиопии. Политической централизации Эфиопии предшествовал исторический период «Земане месафинт» – «эпоха или время князей» (1769–1855). Это время характеризуется усилением феодальной раздробленности, сопровождающейся конфликтами многочисленных государственных образований, сформированных по религиозному и этническому признаку. Турбулентность общественно-политической жизни сопровождалась распространением высоких эсхатологических ожиданий населения, которое готовило себя к скорейшему приходу мессии. Целью мессии должно было стать воссоздание Великой Эфиопии, которая олицетворяет «идеал христианского государства, существовавшего во времена Аксума, хотя и потускневший в результате мусульманских захватов…». [Черная…, 2016]. Значение этого «идеала» объясняется тем, что Аксумское царство является колыбелью восточного христианства в Эфиопии, которое было принято в качестве государственной религии уже при царе Эзана (ок. 325–360). «Очагом» распространения этой религии в государстве считается г. Аксум (северо-западный регион Тыграй), где возникли первые общины и монастыри ЭПЦ. С деятельностью Церкви было связано развитие духовной культуры, образования. В силу традиции, носители амхарского языка имели значительную привилегию в получении церковного образования вплоть до середины ХХ в.2 Соответственно, распространение грамотности по большей части ограничивалось представителями народа амхара и в меньшей степени тиграи (самоназвание – тыграй), составляющими правящий класс [Pankhurst, 1990].
Теодрос II. Первые шаги на пути создания единого централизованного государства были предприняты Теодросом II (годы правления 1855–1868) – уроженцем амхарского региона Гондар. Во время церемонии коронации, состоявшейся в 1855 г., новый император Эфиопии поклялся собрать под своей властью все провинции, которые в прошлом входили в состав империи. Главным результатом этого намерения становится присоединение королевств Шоа и Уолло.
Еще в 1854 г. взамен на поддержку в деле централизации страны император заключил договор с главой ЭПЦ абуной Сэлама III, таким образом предоставив Церкви монополию над духовной сферой в государстве. Теодрос II активно способствовал распространению христианства и следил за строгим соблюдением религиозных канонов, прибегая порой к радикальным методам. Указом 1864 г. он объявил мятежниками общины мусульман и иудаистов-фалаша, которые проживали на северо-западе современной Эфиопии, в случае их отказа от перехода в православие [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 38–45]. Параллельно с этим император попытался ограничить экономическое могущество ЭПЦ, но духовенство сумело скоординировать свои действия и дать отпор Теодросу II. За это, несмотря на свою приверженность религиозным идеалам, он был предан анафеме первосвященником3. Усиливающаяся в ЭПЦ критика действий императора на фоне роста недовольства феодалов, особенно тыграйских, и изменившихся внешнеполитических условий вылилось в англо-эфиопскую войну 1867–1868 гг., повлекшую за собой гибель Теодроса II [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 41–62].
Таким образом, разработанная Теодросом II модель централизации, помимо военной мощи, должна была опираться на объединяющую силу ЭПЦ, которая представляла собой альтернативу феодализму, базирующемуся на этническом или этнорелигиозном принципе. Однако, из-за непоследовательности проведения реформ и постоянных мятежей, их закрепления не произошло, а смерть императора привела к откату страны обратно к феодальной раздробленности.
Йоханныс IV. После затяжной борьбы за власть трон занял Йоханныс IV (годы правления 1872–1889) – один из наиболее влиятельных феодалов Тыграя. В своем правлении новый император продолжил политику централизации государства, сохранив приверженность принципу «одна страна, одна вера», принятый его предшественником. Йоханныс IV предпринимает решительные действия по объединению церкви, которая столкнулась с проблемой раскольничества. Создание объединенной церкви стало возможным после 1878 г., когда был созван собор в Бору-Меда, предавший ереси анафеме и провозгласивший толк «тоуахдо» – отсюда название Эфиопской православной церкви «Соединения» (Тоуахдо). Преодоление раскола церкви сопровождалось серьезной поддержкой ЭПЦ и усилением фаворитистской религиозной политики. В частности, властями были изданы законы, предписывающие нехристианам перейти в «истинную веру»; для мусульман в течение 2 лет, для последователей других религий в течение 5 лет. При этом для представителей политической элиты переход в христианство должен был быть незамедлительным [Gabre Sellasie, 1975, с. 58]. Более того, в 1879–1899 гг. ислам в Эфиопии и вовсе оказался под запретом, что сопровождалось уничтожением многих мусульманских реликвий, культовых сооружений, рукописей и т.п., а также обострением отношений между мусульманами и христианами [Ahmed, 2020].
В это время происходит укрепление церковной иерархии. В 1881 г. Йоханныс IV смог добиться от Александрийского синода направления сразу четырех абун в Эфиопию. Параллельно с этим усиливаются преследования зарубежных миссионеров, которые, по мнению императора, несли угрозу целостности государства.4 Для консолидации народов растущей империи Йоханныс IV, несмотря на этническую принадлежность императора и его окружения, всячески поощрял распространение ахмарского языка и использовал его в международной корреспонденции.
Таким образом, Йоханныс IV достиг существенных успехов централизации Эфиопии, что стало важным условием для сохранения независимости от европейских держав [Gabre Sellasie, 1975, p. 161]. Однако, полному осуществлению планов по укреплению централизованной власти помешали неблагоприятные внешнеполитические условия – война с Италией и Махдистским Суданом5, способствовавших усилению оппозиции в лице Менелика.
Менелик II. Централизация власти в Эфиопии ассоциируются с именем Менелика II (годы правления 1889–1913) – правителя Шоа, сумевшим одержать победу над итальянцами. По мнению С. Панхерст, именно с этого правителя начинается современная Эфиопия [Pankhurst, 1955, p. 73]. Действительно, при нем были проведены важные реформы, в т.ч. денежная, налоговая и др., феодальные правители окончательно признали власть императора, была создана столица государства – г. Аддис-Абеба, а границы Эфиопии приблизились к современной конфигурации.
В отличии от предшественников, религиозная политика Менелика II, выходца из поликонфессионального Шоа, была более либеральной и терпимой к нехристианам [Marcus, 1975]. Тем не менее осуществление контроля над расширенной территорией Эфиопии в целом по-прежнему подчинялось принципу «одна страна, одна вера», заложенному его предшественниками – большое внимание Менелик II и его правительство6 уделяло политике амхаризации, которая особенно сильно затронула оромо и народы присоединенных территорий. Амхаризация предполагала ассимиляцию народов за счет распространения культуры, в первую очередь православия и амхарского языка. Хотя некоторые наиболее могущественные правители, ставшие вассалами императора, могли сохранить свою власть, во главу большинства из провинций государства были поставлены «люди императора» – как правило, христиане-амхара или «амхаризированные» христиане-оромо [Oliver, Sanderson, 1985; Omer, 2002].
Иясу V. После смерти Менелика II Эфиопию возглавляет внук императора лидж7 Иясу (годы правления 1913–1916) – кандидатура, вызывающая сомнения у представителей знати, так как его приход к власти усилил бы позиции оромо-мусульманской из провинции Уолло. Несмотря на это, решение о передаче трона Иясу все же было принято.
Политика Иясу V часто характеризуется как «происламская» – он прилагал усилия по налаживанию военно-политических связей с мусульманскими элитами в Эфиопии и за его пределами, что якобы имело своей целью исламизировать страну. Это вызвало недовольство ЭПЦ (в конце правления лидж и его сторонники были отлучены от Церкви) и спровоцировало дестабилизацию внутриполитической обстановки, чему активно содействовали Великобритания, Франция и Италия. Недолгое правление Иясу завершилось государственным переворотом, осуществленном во время главного церковного праздника Мэскэль, который символизирует в т.ч. победу христианства над исламом [Kaplan, 2021]. Тем не менее, как было показано В.С. Ягья, в действительности Иясу V стремился наладить эффективную систему управления, основанную на приеме равновесия власти, что нашло свое выражение в поддержке мусульманского духовенства, а не только ЭПЦ [Ягья, 1980]. Таким образом, в это время в религиозной политике впервые обозначился принцип «чья земля, того и вера».
Хайле Селассие I. За свержением Иясу V de jure последовало установление двоевластия – престол заняла дочь Менелика II Зоудиту (годы правления 1916–1930), которая управляла страной совместно с регентом расом8 Тэфэри Мэконныном (будущим Хайле Селассие I). С этими правителями ассоциируются движения староэфиопов (cтароабисинцев) и младоэфиопов (младоабисинцев): первые видели своим лидером Зоудиту, последние – Тэфэри Мэконнына. Эти движения отличались главным образом тем, что староэфиопы противились централизации Эфиопии, а младоэфиопы, напротив, видели ее своей главной целью, которая могла быть достигнута путем установления абсолютной монархии [Ягья, 1978, с. 40–41]. В контексте взаимодействия с религиозными организациями Зоудиту в своей политике стремилась сохранить самостоятельность и влияние ЭПЦ, а Тэфэри Мэконнын желал подчинить ее своей воле.
После смерти Зоудиту в 1930 г. трон официально занимает Хайле Селассие I (годы правления 1930–1974), при котором устанавливается сильная централизованная система власти. Император сохраняет привилегированное положение амхарской культуры и ЭПЦ, однако, стремясь к установлению абсолютной монархии, прилагает усилия по ограничению влияния Церкви. Так, в 1942 г. вводится «Постановление о церковной администрации», предполагающее ограничение юрисдикции церкви, введение централизации в церковное управление, повышение прозрачности финансовой деятельности ЭПЦ, взимание налогов со всех церковных земель и др. Кроме этого, государство начинает активно участвовать в подготовке и назначении на церковные должности священнослужителей, а также реорганизует учебную программу в церковных и миссионерских школах. Параллельно с этим император добивается автокефалии ЭПЦ, которая была получена в 1959 г. с соглашения коптского синода. Возглавивший ЭПЦ абуна Басилиос – первый со времен Аксума эфиоп во главе церкви – сосредоточил церковно-административную и духовную власть в стране, благодаря чему Хайле Селассие в определенной степени обезопасил себя от влияния через Коптскую церковь, а также от роста оппозиционных взглядов внутри страны [Кассае Ныгусие, 2016, с. 162–163; 194–195].
Хайле Селассие I достиг существенных успехов в подчинении ЭПЦ собственной власти и национальным интересам Эфиопии. Вместе с этим снижение влияния ЭПЦ на политику государства позволило императору в непростых внешнеполитических условиях наладить связи с мусульманскими странами [Кассае Ныгусие, 2016, с. 254] – как показывает пример Иясу V, для его предшественников это было практически невозможно. Более того, в соответствии с первой конституцией Эфиопии (1931), религиозные общины обрели равные права. Мусульмане при этом получили возможность занимать административные и военные посты. Император содействовал образованию мусульманской молодежи, жертвовал средства на строительство мечетей и др. Усилия властей по налаживанию отношений с мусульманской элитой сыграли важную роль в сохранении независимости и территориальной целостности Эфиопии в период экспансии Италии [Левин, 1936, с. 111–114].
Тем не менее Хайле Селассие уделял большое внимание православной традиции и впоследствии продолжил фаворитистскую религиозную политику своих предшественников [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 155]). Так, в 1955 г. была принята новая конституция, которая закрепила за ЭПЦ статус государственной церкви, а правительство получило возможность существенно ограничивать деятельность религиозных организаций. В новом Уголовном кодексе получили распространение видоизмененные положения из Фытха нэгест (Закон Царей) – теократического свода законов, выросшего из Коптской христианской традиции [Singer, 1970, p. 73–125].
Таким образом, при Хайле Селассие I доминирующее положение ЭПЦ сохранилось. Более того, представители духовенства заняли важные позиции в административном аппарате, а выработанные этой религиозной традицией общественно-правовые нормы распространились на всю территорию государства.
Менгисту Хайле Мариам. Рост социальной напряженности и недовольства, особенно со стороны увеличившейся мусульманской общины, в итоге привел к захвату власти «Дерг» – Высшим военным административным советом (ВВАС) в 1974 г. ВВАС ставил своей задачей избавление Эфиопии от пережитков феодализма, нищеты, неравенства, дискриминации и установление социалистического пути развития. Впоследствии власть в стране оказалась сконцентрирована в руках Менгисту Хайле Мариам (годы правления 1977–1991), уроженца южной провинции Кефа из народа консо позиционирующего себя как бариа (bariah – раб) в контраст к привилегированным амхара. Менгисту таким образом становится первым правителем нехабеша централизованной Эфиопии, который, согласно официальной позиции, еще и отрекся от ЭПЦ [Kissi, 2006].
С приходом к власти ВВАС в стране было приостановлено действие конституции и объявлено равноправие религиозных организаций, которые должны были стать важным инструментом достижения внутри- и внешнеполитических целей революции. Позитивно эти изменения сказались на положении ислама, который получил возможности повысить свое присутствие в публичной сфере. Так, важнейшие мусульманские праздники получили статус государственных, а глава уммы стал присутствовать на государственных мероприятиях совместно с первосвященником ЭПЦ. В целях консолидации мусульманской общины правительством был создан Высший исламский совет во главе с имамом Большой мечети в столице Эфиопии. Несмотря на то, что эта организация не пользовалась широкой поддержкой эфиопских мусульман, она способствовала экспансии ислама, который получил распространение в центральной и южной частях Эфиопии. При этом ЭПЦ лишилась привилегий, которыми она пользовалась раньше, часть ее имущества была конфискована, а ее внекультовая деятельность ограничена [Abbink, 1998; Ягья, 1978].
Вмешательство государства в религиозную сферу в этом время было существенным. Менгисту оказывал давление на кадровую политику ЭПЦ, благодаря чему в руководстве Церкви возникла прослойка лояльных правительству людей в том числе и на высших церковных должностях. Так, вместо арестованного абуны Феофила в 1976 г. был назначен абуна Такла Хайманот, который вопреки ожиданиям властей не оказывал содействия режиму и после смерти был заменен лояльным абуной Меркурием в 1988 г. Подчинение религиозных организаций центральной власти зачастую осуществлялось насильственными методами, давлением на духовенство, сопровождающимся дискриминацией на религиозной почве и атеистической пропагандой. Это затронуло все религиозные группы, но особенно меньшинства, в первую очередь иудаистов-фалаша [Møller, 2006], последователей Эфиопской евангелической церкви Мекане Йесус [Øyvind, 2000], мусульман и другие общины, воспринимаемы как «угроза революции» [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 352–368]. Все это вкупе с засухами привело к масштабному оттоку верующих из Эфиопии, потоки которых были направленны в Судан, Сомали, Саудовскую Аравию и др., а также в страны Европы [Агафошин, Горохов, 2020]. При этом власти по-прежнему признавали влияние ЭПЦ на население и оказывали ей поддержку, в т.ч. финансовую [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 350.]. Благодаря этому, доля православных в населении Эфиопии к середине 1980-х гг. достигла своего исторического максимума, а положение христиан в управлении страной оставалось доминирующим [Львова, 2009, с. 180].
После свержения Менгисту в 1991 г. в Эфиопии была принята новая конституция (1995), в которой закрепляется свобода вероисповедания, а религиозные организации получают возможность открыто действовать на территории всей страны. Эти изменения сопровождались стремительными структурными преобразованиями в конфессиональном пространстве Эфиопии.
Динамика конфессионального пространства Эфиопии. К концу XIX в. в конфессиональном пространстве Эфиопии выделялось три конфессиональные зоны: (1) северо-западная православная зона – территория господства ЭПЦ, включающая современные регионы Амхара и Тыграй, в пределах которой миссионерская деятельность иноверцев фактически находилась под запретом, а существовавшие здесь, в первую очередь в городах, мусульманские общины, занятые в торговле, а также общины иудаистов-фалаша подвергались христианизации; (2) восточная мусульманская зона, включающая регионы Сомали, Афар, Дыре-Дауа, Харари, в которые миссионеры если и проникали, то значимых успехов достигали редко. Тем не менее здесь существовали достаточно влиятельные христианские общины, сложившиеся как центры православной культуры или выступающие в качестве административной «верхушки» при Менелике II, (3) юго-западная этнорелигиозная9 зона, включающая центральные и южные регионы Эфиопии, в которых абсолютно преобладали последователи этнорелигий, где миссионерская деятельность была разрешена и даже поощрялась.
В ХХ в., особенно после 1930 г., конфессиональное пространство Эфиопии начинает достаточно быстро меняться прежде всего за счет конверсии последователей этнорелигий в христианство и ислам. С 1916 по 1974 гг. доля христиан в населении страны выросла с 39,0 до 53,9% (прежде всего за счет православных – с 36,0 до 48,0%), мусульман – с 25,0 до 32,3%, а доля последователей этнорелигий, соответственно, снизилась с 33,5 до 13,6% (см. табл). В пространственном отношении эти изменения привели, во-первых, к сжатию юго-западной этнорелигиозной зоны (Гамбела, Регион народов юго-запада Эфиопии, Регион наций, национальностей и народов юга, Сидама), во-вторых, к образованию центральной поликонфессиональной зоны (Оромия, Бенешангуль-Гумуз, Аддис-Абеба), в которой этнорелигии активно замещались исламом и христианством. При этом ЭПЦ, пользуюсь покровительством правительства, закрепилась в крупных населенных пунктах южных и восточных регионов Эфиопии.
При Менгисту динамика конфессиональной структуры населения замедлилась, но определенные изменения все же происходили (см. табл.). Несмотря на провозглашение равноправия христианства и ислама, экспансия последнего судя по резкому снижению темпов роста его последователей все же была ограничена. В то же время христианская община сохранила тенденцию к росту, который был обеспечен прежде всего протестантскими церквями, а также ЭПЦ, которые увеличили долю своих последователей в населении на 2,9% и 2,7% соответственно. Экспансия христианства и в меньшей степени ислама обеспечивалась конверсией адептов этнорелигий, чья доля в населении снизилась с 13,6 до 5,8%.
Таблица
Динамика доли крупнейших религиозных общин в населении Эфиопии (%), 1855–2015 гг.
Составлено по: [Brown, James, 2020].
В результате этих изменений центральная поликонфессиональная зона оказалась фактически разделена между христианством и исламом. В то же время в юго-западной этноконфессиональной зоне начала разворачиваться деятельность православных и протестантских миссионеров, что способствовало росту религиозной мозаичности в этой части страны. В северо-западной православной зоне наблюдалась противоположная тенденция, обеспеченная вытеснением и «самостоятельной аккультурацией» иудаистов-фалаша, протестантов и других меньшинств [Труды…, 1997, с. 127]. Аналогичные процессы наблюдались и в восточной мусульманской зоне. Таким образом, статистические данные указывают на том, что официальная религиозная политика Менгисту носила формальный характер, а развитие конфессионального пространства страны по-прежнему было подчинено принципу «чья земля, того и вера». Это было особенно характерно для тех регионов Эфиопии, где православие и ислам считаются «традиционными» религиями.
Изменения религиозной политики в 1990-х гг. судя по статистическим данным не носили декларативного характера, а действительно открыли возможности для работы «нетрадиционных» конфессий. Так, в 1991–2015 гг. произошел стремительный рост доли протестантов с 8,2 до 23,8%, обеспеченный в т.ч. за счет конверсии православного населения, чья доля в населении снизилась до 39,1%. Заметим, что до либерализации религиозной политики такая ситуация для Эфиопии была невозможна. Доля мусульман в населении страны продолжила медленно увеличиваться с 33,6 до 34,6%, при этом выросла доля новых для Эфиопии направлений ислама [Østebø, 2014, p. 165–184]. Результаты экспедиций отечественных исследователей в Эфиопию в 1991–92 и 2006 гг. свидетельствуют о том, что это связано с активизацией мусульманских миссионеров из Саудовской Аравии и других стран. При этом вовлеченность ислама в политические процессы, образование и культуру увеличивается, особенно в центральной части Эфиопии [Труды, 2011, с. 47–51].
Тем не менее, несмотря на либерализацию религиозной политики, в последнее время дискриминация религиозных меньшинств усиливается, что стало особенно характерно для северо-западной и восточной конфессиональных зон. Здесь положение меньшинств оставалось достаточно уязвимым на протяжении всего рассмотренного периода времени, а доля их последователей продолжает сокращаться [Ethiopia, 2023].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В рассматриваемый период изменения государственной политики по отношению к религиозным организациям сопровождались реконфигурации конфессионального пространства страны. Его развитие в 1855–1930 гг. в целом подчинялось принципу, который можно достаточно условно выразить в формуле: «одна страна, одна вера». Соотношение численности религиозных общин в это время менялось довольно медленно, а в конфессиональном пространстве страны сформировалось три конфессиональные зоны: северо-западная православная зона, восточная мусульманская зона и юго-западная этнорелигиозная зона. При этом ЭПЦ пользовалась серьезной поддержкой со стороны государства даже за пределами своего «исторического ядра», а остальные религиозные организации занимали подчиненное положение.
В 1930–1991 гг. в государственной политике по отношению к религиозным организациям определенное значение приобретает принцип «чья земля, того и вера», при котором религии, считающиеся «традиционными» для тех или иных регионов, стали пользоваться поддержкой местных властей. В это время, несмотря на сохранение за ЭПЦ особого статуса, ряд исламских организаций получили с ней равные права. Активизация как мусульманских, так и православных миссионеров, работающих прежде всего в центральной части страны, привело к постепенной реконфигурации конфессионального пространства Эфиопии – из юго-западной этнорелигиозной зоны выделилась центральная поликонфессиональная зона, где основными конкурирующими религиями стали ислам и православие.
С 1991 г. государственная политика Эфиопии по отношению к религиозным организациям претерпела либерализацию, что привело к адаптации принципа «нет границ, только люди». В это время были ликвидированы практически все правовые барьеры, запрещающие или ограничивающие деятельность религиозных организаций. Это закономерно привело к интенсификации религиозной конкуренции, в которой все активнее стали подключаться новые для Эфиопии конфессии. Особенно заметны эти сдвиги становятся при взгляде на протестантизм. Так, если до 1990-х гг. его последователи составляли незначительное меньшинство, то в настоящее время они составляют почти четверть населения страны. Достаточно быстро протестантизм стал крупнейшей религией в юго-западной конфессиональной зоне и существенно расширил свое присутствие в центральной поликонфессиональной зоне, что привело к росту их религиозной мозаичности. В то же время в северо-западной православной зоне и восточной мусульманской зоне наблюдалось некоторое снижение религиозной мозаичности за счет вытеснение религиозных меньшинств.
Таким образом, трансформация подходов к государственному регулированию деятельности религиозных организаций в Эфиопии спровоцировала стремительные преобразования конфессионального пространства страны. Это находит свое отражение не только в изменении соотношения численности религиозных общин и реконфигурации конфессиональных зон – параметрам, подчиняющихся эмпирическому измерению, но и в более глубинных сдвигах, формализация которых затруднительна. Эти сдвиги проявились в том числе в росте конфликтности, которая усилилась в ходе интенсификации конкуренции между религиозными организациями, а также между этническими и этнорелигиозными движениями.
Эфиопия – одно из древнейших государств Африки, развитие которого неразрывно связано с Эфиопской православной церковью (ЭПЦ), занимающей особое место в его истории. ЭПЦ принадлежит к числу древневосточных православных нехалкидонских церквей. С момента своего возникновения ЭПЦ находилась в канонической зависимости от Коптской церкви, а статус автокефалии был обретен ею в 1959 г. В настоящей статье последователи ЭПЦ, вслед за официальной позицией Церкви, называются православными [The Ethiopian, 2022].
На протяжении долгого времени ЭПЦ занимала привилегированное положение, выступая символом власти хабеша – амхарско-тиграйской этно-социальной общности1, распространившей свою власть на территорию нынешней Эфиопии уже к началу ХХ в. С середины XIX в. в рамках централизации управления растущей империи использовалась политика амхаризации, предполагающая распространение атрибутов культуры амхара во всех регионах Эфиопии. Особое место среди этих атрибутов заняла православная вера, получившая статус государственной [Цыпкин, Ягья, 1989]. Благодаря этому, ЭПЦ пользовалась широкой поддержкой со стороны государства, в то время как деятельность многих других религиозных организаций оказалась «нежелательной». В свою очередь, без благословения Церкви эфиопские нэгусы не могли возглавить государство, а одобрение духовенством проводимой ими политики было важным фактором успешного правления.
1. Генезис этой общности и политики «амхаризации», о которой речь пойдет далее, достаточно подробно рассматривается отечественным историком-эфиопистом С.Б. Чернецовым [Чернецов, 1977].
С 1990-х гг. в Эфиопии обозначился тренд на либерализацию законодательства в отношении религиозной сферы, что привело к ликвидации правовых ограничений на деятельность религиозных организаций. С ростом уровня религиозной свободы увеличилась активность религиозных организаций, значительная часть которых до этого считалась «нетрадиционной» и подвергалась давлению со стороны государственных и иных институтов власти. Соответственно, уровень религиозной конкуренции в Эфиопии в последнее время резко увеличился [Горохов, 2020], что способствовало в том числе актуализации религиозного фактора в общественно-политической жизни страны и вовлечению в нее религиозных акторов. Эти процессы сопровождались ростом конфликтности межрелигиозных отношений в стране [Андреева, 2013; Антигегн, 2019], что вызывает определенное беспокойство на фоне растущей конфронтации религиозных и этнорелигиозных акторов в соседних странах [Захаров и др., 2020].
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
Изменения в сфере государственного регулирования деятельности религиозных организаций достаточно быстро привели к серьезным структурным преобразованиям конфессионального пространства Эфиопии. В рамках настоящей статьи автор ставит своей целью определить, как изменение религиозной политики, проводимой в ходе централизации Эфиопии и на современном этапе, повлияли на сдвиги в конфессиональном пространстве страны. Под конфессиональным пространством в статье понимается развивающаяся во времени система отношений, во-первых, между социальными общностями, образованными совокупностями религиозно идентифицирующих себя индивидуумов, и, во-вторых, между этими же общностями и создаваемыми в результате их деятельности культовыми и внекультовыми объектами [Горохов, 2020, с. 37]. Для достижения поставленной цели в работе рассмотрен историко-политический контекст взаимодействия религий Эфиопии с фокусом на религиозную политику, проводимую ее правителями вплоть до конца ХХ в., а также сдвиги в конфессиональном пространстве страны на основе доступной конфессиональной статистики.
Теоретическую базу исследования составили работы, рассматривающие особенности религиозной политики Эфиопии и специфику конфессиональных отношений в стране на разных исторических этапах. Особое значение имели труды Р.Н. Исмагиловой [Исмагилова, 2018], В.М. Кассае Ныгусие [Кассае Ныгусие, 2016], С. Каплана [Kaplan, 2021], Ю.М. Кобищанова [Кобищанов, 1981], И. Левина [Левин, 1936], Э.С. Львовой [Львова, 2009], Х.Г. Маркус [Marcus, 1975], Т. Остебе [Østebø T., 2014], С. Панхёрст [Pankhurst, 1955], Р. Панкхёрст [Pankhurst, 1968; Pankhurst, 1990], Г.В. Цыпкина и В.С. Ягья [Цыпкин, Ягья, 1989; Ягья , 1978; Ягья, 1980] и др.
Источники конфессиональной статистики представлены базой данных The Association of Religious Data Archives [Brown, James, 2020], охватывающая период с 1800 по 2015 гг., а также переписи населения Эфиопии за 1984, 1994, 2007 гг., позволяющие получить представление о конфессиональной структуре регионов страны [Ethiopia…, 2023].
РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
Особенности религиозной политики в период централизации Эфиопии. Политической централизации Эфиопии предшествовал исторический период «Земане месафинт» – «эпоха или время князей» (1769–1855). Это время характеризуется усилением феодальной раздробленности, сопровождающейся конфликтами многочисленных государственных образований, сформированных по религиозному и этническому признаку. Турбулентность общественно-политической жизни сопровождалась распространением высоких эсхатологических ожиданий населения, которое готовило себя к скорейшему приходу мессии. Целью мессии должно было стать воссоздание Великой Эфиопии, которая олицетворяет «идеал христианского государства, существовавшего во времена Аксума, хотя и потускневший в результате мусульманских захватов…». [Черная…, 2016]. Значение этого «идеала» объясняется тем, что Аксумское царство является колыбелью восточного христианства в Эфиопии, которое было принято в качестве государственной религии уже при царе Эзана (ок. 325–360). «Очагом» распространения этой религии в государстве считается г. Аксум (северо-западный регион Тыграй), где возникли первые общины и монастыри ЭПЦ. С деятельностью Церкви было связано развитие духовной культуры, образования. В силу традиции, носители амхарского языка имели значительную привилегию в получении церковного образования вплоть до середины ХХ в.2 Соответственно, распространение грамотности по большей части ограничивалось представителями народа амхара и в меньшей степени тиграи (самоназвание – тыграй), составляющими правящий класс [Pankhurst, 1990].
2. Первая государственная светская школа была открыта при Менелике II только в 1908 г. До этого монополистом в сфере образования была ЭПЦ (см. подробнее: [Pankhurst, 1955]).
Теодрос II. Первые шаги на пути создания единого централизованного государства были предприняты Теодросом II (годы правления 1855–1868) – уроженцем амхарского региона Гондар. Во время церемонии коронации, состоявшейся в 1855 г., новый император Эфиопии поклялся собрать под своей властью все провинции, которые в прошлом входили в состав империи. Главным результатом этого намерения становится присоединение королевств Шоа и Уолло.
Еще в 1854 г. взамен на поддержку в деле централизации страны император заключил договор с главой ЭПЦ абуной Сэлама III, таким образом предоставив Церкви монополию над духовной сферой в государстве. Теодрос II активно способствовал распространению христианства и следил за строгим соблюдением религиозных канонов, прибегая порой к радикальным методам. Указом 1864 г. он объявил мятежниками общины мусульман и иудаистов-фалаша, которые проживали на северо-западе современной Эфиопии, в случае их отказа от перехода в православие [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 38–45]. Параллельно с этим император попытался ограничить экономическое могущество ЭПЦ, но духовенство сумело скоординировать свои действия и дать отпор Теодросу II. За это, несмотря на свою приверженность религиозным идеалам, он был предан анафеме первосвященником3. Усиливающаяся в ЭПЦ критика действий императора на фоне роста недовольства феодалов, особенно тыграйских, и изменившихся внешнеполитических условий вылилось в англо-эфиопскую войну 1867–1868 гг., повлекшую за собой гибель Теодроса II [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 41–62].
3. За это абуна был заточен в тюрьму в 1864 г., где вскоре и умер.
Таким образом, разработанная Теодросом II модель централизации, помимо военной мощи, должна была опираться на объединяющую силу ЭПЦ, которая представляла собой альтернативу феодализму, базирующемуся на этническом или этнорелигиозном принципе. Однако, из-за непоследовательности проведения реформ и постоянных мятежей, их закрепления не произошло, а смерть императора привела к откату страны обратно к феодальной раздробленности.
Йоханныс IV. После затяжной борьбы за власть трон занял Йоханныс IV (годы правления 1872–1889) – один из наиболее влиятельных феодалов Тыграя. В своем правлении новый император продолжил политику централизации государства, сохранив приверженность принципу «одна страна, одна вера», принятый его предшественником. Йоханныс IV предпринимает решительные действия по объединению церкви, которая столкнулась с проблемой раскольничества. Создание объединенной церкви стало возможным после 1878 г., когда был созван собор в Бору-Меда, предавший ереси анафеме и провозгласивший толк «тоуахдо» – отсюда название Эфиопской православной церкви «Соединения» (Тоуахдо). Преодоление раскола церкви сопровождалось серьезной поддержкой ЭПЦ и усилением фаворитистской религиозной политики. В частности, властями были изданы законы, предписывающие нехристианам перейти в «истинную веру»; для мусульман в течение 2 лет, для последователей других религий в течение 5 лет. При этом для представителей политической элиты переход в христианство должен был быть незамедлительным [Gabre Sellasie, 1975, с. 58]. Более того, в 1879–1899 гг. ислам в Эфиопии и вовсе оказался под запретом, что сопровождалось уничтожением многих мусульманских реликвий, культовых сооружений, рукописей и т.п., а также обострением отношений между мусульманами и христианами [Ahmed, 2020].
В это время происходит укрепление церковной иерархии. В 1881 г. Йоханныс IV смог добиться от Александрийского синода направления сразу четырех абун в Эфиопию. Параллельно с этим усиливаются преследования зарубежных миссионеров, которые, по мнению императора, несли угрозу целостности государства.4 Для консолидации народов растущей империи Йоханныс IV, несмотря на этническую принадлежность императора и его окружения, всячески поощрял распространение ахмарского языка и использовал его в международной корреспонденции.
4. Им разрешалось работать только среди язычников, проживающих в периферийных районах.
Таким образом, Йоханныс IV достиг существенных успехов централизации Эфиопии, что стало важным условием для сохранения независимости от европейских держав [Gabre Sellasie, 1975, p. 161]. Однако, полному осуществлению планов по укреплению централизованной власти помешали неблагоприятные внешнеполитические условия – война с Италией и Махдистским Суданом5, способствовавших усилению оппозиции в лице Менелика.
5. Йоханныс получил смертельное ранение в сражении при Мэтэмэ в 1889 г.
Менелик II. Централизация власти в Эфиопии ассоциируются с именем Менелика II (годы правления 1889–1913) – правителя Шоа, сумевшим одержать победу над итальянцами. По мнению С. Панхерст, именно с этого правителя начинается современная Эфиопия [Pankhurst, 1955, p. 73]. Действительно, при нем были проведены важные реформы, в т.ч. денежная, налоговая и др., феодальные правители окончательно признали власть императора, была создана столица государства – г. Аддис-Абеба, а границы Эфиопии приблизились к современной конфигурации.
В отличии от предшественников, религиозная политика Менелика II, выходца из поликонфессионального Шоа, была более либеральной и терпимой к нехристианам [Marcus, 1975]. Тем не менее осуществление контроля над расширенной территорией Эфиопии в целом по-прежнему подчинялось принципу «одна страна, одна вера», заложенному его предшественниками – большое внимание Менелик II и его правительство6 уделяло политике амхаризации, которая особенно сильно затронула оромо и народы присоединенных территорий. Амхаризация предполагала ассимиляцию народов за счет распространения культуры, в первую очередь православия и амхарского языка. Хотя некоторые наиболее могущественные правители, ставшие вассалами императора, могли сохранить свою власть, во главу большинства из провинций государства были поставлены «люди императора» – как правило, христиане-амхара или «амхаризированные» христиане-оромо [Oliver, Sanderson, 1985; Omer, 2002].
6. С 1907 г. император начинает управлять страной через созданный и утвержденный им кабинет министров, насчитывающий девять членов (См. подобнее: [Кобищанов, 1981]).
Иясу V. После смерти Менелика II Эфиопию возглавляет внук императора лидж7 Иясу (годы правления 1913–1916) – кандидатура, вызывающая сомнения у представителей знати, так как его приход к власти усилил бы позиции оромо-мусульманской из провинции Уолло. Несмотря на это, решение о передаче трона Иясу все же было принято.
7. Лидж (амх. ребенок) – феодальный титул в Эфиопии, передающийся сыновья месафинт (князь или принц).
Политика Иясу V часто характеризуется как «происламская» – он прилагал усилия по налаживанию военно-политических связей с мусульманскими элитами в Эфиопии и за его пределами, что якобы имело своей целью исламизировать страну. Это вызвало недовольство ЭПЦ (в конце правления лидж и его сторонники были отлучены от Церкви) и спровоцировало дестабилизацию внутриполитической обстановки, чему активно содействовали Великобритания, Франция и Италия. Недолгое правление Иясу завершилось государственным переворотом, осуществленном во время главного церковного праздника Мэскэль, который символизирует в т.ч. победу христианства над исламом [Kaplan, 2021]. Тем не менее, как было показано В.С. Ягья, в действительности Иясу V стремился наладить эффективную систему управления, основанную на приеме равновесия власти, что нашло свое выражение в поддержке мусульманского духовенства, а не только ЭПЦ [Ягья, 1980]. Таким образом, в это время в религиозной политике впервые обозначился принцип «чья земля, того и вера».
Хайле Селассие I. За свержением Иясу V de jure последовало установление двоевластия – престол заняла дочь Менелика II Зоудиту (годы правления 1916–1930), которая управляла страной совместно с регентом расом8 Тэфэри Мэконныном (будущим Хайле Селассие I). С этими правителями ассоциируются движения староэфиопов (cтароабисинцев) и младоэфиопов (младоабисинцев): первые видели своим лидером Зоудиту, последние – Тэфэри Мэконнына. Эти движения отличались главным образом тем, что староэфиопы противились централизации Эфиопии, а младоэфиопы, напротив, видели ее своей главной целью, которая могла быть достигнута путем установления абсолютной монархии [Ягья, 1978, с. 40–41]. В контексте взаимодействия с религиозными организациями Зоудиту в своей политике стремилась сохранить самостоятельность и влияние ЭПЦ, а Тэфэри Мэконнын желал подчинить ее своей воле.
8. Рас (амх. глава) – феодальный титул в Эфиопии, сопоставимый с герцогским.
После смерти Зоудиту в 1930 г. трон официально занимает Хайле Селассие I (годы правления 1930–1974), при котором устанавливается сильная централизованная система власти. Император сохраняет привилегированное положение амхарской культуры и ЭПЦ, однако, стремясь к установлению абсолютной монархии, прилагает усилия по ограничению влияния Церкви. Так, в 1942 г. вводится «Постановление о церковной администрации», предполагающее ограничение юрисдикции церкви, введение централизации в церковное управление, повышение прозрачности финансовой деятельности ЭПЦ, взимание налогов со всех церковных земель и др. Кроме этого, государство начинает активно участвовать в подготовке и назначении на церковные должности священнослужителей, а также реорганизует учебную программу в церковных и миссионерских школах. Параллельно с этим император добивается автокефалии ЭПЦ, которая была получена в 1959 г. с соглашения коптского синода. Возглавивший ЭПЦ абуна Басилиос – первый со времен Аксума эфиоп во главе церкви – сосредоточил церковно-административную и духовную власть в стране, благодаря чему Хайле Селассие в определенной степени обезопасил себя от влияния через Коптскую церковь, а также от роста оппозиционных взглядов внутри страны [Кассае Ныгусие, 2016, с. 162–163; 194–195].
Хайле Селассие I достиг существенных успехов в подчинении ЭПЦ собственной власти и национальным интересам Эфиопии. Вместе с этим снижение влияния ЭПЦ на политику государства позволило императору в непростых внешнеполитических условиях наладить связи с мусульманскими странами [Кассае Ныгусие, 2016, с. 254] – как показывает пример Иясу V, для его предшественников это было практически невозможно. Более того, в соответствии с первой конституцией Эфиопии (1931), религиозные общины обрели равные права. Мусульмане при этом получили возможность занимать административные и военные посты. Император содействовал образованию мусульманской молодежи, жертвовал средства на строительство мечетей и др. Усилия властей по налаживанию отношений с мусульманской элитой сыграли важную роль в сохранении независимости и территориальной целостности Эфиопии в период экспансии Италии [Левин, 1936, с. 111–114].
Тем не менее Хайле Селассие уделял большое внимание православной традиции и впоследствии продолжил фаворитистскую религиозную политику своих предшественников [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 155]). Так, в 1955 г. была принята новая конституция, которая закрепила за ЭПЦ статус государственной церкви, а правительство получило возможность существенно ограничивать деятельность религиозных организаций. В новом Уголовном кодексе получили распространение видоизмененные положения из Фытха нэгест (Закон Царей) – теократического свода законов, выросшего из Коптской христианской традиции [Singer, 1970, p. 73–125].
Таким образом, при Хайле Селассие I доминирующее положение ЭПЦ сохранилось. Более того, представители духовенства заняли важные позиции в административном аппарате, а выработанные этой религиозной традицией общественно-правовые нормы распространились на всю территорию государства.
Менгисту Хайле Мариам. Рост социальной напряженности и недовольства, особенно со стороны увеличившейся мусульманской общины, в итоге привел к захвату власти «Дерг» – Высшим военным административным советом (ВВАС) в 1974 г. ВВАС ставил своей задачей избавление Эфиопии от пережитков феодализма, нищеты, неравенства, дискриминации и установление социалистического пути развития. Впоследствии власть в стране оказалась сконцентрирована в руках Менгисту Хайле Мариам (годы правления 1977–1991), уроженца южной провинции Кефа из народа консо позиционирующего себя как бариа (bariah – раб) в контраст к привилегированным амхара. Менгисту таким образом становится первым правителем нехабеша централизованной Эфиопии, который, согласно официальной позиции, еще и отрекся от ЭПЦ [Kissi, 2006].
С приходом к власти ВВАС в стране было приостановлено действие конституции и объявлено равноправие религиозных организаций, которые должны были стать важным инструментом достижения внутри- и внешнеполитических целей революции. Позитивно эти изменения сказались на положении ислама, который получил возможности повысить свое присутствие в публичной сфере. Так, важнейшие мусульманские праздники получили статус государственных, а глава уммы стал присутствовать на государственных мероприятиях совместно с первосвященником ЭПЦ. В целях консолидации мусульманской общины правительством был создан Высший исламский совет во главе с имамом Большой мечети в столице Эфиопии. Несмотря на то, что эта организация не пользовалась широкой поддержкой эфиопских мусульман, она способствовала экспансии ислама, который получил распространение в центральной и южной частях Эфиопии. При этом ЭПЦ лишилась привилегий, которыми она пользовалась раньше, часть ее имущества была конфискована, а ее внекультовая деятельность ограничена [Abbink, 1998; Ягья, 1978].
Вмешательство государства в религиозную сферу в этом время было существенным. Менгисту оказывал давление на кадровую политику ЭПЦ, благодаря чему в руководстве Церкви возникла прослойка лояльных правительству людей в том числе и на высших церковных должностях. Так, вместо арестованного абуны Феофила в 1976 г. был назначен абуна Такла Хайманот, который вопреки ожиданиям властей не оказывал содействия режиму и после смерти был заменен лояльным абуной Меркурием в 1988 г. Подчинение религиозных организаций центральной власти зачастую осуществлялось насильственными методами, давлением на духовенство, сопровождающимся дискриминацией на религиозной почве и атеистической пропагандой. Это затронуло все религиозные группы, но особенно меньшинства, в первую очередь иудаистов-фалаша [Møller, 2006], последователей Эфиопской евангелической церкви Мекане Йесус [Øyvind, 2000], мусульман и другие общины, воспринимаемы как «угроза революции» [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 352–368]. Все это вкупе с засухами привело к масштабному оттоку верующих из Эфиопии, потоки которых были направленны в Судан, Сомали, Саудовскую Аравию и др., а также в страны Европы [Агафошин, Горохов, 2020]. При этом власти по-прежнему признавали влияние ЭПЦ на население и оказывали ей поддержку, в т.ч. финансовую [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 350.]. Благодаря этому, доля православных в населении Эфиопии к середине 1980-х гг. достигла своего исторического максимума, а положение христиан в управлении страной оставалось доминирующим [Львова, 2009, с. 180].
После свержения Менгисту в 1991 г. в Эфиопии была принята новая конституция (1995), в которой закрепляется свобода вероисповедания, а религиозные организации получают возможность открыто действовать на территории всей страны. Эти изменения сопровождались стремительными структурными преобразованиями в конфессиональном пространстве Эфиопии.
Динамика конфессионального пространства Эфиопии. К концу XIX в. в конфессиональном пространстве Эфиопии выделялось три конфессиональные зоны: (1) северо-западная православная зона – территория господства ЭПЦ, включающая современные регионы Амхара и Тыграй, в пределах которой миссионерская деятельность иноверцев фактически находилась под запретом, а существовавшие здесь, в первую очередь в городах, мусульманские общины, занятые в торговле, а также общины иудаистов-фалаша подвергались христианизации; (2) восточная мусульманская зона, включающая регионы Сомали, Афар, Дыре-Дауа, Харари, в которые миссионеры если и проникали, то значимых успехов достигали редко. Тем не менее здесь существовали достаточно влиятельные христианские общины, сложившиеся как центры православной культуры или выступающие в качестве административной «верхушки» при Менелике II, (3) юго-западная этнорелигиозная9 зона, включающая центральные и южные регионы Эфиопии, в которых абсолютно преобладали последователи этнорелигий, где миссионерская деятельность была разрешена и даже поощрялась.
9. Под этническими религиями или этнорелигиями автором понимаются традиционные верования отдельных этносов, которые практически не выходят за пределы последних.
В ХХ в., особенно после 1930 г., конфессиональное пространство Эфиопии начинает достаточно быстро меняться прежде всего за счет конверсии последователей этнорелигий в христианство и ислам. С 1916 по 1974 гг. доля христиан в населении страны выросла с 39,0 до 53,9% (прежде всего за счет православных – с 36,0 до 48,0%), мусульман – с 25,0 до 32,3%, а доля последователей этнорелигий, соответственно, снизилась с 33,5 до 13,6% (см. табл). В пространственном отношении эти изменения привели, во-первых, к сжатию юго-западной этнорелигиозной зоны (Гамбела, Регион народов юго-запада Эфиопии, Регион наций, национальностей и народов юга, Сидама), во-вторых, к образованию центральной поликонфессиональной зоны (Оромия, Бенешангуль-Гумуз, Аддис-Абеба), в которой этнорелигии активно замещались исламом и христианством. При этом ЭПЦ, пользуюсь покровительством правительства, закрепилась в крупных населенных пунктах южных и восточных регионов Эфиопии.
При Менгисту динамика конфессиональной структуры населения замедлилась, но определенные изменения все же происходили (см. табл.). Несмотря на провозглашение равноправия христианства и ислама, экспансия последнего судя по резкому снижению темпов роста его последователей все же была ограничена. В то же время христианская община сохранила тенденцию к росту, который был обеспечен прежде всего протестантскими церквями, а также ЭПЦ, которые увеличили долю своих последователей в населении на 2,9% и 2,7% соответственно. Экспансия христианства и в меньшей степени ислама обеспечивалась конверсией адептов этнорелигий, чья доля в населении снизилась с 13,6 до 5,8%.
Таблица
Динамика доли крупнейших религиозных общин в населении Эфиопии (%), 1855–2015 гг.
Год | 1855 | 1872 | 1889 | 1916 | 1930 | 1974 | 1991 | 2015 |
Христиане | 35,6 | 35,8 | 36,4 | 39,0 | 41,1 | 53,9 | 59,7 | 63,5 |
в т.ч.: православные | 35,1 | 35,1 | 35,1 | 36,0 | 36,7 | 48,0 | 50,7 | 39,1 |
протестанты | 0,0 | 0,4 | 0,9 | 2,8 | 4,2 | 5,3 | 8,2 | 23,8 |
католики | 0,5 | 0,4 | 0,4 | 0,2 | 0,2 | 0,5 | 0,7 | 0,7 |
Мусульмане | 20,3 | 21,6 | 22,9 | 25,0 | 26,0 | 32,3 | 33,6 | 34,6 |
в т.ч. несунниты | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,3 | 0,8 |
Последователи этнорелигий | 36,0 | 36,0 | 36,0 | 33,5 | 31,3 | 13,6 | 5,8 | 1,4 |
Другие | 8,1 | 6,5 | 4,8 | 2,5 | 1,6 | 0,3 | 0,9 | 0,5 |
Составлено по: [Brown, James, 2020].
В результате этих изменений центральная поликонфессиональная зона оказалась фактически разделена между христианством и исламом. В то же время в юго-западной этноконфессиональной зоне начала разворачиваться деятельность православных и протестантских миссионеров, что способствовало росту религиозной мозаичности в этой части страны. В северо-западной православной зоне наблюдалась противоположная тенденция, обеспеченная вытеснением и «самостоятельной аккультурацией» иудаистов-фалаша, протестантов и других меньшинств [Труды…, 1997, с. 127]. Аналогичные процессы наблюдались и в восточной мусульманской зоне. Таким образом, статистические данные указывают на том, что официальная религиозная политика Менгисту носила формальный характер, а развитие конфессионального пространства страны по-прежнему было подчинено принципу «чья земля, того и вера». Это было особенно характерно для тех регионов Эфиопии, где православие и ислам считаются «традиционными» религиями.
Изменения религиозной политики в 1990-х гг. судя по статистическим данным не носили декларативного характера, а действительно открыли возможности для работы «нетрадиционных» конфессий. Так, в 1991–2015 гг. произошел стремительный рост доли протестантов с 8,2 до 23,8%, обеспеченный в т.ч. за счет конверсии православного населения, чья доля в населении снизилась до 39,1%. Заметим, что до либерализации религиозной политики такая ситуация для Эфиопии была невозможна. Доля мусульман в населении страны продолжила медленно увеличиваться с 33,6 до 34,6%, при этом выросла доля новых для Эфиопии направлений ислама [Østebø, 2014, p. 165–184]. Результаты экспедиций отечественных исследователей в Эфиопию в 1991–92 и 2006 гг. свидетельствуют о том, что это связано с активизацией мусульманских миссионеров из Саудовской Аравии и других стран. При этом вовлеченность ислама в политические процессы, образование и культуру увеличивается, особенно в центральной части Эфиопии [Труды, 2011, с. 47–51].
Тем не менее, несмотря на либерализацию религиозной политики, в последнее время дискриминация религиозных меньшинств усиливается, что стало особенно характерно для северо-западной и восточной конфессиональных зон. Здесь положение меньшинств оставалось достаточно уязвимым на протяжении всего рассмотренного периода времени, а доля их последователей продолжает сокращаться [Ethiopia, 2023].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В рассматриваемый период изменения государственной политики по отношению к религиозным организациям сопровождались реконфигурации конфессионального пространства страны. Его развитие в 1855–1930 гг. в целом подчинялось принципу, который можно достаточно условно выразить в формуле: «одна страна, одна вера». Соотношение численности религиозных общин в это время менялось довольно медленно, а в конфессиональном пространстве страны сформировалось три конфессиональные зоны: северо-западная православная зона, восточная мусульманская зона и юго-западная этнорелигиозная зона. При этом ЭПЦ пользовалась серьезной поддержкой со стороны государства даже за пределами своего «исторического ядра», а остальные религиозные организации занимали подчиненное положение.
В 1930–1991 гг. в государственной политике по отношению к религиозным организациям определенное значение приобретает принцип «чья земля, того и вера», при котором религии, считающиеся «традиционными» для тех или иных регионов, стали пользоваться поддержкой местных властей. В это время, несмотря на сохранение за ЭПЦ особого статуса, ряд исламских организаций получили с ней равные права. Активизация как мусульманских, так и православных миссионеров, работающих прежде всего в центральной части страны, привело к постепенной реконфигурации конфессионального пространства Эфиопии – из юго-западной этнорелигиозной зоны выделилась центральная поликонфессиональная зона, где основными конкурирующими религиями стали ислам и православие.
С 1991 г. государственная политика Эфиопии по отношению к религиозным организациям претерпела либерализацию, что привело к адаптации принципа «нет границ, только люди». В это время были ликвидированы практически все правовые барьеры, запрещающие или ограничивающие деятельность религиозных организаций. Это закономерно привело к интенсификации религиозной конкуренции, в которой все активнее стали подключаться новые для Эфиопии конфессии. Особенно заметны эти сдвиги становятся при взгляде на протестантизм. Так, если до 1990-х гг. его последователи составляли незначительное меньшинство, то в настоящее время они составляют почти четверть населения страны. Достаточно быстро протестантизм стал крупнейшей религией в юго-западной конфессиональной зоне и существенно расширил свое присутствие в центральной поликонфессиональной зоне, что привело к росту их религиозной мозаичности. В то же время в северо-западной православной зоне и восточной мусульманской зоне наблюдалось некоторое снижение религиозной мозаичности за счет вытеснение религиозных меньшинств.
Таким образом, трансформация подходов к государственному регулированию деятельности религиозных организаций в Эфиопии спровоцировала стремительные преобразования конфессионального пространства страны. Это находит свое отражение не только в изменении соотношения численности религиозных общин и реконфигурации конфессиональных зон – параметрам, подчиняющихся эмпирическому измерению, но и в более глубинных сдвигах, формализация которых затруднительна. Эти сдвиги проявились в том числе в росте конфликтности, которая усилилась в ходе интенсификации конкуренции между религиозными организациями, а также между этническими и этнорелигиозными движениями.