Журнал «Восток (Oriens)»
Статьи
"Героическая гибкость" Ирана на Западных Балканах
Аннотация
| DOI | 10.31696/S086919080031285-0 |
| Авторы | |
| Журнал | |
| Страницы | 102 - 112 |
| Аннотация |
Из-за сходства в культуре, религии и дискурсе Иран считает западнобалканский регион «восточным миром на Западе». И даже в трудных условиях конфронтации с целым рядом ведущих игроков мировой политики и главных бенефициаров балканской региональной повестки Исламской Республике удалось выработать эффективную стратегию проникновения, а затем и сохранения присутствия на Западных Балканах. Конкретно речь идет о таких странах, как Албания, Босния и Герцеговина (БиГ), частично признанная полития Косово, Северная Македония, Сербия и Черногория. «Инвестиции» Тегерана лежат в области образования и культуры, теологии и философии. Иранская публичная дипломатия максимально опирается на то немногое общее, что исторически связывает страну с регионом (найдя ключ даже к использованию турецкого наследия в своих целях), а также формирует новые связи. Многочисленные иранские исследовательские центры и институты в регионе сосредоточены на этой работе более тридцати лет. Внешнеполитические структуры ИРИ расценивают культурную дипломатию как важный фактор принятия решений между странами в различных областях и справедливо полагают, что Тегеран располагает широким литературно-лингвистическим спектром возможностей для продвижения в данном направлении. Аналогичным образом выстраивается иранская стратегия в религиозных вопросах: Тегеран не только экспортирует шиитские знания и революционный исламский дискурс, но также делает попытку интерпретации багажа балканских исламских мистиков как шиитского наследия. Оправдала себя связка активного распространения иранского нарратива в религиозной жизни мусульман, проживающих на Балканах, с фокусом на формировании лояльной ему исламской интеллектуальной элиты. При всей значимости религиозной составляющей отношения Ирана и стран региона выходят далеко за ее рамки. Об этом в равной степени красноречиво свидетельствует как сближение с православной Сербией, так и продолжающийся политический «клинч» с почти единоверной Албанией. |
|
|
|
| Получено | 03.11.2024 |
| Дата публикации | |
| Скачать JATS | |
| Статья |
Какие бы технологии дегуманизации последние годы ни использовались в отношении Ирана, по факту, внешняя политика страны «основывается на амбициях и представлениях Тегерана о том, откуда исходит угроза. Приоритетным для него является выживание Исламской республики в том виде, в котором она сейчас существует» [Milani, 2009, p. 46]. Реализуя этот подход, руководство страны прежде всего старается оперативно реагировать на угрозы «Большого сатаны» – именно так Р. Хомейни характеризовал США [Buck, 2009, р. 136]. Противостояние и не всегда прямые столкновения интересов и позиций сторон происходят в разных частях мира, в том числе на Балканах. В трудных условиях конфронтации и санкционного давления страна смогла выработать и продемонстрировать «миру новую дипломатию, “героическую гибкость”, предложенную верховным лидером Али Хаменеи, которая открыла новые возможности Ирана во внешней политике» [Хакимов, 2018, с. 88]. К этому следует добавить, что несмотря на произошедшие за последние два десятилетия изменения во внешнеполитическом курсе республики, связанные с присутствием во власти и обществе как прозападных, так и исламо-консервативных политических сил [Мамедова, 2014; Филин, 2014], Исламская Республика по-прежнему «обладает огромным цивилизационным опытом и арийско-иранской идентичностью, в случае необходимости выдвигаемыми на первый план» [Ближний Восток, 2020, c. 106].
Цель данной статьи дать картину реализации иранской стратегии сохранения присутствия на Западных Балканах, обрисовать ее контуры, оценить имеющиеся и формирующиеся тренды. Регион интересен для Ирана по целому ряду параметров. Это наличие благодатной почвы для культурного присутствия: ирано-персидские, исламо-шиитские и исламо-суннитские культурно-религиозные коды привлекательны для многих балканских мусульман. В тоже время глобализация, сопровождаемая наложением традиций и ценностей, открывает новые возможности для проникновения в православные страны. Не менее важной для Ирана является возможность сохранить за собой «точку входа» в Европу, расширить санкционные границы. Получается это не всегда, но упорство и умение преодоления Тегераном политических барьеров следует изучать.
ПОЛИТИКА ИРАНА В БОСНИИ: ОТ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ К КУЛЬТУРНОЙ ЭКСПАНСИИ
Исламская Республика Иран (ИРИ) не относится к числу традиционных внешних игроков на Западных Балканах. Активизация иранской политики в регионе началась с процессов деструкции единого югославского пространства. За последние тридцать с лишним лет наиболее тесными и оформленными стали связи с Боснией и Герцеговиной и Сербией. Обе страны имеют дипмиссии в Тегеране, а он официально присутствует в Белграде и Сараево.
С поддержки боснийских мусульман в 1990-х гг. обычно и начинают отсчёт современного присутствия страны в регионе, хотя плотные контакты Сараево с Тегераном были установлены еще в социалистический период. В ходе кровопролитного раздела Югославии вопреки введенному СБ ООН эмбарго на поставки оружия воюющим сторонам Иран оказывал военную помощь (людьми и техникой) руководству боснийских мусульман во главе с А. Изетбеговичем [Bardos, 2013, p. 62]. В редком, ad hoc, партнерстве с Турцией и Тунисом в июне 1992 г. Тегеран созвал экстренную встречу государств-членов Организации исламского сотрудничества в Стамбуле, на которой и выступил с соответствующим предложением. Эта инициатива была отклонена большинством под руководством Саудовской Аравии (СА).
Однако «по иронии судьбы, шесть месяцев спустя саудовско-иранское соперничество за панисламистскую ауру привело к аналогичной (но в этом раунде спонсируемой СА) конференции, созванной в Джидде» [Sheikh, 2003, p. 72]. На этот раз Эр-Рияд поддержал резолюцию, призывавшую к отмене международного эмбарго на поставки оружия боснийским мусульманам.
БиГ – это иллюстрация острой конкуренции за влияние в балканском регионе внутри «исламского треугольника» силы: Тегеран, Эр-Рияд, Анкара. И важно при упоминании о крепких контактах сына первого президента – Б. Изетбеговича с Ираном не забывать, что его связи с Саудовской Аравией ещё сильнее.
Тем не менее, в Сараево находится самое большое дипломатическое представительство Ирана в Европе. При посольстве действует Иранский культурный центр. Он проводит мероприятия с иранским и шиитским контентом, издает влиятельный журнал «Бехаристан». Главные направления – литература, лингвистика, культура и философия. Журнал выходит два раза в год и распространяется в научных и университетских кругах, культурных и религиозных центрах. В издании задействованы не только иранцы, но также боснийские интеллектуалы.
В стране функционируют ещё несколько успешных иранских центров. Высококачественная печать, прекрасного исполнения цифровые ресурсы (например, сайт Фонда Муллы Садры) – узнаваемые продукты их издательско-просветительской работы. Из Сараево иранские структуры транслируют свою активность на Сербию и Хорватию.
В то же время нынешнее присутствие Ирана в Боснии далеко от пиковых значений второй половины 1990-х гг., когда в орбите иранского влияния находился максимально широкий спектр вопросов, связанных с делами этой балканской страны. К 1997 г. у Тегерана было «около двухсот агентов в различных боснийских институтах» [Bardos, 2013, p. 61]. На его территории проходили обучение военные и полицейские БиГ. В дальнейшем Иран уже не имел такого уровня влияния в сфере безопасности и сосредоточился на «гражданской» работе.
Появившись в регионе намного позднее многих других игроков, Иран сумел воспользоваться политической динамикой 1990-х гг. и заявить о себе –конкретно в БиГ. Движение Тегерана к большей роли и влиянию остановили Дейтонские соглашения. Бенефициаром международного протектората ООН из числа исламских игроков выглядела, скорее, Турция, получившая место в Совете по выполнению Мирного соглашения и его руководящем комитете. Значение Ирана для боснийских элит в свете этих событий померкло.
К снижению роли Тегерана массу усилий приложили западные акторы, озабоченные быстрым ростом его популярности. К 1995 г. «исключительно положительно» Иран оценивали 86% боснийских мусульман (бошняков) [Bardos, 2013, p. 61]. Есть мнение, что «если бы боснийцам предстояло выбирать между ЦРУ и иранцами, то они в любой из дней выбрали бы иранцев» [Cafiero, 2022]. Сегодня же, по данным западных агентств, 80% бошняков благосклонно оценивают США.
Огромным разочарованием иранцев стало голосование БиГ в Совете Безопасности ООН за ужесточение санкций в отношении Ирана в 2010 г. «Это был первый случай в истории независимой Боснии, когда Тегеран надеялся и ждал солидарности со стороны Сараево» [Vatanka, 2022]. Но его ожидания не оправдались. Далее была высылка иранских советников и дипломатов из БиГ и продолжение дистанцирования под давлением США, ЕС и НАТО.
Тем не менее, и в условиях активного противодействия Иран не оставил своих усилий по дальнейшей, но теперь качественно другой – религиозно-культурной – экспансии. Настойчивость была вознаграждена. В декабре 2022 г. глава боснийского МИД пригласила иранского коллегу в Сараево с визитом. А в ответ на бойкот встречи со стороны представителей боснийских сербов и хорватов министр Б. Туркович заявила: «Иран – наш друг и партнёр, а также единственная страна, которая безоговорочно поддерживает территориальную целостность и независимость Боснии и Герцеговины. Они поддерживали нас во время обороны и восстановления, за что мы им по-прежнему благодарны» [Turcović, 2022]. Иранская сторона на страницах своих СМИ ответила в том же духе дружбы и партнерства, отметив рост товарооборота между странами и выразив надежду на расширение экономических связей и сотрудничества. Интенсификация контактов для многих стала неожиданностью, поскольку ещё совсем недавно утверждалось, что расцвет Ирана в этой европейской стране уже позади.
ДИНАМИКА ИРАНО-СЕРБСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Особого рода связи Ирана с Сербией. В 2017 г. 80-летие отметила история дипломатических отношений между странами (включая время Югославии). Сербский МИД характеризует их как «хорошие, с регулярными контактами между официальными лицами и взаимной поддержкой в международных организациях» [Iran, 2024]. Существенную роль в последнем, конечно, играет непризнание Ираном самопровозглашенного Косово. Принципиальная позиция в данном вопросе оценивается сербами как «дополнительный знак качества» отношений между Тегераном и Белградом. Хотя на уровне общественного сознания цепко хранится память о том, на чьей стороне была Исламская Республика в годы боснийской войны.
В практической плоскости тренд на сближение вылился в либерализацию визового режима вплоть до полной отмены виз в августе 2017 г. ЕС посчитал решение Сербии наградой иранцев «за непризнание своей бывшей провинции». Белград обосновывал свои действия стремлением развить туризм и привлечь долгосрочные инвестиции. В марте 2018 г. после 27-летнего перерыва было возобновлено прямое авиасообщение между Сербией и Ираном. Услуга на фоне либерализации визового режима оказалась чрезвычайно востребована. При запланированном количестве рейсов авиакомпании «IranAir» дважды в неделю билеты были полностью раскуплены на период до конца лета. Через неделю после начала полетов зашла речь о подключении к работе второго по величине иранского авиаперевозчика «Qeshm Air».
Но внешнее давление в визовом вопросе было велико. Официальной мотивацией стали соображения безопасности. По данным ЕС, за год действия соглашения возросло число иранцев, ищущих убежища в Сербии: 7000 чел. прибывших в качестве туристов не имели намерения возвращаться в Иран; в 2018 г. 1100 чел. официально попросили убежища [Tehran, 2018]. По мнению экспертов ЕС, иранцы использовали безвиз с Сербией для дальнейшей миграции в Евросоюз.
Под таким натиском безвизовый режим продержался чуть более года. Отмена произошла стремительно: 8 октября 2018 г. сербским правительством было принято решение об отмене визовых договоренностей, на следующий день оно было опубликовано в «Официальном вестнике Республики Сербия», а уже 17 октября вступило в законную силу. Ныне свободный въезд и пребывание предусмотрены только для держателей дипломатических и официальных паспортов. Так жесткая политика ЕС одержала верх и нивелировала проявленную сербами инициативу.
Откат в визовом вопросе снизил интенсивность контактов, но двусторонние отношения продолжили развиваться. В 2019 г. сербские парламентарии посетили Тегеран. Тема встречи – устранение торговых барьеров и активизация экономических связей. В 2020 г. мэйнстримом стала пандемия. Актуальную проблематику обсудили сначала главы МИД, а затем и президенты двух стран. Беседа на высоком уровне состоялась в июне 2020 г. В ней прозвучали важные напоминания о том, что Сербия «всегда выступала против введения санкций и давления на Иран», а последний, в свою очередь, сохраняет «независимую позицию по различным международным вопросам и уважает территориальную целостность и суверенитет других правительств и наций» [Iran-Serbia, 2020]. Ранее член кабинета министров Сербии на встрече с новым послом ИРИ в Белграде назвал Иран дружественным государством и выразил уверенность, что в будущем страны будут поддерживать друг друга в большинстве международных вопросов.
В 2021-2022 гг. общение и контакты на высоком уровне продолжились: от взаимных поздравлений с национальными и религиозными праздниками до подписания документов о сотрудничестве в ходе визита главы МИД Сербии в Тегеран. Однако главным событием стало неприсоединение сербов к европейским ограничительным мерам в отношении Ирана в июне 2022 года. Действия Белграда вызвали информационную бурю в Брюсселе.
Эксперты ЕС заговорили о том, что страна «подбирается опасно близко к блоку автократических и агрессивных режимов» (имея в виду Москву и Тегеран) и «поворачивается спиной к своим западным партнерам» [Dragaš, 2022]. Раздражение усиливалось тем, что практически одновременно с введением европейских рестрикций против Ирана Сербская торговая палата принимала участников совместного бизнес-форума.
Надо сказать, что развитие взаимодействия в экономической плоскости постоянно присутствует в актуальной повестке. Но результаты совместных усилий остаются весьма скромными. В 2019 г. товарооборот между странами был на уровне 35 млн евро со значительным преобладанием импорта для сербской стороны: 8,259 млн и 26,239 млн соответственно [Iran, 2024]. Экспортировала Сербия бумагу и картон, запчасти для железнодорожного транспорта, инструменты, кукурузу, семена подсолнечника. А ввозила преимущественно полимеры, нефтяные масла и битум, стекло и сухофрукты. В 2021 г. торговый оборот двух стран достиг 50 млн долл. [Serbia Fails, 2022], что, по ироничному замечанию критиков, равно семидневной торговле с соседней БиГ. Достигнутый объем – это рост в 115.2% к 2020 г. и единственное, чем отмечено торгово-экономическое сотрудничество на данном этапе.
Отсутствие внятного экономического обоснования дает повод для критики противникам сближения Сербии с Ираном и, вообще, отклонения ее от западного курса. Ирано-сербский форум вместо поддержки санкций или «частые визиты» в Белград высокопоставленных иранских чиновников без «какого-либо видимого содержания» [Dragaš, 2022] скептики относят к «дипломатическим просчетам и демаршам». В 2022 г. острейшей критике подверглись визиты замглавы МИД Ирана и самого министра в Белград, а также беседа президентов двух стран на полях заседаний Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке.
По мнению оппозиции, бенефициаром двусторонних отношений является Тегеран. Непризнание независимости Косово – спорный и пока единственный политический итог и одновременно ресурс в его отношениях с Белградом. Имиджевые потери Сербии при этом чрезвычайно высоки. Дополнительный ущерб репутации страны наносят «внутренние» встречи на ее территории главы иранского МИД с иранскими послами в европейских столицах [Mikovic, 2022]. Такая «площадка» в условиях санкций и ограничений на поездки официальных лиц – несомненно, помощь в работе для внешнеполитического ведомства Тегерана.
Не только Сербия, но и Балканы вообще, для Ирана (как для Турции и Китая, например [Arlyapova, Ponomareva, 2023]) «точка доступа в Западную Европу и путь продвижения его региональных политических и экономических интересов» [Salami, 2023]. Страна находится в постоянном поиске идей и форм возможного сотрудничества. Относительно успешными можно назвать усилия Ирана в Сербии (особенно), БиГ и Северной Македонии. Торговые показатели – 20,6 млн, 7,8 млн и 5 млн долл. на 2017 г. [Salami, 2023] соответственно и коэффициенты влияния (0, 05 – Скопье, 0,07 – Белград на 2016 г. [Rrustemi et al., 2019, p. 78]) говорят об этом. Однако и перечисленные страны, и балканский регион, в целом, имеют очень низкую зависимость от экономического партнерства с Тегераном. Кроме того, оценивая его внешнеполитические инициативы, не стоит забывать, что внутрииранские «противоречия между отдельными кланами то утихают, то нарастают, приводя к смене правительств, изменениям в экономической политике и в отношениях с внешним миром» [Мамедова, 2018, c. 162].
ИРАНСКОЕ ПРИСУТСТВИЕ В СЕВЕРНОЙ МАКЕДОНИИ, ЧЕРНОГОРИИ И ПОЛИТИИ КОСОВО
Несмотря на подписанный с Ираном Меморандум об экономическом сотрудничестве, Северная Македония как новый член Североатлантического альянса занимает предельно осторожную позицию, чтобы не расстраивать своих союзников по НАТО, а главным образом, Соединенные Штаты. До формального вступления в альянс контакты между Скопье и Тегераном были более плотными, а намерения по экономической кооперации – более определенными. По мнению иранской стороны, частный бизнес двух стран мог совместно производить товары с последующим экспортом в третьи страны, а Македония могла «стать шлюзом для выхода иранской продукции на балканский рынок» [Skopje Hosts, 2018]. Этим намерениям не суждено было сбыться, и Ирану пришлось довольствоваться сферой религии и отчасти медиа-коммуникаций в качестве канала проникновения и присутствия в стране.
О стремлении наращивать экономическое взаимодействие с Ираном заявляла в свое время Черногория. Но пока звучащие из года в год (по случаю вручения верительных грамот чаще всего) слова обеих сторон о готовности к укреплению двусторонних связей и отношений в области экономики, энергетики, промышленности и туризма остаются риторикой. Контакты между странами поддерживаются на не интенсивной, но регулярной основе: встречи, поздравления. Посол Черногории в ИРИ дислоцируется в Анкаре, а граждане получают визовое обслуживание в Белграде.
В экономической сфере данных немного. За одиннадцать месяцев 2021 г. товарооборот между странами составил 1.242.078 евро, львиная доля из которых – 1.236.438 евро – это импорт в Черногорию; статья «экспорт» – это 5640 евро [Iran-Montenegro, 2024]. Данных по иранским инвестициям за предыдущие годы нет. Как нет статистики по туристам из Ирана.
Что касается Косово, то, как уже отмечалось, ИРИ не признает его независимость. Причиной тому не ирано-сербское сближение. Иран видит Косово как «американский проект», подтверждение чему находит в мощнейшей военной базе США на его территории. Непризнание Ираном политии с мусульманским большинством вызвало едкие замечания со стороны США и Израиля. Под сомнение ставилась иранская приверженность исламской солидарности, и утверждалось, что, сталкиваясь с выбором между своим революционным видением и государственными интересами (как в случае с Косово), «Иран обычно отдает предпочтение последнему» [Zimmt, 2008].
При сохранении позиции непризнания, Тегеран не избегает попыток усиления присутствия и влияния. Его взаимодействие с местным населением ожидаемо строится на религиозном и идеологическом фундаменте: распространяются переводные религиозно-политические трактаты и иная шиитская литература, издаются журналы для исламского просвещения косоваров. В контексте неурегулированных отношений Косово с Сербией обращает на себя внимание факт осуществления Ираном своей деятельности из сербской столицы, а именно – Иранского Центра культуры при посольстве в Белграде. Кстати, популярный в мусульманских кругах журнал «Нур» начинал издаваться на сербском языке, а четыре его номера были опубликованы на албанском. Важно, что этот журнал иранцы «рассылали каждому текке1, каждому шейху, а также мусульманским интеллектуалам… В отличие от простых и популярных выступлений религиозных лидеров косовских мечетей и теккешей, дискурс иранских богословов казался более изощренным и более философски сформулированным» [Bercolli, 2021, p. 8]. Но, несмотря на некоторый интерес, отношение к шиитскому нарративу в Косово, скорее, спокойно-прохладное.
1. Текке – обитель, приют для суфиев, дом. В целом равнозначна персидской «ханаке», сирийской «завии» и арабскому «рибату».
2. Бекташи – суфийский орден, основанный Хаджи Бекташи в XIII в. Близок к шиизму, содержит элементы христианства. Распространен был в Турции, Албании и Боснии в среде перешедших в ислам христиан. Применительно к Албании, немногочисленная от общей численности населения группа (около 2%) весьма заметна численно в исламской среде (около 25% мусульман).
|