Журнал «Восток (Oriens)»

Институт Востоковедения РАН

Статьи

«Страна гор» в хронике «Та’рих ал-Баб» и протографе «Дербенд-наме» (XI в.): перекрестный анализ синхронных источников как инструмент верификации исторических данных

Аннотация

DOI 10.31696/S086919080031171-5
Авторы
Аффилиация: Журнал Вестник ИВ РАН
Журнал
  • Восток. Афро-азиатские общества: история и современность
  • 2024 год
  • № 4
Страницы 155 - 165
Аннотация Автор представляет познавательные возможности перекрестного анализа и метода системно-логической верификации разработанного им самим многомерного подхода к изучению истории на основе эмпирических данных – конкретных примерах упоминания различных форм обозначения Дагестана как «Страны гор» в мусульманских арабографических исторических источниках. До использования этого подхода все ранние формы ключевого для Восточного Кавказа собирательного названия Дагестана в двух важнейших источниках по истории этого региона – хронике «Та’рих ал-Баб» и протографе «Дербенд-наме», созданных во второй половине XI в. – оставались неопознанными в массе исторических данных и потому невостребованными в реконструкциях прошлого. Речь идет о различных написаниях кипчакского названия Т̣авйак̣ «Горная сторона», которое наряду с Таустаном и Таулистаном зафиксировало более архаичную форму названия «Дагестан».   
Перекрестный анализ сведений синхронных источников позволяет: 1) распознавать и выявлять объекты источниковедческого анализа, тем самым генерируя новое научное знание; 2) предлагать наиболее вероятные конъектуры, сопоставляя тексты различных списков источника; 3) установить синонимы и графические варианты написания местных топонимов; 4) осуществлять перекрестную верификацию установленных исторических данных. На основе конкретно-исторического материала автор пытается ответить на вопрос о том, что первично: теория или практика, нарратив или исторические факты, на основе которых строятся обобщения. Должна ли теория создаваться сверху, на высоком философском уровне, или ее фундамент строится по кирпичикам из единичных эмпирических фактов? Общие принципы теоретического подхода вырабатываются на основе изучения эмпирического материала, поэтапно, но сразу на языке теории, с использованием теоретико-методологических конструктов. Затем созданные различными способами объяснительные модели и концептуальные схемы не только сами постоянно проверяются на фактическом материале, но и используются для реконструкций фактов и событий прошлого, а также переосмысления сложных или неясных мест в исторических источниках.
Ключевые слова
Получено 03.11.2024
Дата публикации
Скачать JATS
Статья В рамках многомерного подхода нами разработан метод системно-логической верификации данных (системная логика) [Аликберов, 2023, с. 497–513]. Используя методологию «перекрестной истории» (histoire croisée) М. Вернера и Б. Циммерман, изучающей пересечения различного рода [Werner, Zimmermann, 2003, p. 7–36], он обеспечивает более высокий уровень достоверности сведений источников, особенно если они изложены в синхронных или независимых друг от друга исторических текстах. В качестве примера возьмем самые ранние упоминания одного из ключевых топонимов Дагестана – его обозначения как «Страны гор» – в важнейших местных исторических источниках XI в. – хронике «Та’рих ал-Баб ва-Ширван» (сокр. «Та’рих ал-Баб») и протографе широко известного местного исторического сочинения «Дербенд-наме». Примечательно, что до использования комплексного анализа и элементов системной логики никто не обнаружил упоминания собирательного двусложного названия этого горного края ни в одном их этих источников, не только не идентифицировал топоним, но и не сопоставил его с Дагестаном. Прежде чем начать анализ пересечений исторических данных в «Та’рих ал-Баб» и «Дербенд-наме», отметим, что их связывает одна тема – история Дербенда в период наивысшего расцвета мусульманской культуры, одна эпоха – ‘аббасидская, и один пафос – он направлен на утверждение благородного происхождения правящей династии правителей. Но разделяет их политическая ориентация авторов. Хроника «Та’рих ал-Баб» является прохашимидской, она описывает историю династии Хашимидов, правившей в Дербенде до 1075 г. А протограф «Дербенд-наме», как показал еще В.В. Бартольд [1973, c. 476–480] – проаглабидский источник. Аглабиды пришли к власти в Дербенте практически сразу после Хашимидов. Хроника «Та’рих ал-Баб» была выявлена в компилятивном историческом сочинении «Китаб джами‘ ад-дувал» Ахмада б. Лутфаллаха, известного как Мунаджжим-баши, и издана В.Ф. Минорским [Minorsky, 1958]. В 1963 г. в Баку был опубликован русский перевод этой книги под ред. З.М. Буниятова [Минорский, 1963]. При переводе названия источника Ширван оказался на первом месте, хотя в арабском тексте первым идет ал-Баб: в фокусе внимания дербендских авторов XI в. естественно находился сам Дербенд, точнее, «правители из мелких династий государства иракских ‘Аббасидов» [Minorsky, 1958, p. 3]. Но повествование хроники начинается с описания Ширвана, которое занимает первую часть арабского текста, состоящую из 30 параграфов. Вторая часть текста, посвященная «Бану Хашиму, правителям Баб ал-абваба, Маската и пограничных областей, иначе называемых маракиз («центры»)» [Minorsky, 1958, p. 18], продолжаются с 31 по 47 параграф. В данном случае это не имеет большого значения, учитывая тесные связи Дербенда и Ширвана в домонгольский период, а также, очевидно, более важную по сравнению с Дербендом роль, которую Ширван играл на Восточном Кавказе. В предыдущих исследованиях нами были выявлены авторы этих считавшихся анонимными текстов. В случае с «Та’рих ал-Баб» это был Абу ‘Абдаллах Маммус ал-Лакзи, который упоминается не только в «Райхан ал-хака’ик ва-бустан ад-дака’ик» Абу Бакра Мухаммада ад-Дарбанди в качестве автора книги по истории ал-Баба [Китаб райхан ал-хака’ик, лл. 48а, 196а; Аликберов, 1991а, с. 119–121; Аликберов, 2003, с. 266-268, 309-313], но и в сочинении «И‘лан би-т-таубих» ас-Сахави (ум. в 902/1497 г.). Приводя список исторических сочинений, написанных в Халифате в XI-XII вв., ас-Сахави приводит сведения о существовании хроники «Та’рих Дарбанд» Мамсуса (!) ад-Дарбанди [As-Sahawi, p. 201–420]. Имя этого известного автора несколько искажено, что вполне понятно, поскольку оно не арабского происхождения, а название города приводится не по-арабски, а по-персидски. Возможность проведения перекрестного анализа разнородных (богословских и биографических) источников в данном случае существенно повышает степень достоверности содержащихся в них исторических данных. Абу Бакр Мухаммад ад-Дарбанди (ум. в 539/1145 г.) называл Маммуса ал-Лакзи своим шайхом, духовным наставником, который в свое время обучался в знаменитом багдадском медресе ан-Низамийа. В «Райхан ал-хака’ик» Маммус ал-Лакзи предстает как прохашимидский историк. Судя по характеру и содержанию хроники «Та’рих ал-Баб», он был официальным историографом династии Хашимидов. Маммус ал-Лакзи был вынужден покинуть Дербент после его захвата сельджукским гулямом Сау-Тегином в 1075 г. Автор «Райхан ал-хака’ик» сохранил для нас сведения о правителе (аз-за‘им) Дербенда ал-Муфарридже б. Халифе, который отождествляется с ал-Муфарриджем б. ал-Музаффаром ал-Аглаби, предводителем глав (ра’исов) ремесленных и торговых гильдий, который упоминался в «Та’рих ал-Баб» с титулом ра’ис ар-ру’аса. Сам ад-Дарбанди также был вынужден уехать из Дербенда в силу политических преследований, которым он подвергся после политического переворота. Известное историческое сочинение «Дербенд-наме» Мухаммада Аваби Акташи, как известно, оформилось в третьей четверти XVII в., с чем согласны практически все исследователи [Криштопа, 1976, c. 149-150]. Мы здесь говорим не об этом пространном сочинении, а о его основном источнике, раскрывающем истории Дербенда того периода, когда город входил в составе Халифата. О существовании протографа «Дербанд-наме», который, очевидно, изначально был составлен на персидском языке, первым достаточно подробно написал сам Мухаммада Акташи, которому у нас нет оснований не доверять. В Румянцевском списке сочинения, который был переведен Г. М.-Р. Оразаевым, автор говорил об этом совершенно определенно: «Когда я оказался в Стране кумыков (Кумук дыйарында), потомок правителя Дагестана Гирей-хана Чупан-бек, сын Шамхала, будучи любителем истории, потребовал от меня выбрать из исторического сочинения, известного под названием «Книга по истории Дербента» (Таварих-и Дербенд-наме) самую интересную часть, касающуюся только истории построения Баб ал-абваба, его завоевания, а также завоевания всего Дагестана, и перевести его на тюркский язык, избегая персидских и арабских выражений и фраз, не употребляя сложные и трудные для пониманию начинающих слова» [Шихсаидов, Айтберов, Оразаев, 1993, c. 16]. Следуя по политической мотивации автора, сочинение ал-Акташи мы вправе называть прошамхальским, поскольку его пафос был направлен на удревнение и облагораживание происхождения шамхалов, возведя их корни к первым арабам-мусульманам. В. В. Бартольд [1973, c. 476–480] блестяще показал проаглабидский характер протографа этого сочинения, выделив его ранние описания и точно определив их политическую направленность в пользу династии Аглабидов, правивших в Дербенте с конца XI в. С выводами В. В. Бартольда о существовании протографа «Дербенд-наме» согласился и В. Ф. Минорский [1963, с.166], правда, лишь в качестве одной из версий. Что касается автора протографа, то для его установления были сопоставлены все имена, зафиксированные в доступных нам списках сочинения, не только изданных [Extrait du Derbend-nameh, 1829, p. 439–467; The Derbend-Nameh, 1851; Тарихи Дербент-наме, 1898; Шихсаидов, Айтберов, Оразаев, 1993, c. 6–64], в том числе сводных [Саидов, Шихсаидов, 1980, c. 24–39; Мухаммед Аваби Акташи, 1992, c. 37–81], но и не издававшихся рукописей [MS 1-4]. Один из списков был введен в научный оборот впервые [Аликберов, 2008, c. 43-45.]. Среди имен переписчиков могло сохраниться имя автора основного источника. Направление поисков определило пересечение сведений об именах переписчиков в списках «Дербенд-наме» с именами шайхов из «Райхан ал-хака’ик» Абу Бакра ад-Дарбанди, которые активно поддерживали ал-Муфарриджа ал-Аглаби, основного политического конкурента Хашимидов. В результате сопоставительного анализа одно такое пересечение было выявлено: имя Йусуфа ад-Дарбанди, упомянутого в одном из матенадаранских списков «Дербенд-наме» в качестве автора сочинения [Стори, 1972, c. 1284; Шихсаидов, Тагирова, Гаджиева, 2001, c. 116], совпало с именем шайха Абу Йа’куба Йусуфа ал-Баби / ад-Дарбанди (ум. около 482/1089-90 г.), духовного наставника автора «Райхан ал-хака’ик». К тому же он не только прекрасно владел персидским языком, помимо арабского, но и был самым активным сторонником Аглабидов еще до того, как они пришли к власти [Аликберов, 1991б, c. 63–64; Аликберов, 2003, c. 313-318]. Нас интересуют пересечения исторических сведений этих двух важнейших источниках по истории средневекового Дербенда, потому что они выступают в качестве дополнительного инструмента их верификации: политические пертурбации в Дербенде XI в., включение Дербенда и его округи (الثغر بباب الابواب ас-сагр би-Баб ал-абваб, т.е. всего «пограничья» на севере Восточного Кавказа) в орбиту влияния государства Сельджукидов, последующий транзит власти от Хашимидов к Аглабидам, отречение от власти одной династии и начало правления другой. В этом же ряду находятся пересечения фактов политического соперничества и противостояния Дербенда и Ширвана, и непременной поддержки Дербенда со стороны горцев Дагестана, «людей гор» (أهل الجبال ахл ал-джибал). Однако самое интересное и неожиданное пересечение данных двух источников связано с общим обозначением «Страны гор», которое в процессе издания обоих источников осталось за пределами внимания исследователей, поскольку не было распознано. Упоминание «Страны гор» в «Та’рих ал-Баб» и «Дербенд-наме» затрагивает, очевидно, один из самых важных аспектов изучения и понимания истоков процессов формирования общедагестанской идентичности. На самом деле, даже В. Ф. Минорскому было непонятно, почему в помощь Дербенду в случае опасности со стороны ширваншаха непременно обеспечивалась из двух источников: со стороны Хайдака и не совсем понятного Тувайка, который не может быть небольшим поселением. Топоним, допускающий чтение ﻁﻮﻳﻖ Т̣увайк̣ и ﻁﻮﻳﻖ Т̣авик̣ с долготой во втором слоге, ссылаясь на А. Н. Генко [1941, c. 105], он предложил огласовать как ﻁﻮﻕ Т̣ивак̣ и идентифицировать с селением Дюбек (на русской карте того времени – Дювек) в Табасаранском районе Дагестана. Признавая, что это одно из малочисленных поселений, в то время входивших в состав системы опорных пунктов Дербенда («24 рустаков Баб ал-абваба» [Путешествие, 1971, c. 49]), построенных вдоль 42 км. Горной стены (Даг-бары), В.Ф. Минорский, а также З.М. Буниятов, выступивший в качестве редактора русского перевода исследования, тем не менее не смогли найти в параллельных источниках необходимые соответствия, которые позволили бы выдвинуть более убедительную версию трактовки этого названия. Задача эта на самом деле была очень сложной, для этого надо было использовать специальный алгоритм. Ключом для разработки алгоритма стало упоминание титулов правителей Дагестана в т.н. «списке назначений Ануширвана» у ал-Балазури, от которых пошли и названия раннеполитических образований на Восточном Кавказе [Liber, 1866, p. 196]. Исходя из этимологического принципа многомерного подхода, который к тому времени еще не был сформулирован, было установлено, что все названия «царств» на Восточном Кавказе образованы по одному принципу: согласно Хамзе ал-Исфахани, в их основе лежат названия рисунков на царских шелковых одеяниях (каба’), которые Ануширван дарил местным правителям, переутверждая их на власть в VI в. Поэтому появились титулы баграншах, филаншах, ширваншах, аланшах и другие [Hamsae Isphahanensis, 1844, p. 57–58]. Из общего ряда восточнокавказских политонимов, образованных из титулов (Ширван, Филан и др.), выбивается Сарир, поскольку изначально это название являлось частью титула «владетеля престола» (сахиб ас-сарир). Ал-Балазури также называл правителя Сарира варазаншах (от перс. вараз ‘вепрь’, с тем же значением, что и баграншах у Хамзы ал-Исфахани) и «правителем гор» (хакан ал-джабал) [Liber, 1866, p. 197]1. Однако с определенного этапа правитель Сарира расширил сферу своего влияния, возможно, следуя примеру правителя соседней Грузии, не без помощи тюрков-кочевников, как на это намекает Ибн Са‘ид в своей «Географии» [Бартольд, 1973, c. 109]. Косвенное подтверждение факта усиления «хакана гор» мы находим у Ибн Русты, который сообщал, что власть этого правителя распространялась также на крепости Гумик и Алал (Андалал?). Если верить источнику, они были центрами распространения христианской культуры: «В крепостях этой страны живут христиане, а все остальное население страны неверующие [в Единого Бога] (ал-куффар)» [Kitab al-a‘lak, 1967, p. 147]. Возможно, именно тогда «хакан гор» взял себе еще один титул в дополнение к своему прежнему варазаншах (вероятно, по традиции тех же грузинских царей), среди которых есть и Авар («правитель [Сарира] называется Авар» [Kitab al-a‘lak, 1967, p. 147]2) и стал именоваться филаншахом.
1. В этом титуле арабское слово джабал ‘гора’ приводится в ед.ч., но оно по смыслу используется во мн. ч., ср. с названием сочинения Абу Тахира ас-Силафи (ум. в 1180 г.) «Му‘джам ас-сафар» («Сборник путешествий», букв. «Сборник путешествия») [???].

2. В разделе «Сарир» Ибн Руста описывает город Хайзан, но чтение, предложенное де Гуе, не учитывает местную традицию и более вероятную возможность чтения этого топонима как Хунзан. Это персидская форма передачи топонима Хунзах, в котором исконно кавказский топонимообразующий суффикс ‘-ах’ заменен персидским ‘-ан’. Если это так, то перед нами первое упоминание Хунзаха в письменных источниках. Однако вопрос этот нуждается в дополнительном изучении, тем более, что именно правитель этого «города» (мадина), которого именуют Аз.рн.рси, «молился в пятницу с мусульманами, в субботу с евреями, а в воскресенье с христианами» [Kitab al-a‘lak, 1967, p. 147-148].
Почему для нашего исследования так важен факт концентрации власти правителей Сарира и Филана в одних руках? В «Дербенд-наме» по отношению к Филану было зафиксировано весьма ценное определение, которое долгое время не было доступно для понимания: «Выше Табарсарана находится область субаров. Затем идет [земля] يوق Йавук, правитель которого носит титул филаншах». Такое написание с корневыми йа̄, ва̄в и к̣а̄ф, несмотря на огласовки (в переводах можно встретить еще более некорректное чтение этого названия как Йук). Пришлось привлечь к исследованию все доступные списки «Дербенд-наме», чтобы собрать воедино различные письменно зафиксированные варианты написания этого важного топонима. В результате в одной из рукописей, а именно – в арабском списке, переписанном ‘Али б. ‘Абд ал-Хамидом ал-Гумуки в 1929 г. [MS 2], удалось выделить формообразование يويق с двумя йа̄, что существенно расширил диапазон конъектур до Йавйак̣. Г. М. Оразаев обратил мое внимание на сходство графической основы этого слова с новообретенным титулом правителя Ширвана в тексте ал-Мас‘уди, которого цитирует в своем компилятивном историческом сочинении Джамал ад-дин ал-Карабудаги: «Ширваншах захватил Дербенд в 944 г. и стал шахом Тавйака» [Оразаев , 2001, c. 45]. Вычленение обоих словообразовательных формантов – تو тав ‘гора’ и يق йак̣ ‘сторона, страна’, – позволило прочитать слово целиком: تويق Тавйак̣ – «Горная сторона». Таким образом, незнание арабскими, персидскими или местными переписчиками тюркского термина в дагестанском историческом сочинении делало его непонятным, но тем не менее все они неизменно фиксировали графическую основу термина, добавляя диакритику по своему разумению. Поскольку хроника «Та’рих ал-Баб» написана чуть ранее протографа «Дербенд-наме», название Тавйак должно было упоминаться и в ней, учитывая более высокий уровень детализации исторических сведений. Поиск похожего термина в источнике не занял много времени: практически сразу бросались в глаза логические неувязки, связанные с топонимами, которые В.Ф. Минорский прочитал как ﻁﻮﻳﻖ Т̣увайк̣ / Т̣авик̣. Не имея удовлетворительной интерпретации, оба варианта чтения были поставлены под сомнение, и предложен произвольный вариант ﻁﻮﻕ Т̣ивак̣, в котором буква йа̄’ куда-то выпала, зато потеря буквы позволила двум выдающимся исследователям истории Кавказа А. Н. Генко и В. Ф. Минорскому предложить, тем не менее, совершенно необоснованную интерпретацию в виде названия Дювек. Необоснованную из-за несопоставимости масштабов и отсутствия примеров перехода т̣а̄’ эмфатического в звук «д», к̣а̄ф в ка̄ф в исторической ономастике Восточного Кавказа. Во всяком случае, нам такие примеры неизвестны. Масштаб исторического события, обозначивший начало политической смуты в Дербенде накануне его сельджукского завоевания, междоусобицы и героической защиты города от посягательств ширваншаха с участием «жителей Тавйака» (ﻁﻮﻳﻖ أهل ахл ат-Тавйак) раскрывается в параграфе 23 «Та’рих ал-Баб». Во время очередного столкновения с ширваншахом на поле брани сложилась сложная ситуация. В самый ответственный момент глава ра’исов Дербенда ал-Муфарридж б. ал-Музаффар, преследуя свои корыстные цели, предал амира Дербенда и перешел на сторону ширваншаха вместе со своими людьми. Как пишет Маммус ал-Лакзи, «люди из ал-Баба были разбиты и стали отступать. Однако люди из Хайдака и Тавйака стояли твердо; видя их мужество, беглецы возвратились и бой разгорелся с новой силой. Ширванцы стали сдаваться, число их убитых и раненых росло, и в конце концов они были разбиты» [Минорский, 1963, c. 61]. Теперь несколько слов о разночтениях, к которым некоторые историки, в отличие от самих источниковедов, относятся с огромным благоговением, чуть ли не как к сакральному объекту, забывая при этом, что историческое содержание текста источника всегда важнее графической формы передачи в нем информации. Один и тот же термин, заимствованный из тюркских языков, в арабской графике мог фиксироваться по-разному. Древнетюркский словарь дает сразу три варианта написания звука «т» в арабской графике: ت, ط и ة, причем им соответствуют целых четыре орхоно-енисейских знака [Древнетюркский словарь, 1969, c. xvi]. В словаре В.В. Радлова зафиксированы следующие формы кипчакского слова ‘гора’: طاو для киргизского тоо, تاو для казахского та̄у [Radloff, 1960, s. 772]. Словарь Клосона и Древнетюркский словарь ссылаются на «Диван лугат ат-турк» Махмуда ал-Кашгари [MK III 153] с формой تاگ та̄г (tа̄ğ), который является промежуточным между различными кипчакскими та̄в и огузским داغ да̄г (dagh) [Clauson, 1972, p. 464; Древнетюркский словарь, 1969, c. 526]. Исходная долгота в этом слове осталась в туркменском языке [Doerfer, 1965, s. 859], но в турецко-османском и азербайджанском языках исчезли (dağ вместо da:ğ) [Clauson, 1972, p. 464]. В средневековых дагестанских исторических источниках, как мы видим, используются кипчакские формы без долготы: تو тав и طو тав. Из сказанного следует, что Дагестан – не первое общее название этого края, ему предшествовала кипчакская форма Тавйак – «Горная страна». Это более древнее обозначение «Горной страны», из которой с помощью персидского форманта остан образовались два названия: кипчакско-персидское Таулистан и огузско-персидское Дагестан. Таулистан упоминается в источниках в разных контекстах: по отношению к Нагорному и, возможно, предгорному Дагестану, к обширным горным территориям Северного Кавказа, которые определенно выходили за пределы Восточного Кавказа. Учитывая самоназвание аварцев магIарулал (от авар. маэр ‘гора’), имеющее точно такое же значение, термин тавлу можно распространить на всех горцев или только на аварцев. Очевидно, на этом основании в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона [1901, т. XXXII, c. 458] название «тавлинцы» соотнесено именно с аварцами. Однако Иоганн Гербер, участвовавший в Персидском походе Петра I в чине полковника, различал в Нагорном Дагестане «провинцию Таулистан» (Taulistan), «провинцию Авар» (Awar) и «провинцию Зонти» (Sonty) [Гербер, 1958, c. 113]. По мнению В.Г. Гаджиева, под Таулистаном в источнике скрываются андо-цезские сельские общины [Гаджиев, 1979, c. 161, 176]. Однако название третьей провинции, четко фиксирующее сохранившийся до нашего времени топоним Цунти, также относится к цезской (дидойской) группе народностей. Примечательно, что на лезгинском языке этноним тавлу (мн.ч. тавлуяр) обозначает этнических даргинцев. Турецкий путешественник XVII в. Эвлия Челеби в последнем из томов «Книги путешествий» дает формы Таустан и Тауистан для обозначения горных обществ Северо-Западного Кавказа, преимущественно Карачая и Балкарии [Эвлия Челеби, 1979, c. 28, 82, 92]. Немаловажно, что арабское название горцев – أهل الجبال ахл ал-джибал, букв. «жители гор» – апеллирует к той же семантике. Вероятно, само название Дагестан, впервые в письменной форме зафиксированное в историческом сочинении Мухаммада Рафи‘ «Та’рих Дагистан» в XIV в., появилось уже после XI в.: даг (dagh огуз. ‘гора’, ‘горная’) + стан (ostan ‘область’, ‘страна’), или с персидским изафетом Даг-и стан. Точно такую же форму и такое же значение имеет قهستان‎  Кухистан (перс. кух ‘гора’, стан, остан ‘страна’) – название отдельной горной области в Иране, которая переводится как «Горная страна». Именно так «Горная страна», а не «Страна гор», переводится и название Дагестана, если читать его с персидским изафетом (dagh-i stan). В «Джами‘ ат-таварих» Рашид-ад-дина Хамадани, созданном в XIV в., для обозначения Нагорного Дагестана и всего предгорья использован топоним Лекзистан (!), в котором сохранена древняя форма этнонима лек, с суффиксом «з», засвидетельствованном в местных этнонимах лакз и хунз [Рашид-ад-Дин, 1946, c. 60]. Таким образом, даже к XIV в. древнее собирательное название дагестанских горцев «лек» продолжало оставаться их общим самоназванием, вытесненным географическим обозначением, связанным с особенностями местного ландшафта, и заимствованным в виде взаимозаменяемых слов из тюркских и персидского языков. Топонимы с кипчакском формантом тау/тав ‘гора’, зафиксированные в «Та’рих ал-Баб» и «Дербенд-наме» во второй половине XI в., сами по себе представляют собой в определенном смысле сенсацию, раскрывающую степень вовлеченности местных тюрков, принадлежавших к кипчакской группе народов, в политическую жизнь мусульманского сообщества средневекового Дербента. В исторической литературе утвердилось мнение о том, что впервые кипчаки появились в степях Предкавказья в середине XI в. В принципе, такой вывод не противоречит нашим данным: как раз массовая колонизация кипчаками этих степей могла породить общее обозначение ими территории противостоящих им различных горских народов как единой «Горной страны». Однако вышеприведенное сообщение Ибн Са‘ида о тюрках в Сарире, информация «Та’рих ал-Баб» о том, что «владетель Сарира собрал большое скопище неверных и различных тюрков» для своего похода [Минорский, 1963, c. 73], как и сведения других средневековых авторов о «разноплеменных тюрках» по соседству с горцами (Захария Ритор), заставляет нас не торопиться с выводами и учитывать предшествовавшие кипчакам и куманам продолжительные периоды истории сначала гунно-савиров на Восточном Кавказе, а затем и хазар. Таким образом, перекрестный анализ сведений письменных источников, на который нацелен метод системно-логической верификации многомерного подхода, позволяет выявить целый пласт важной информации, генерируя тем самым новое научное знание. Он также отчасти отвечает на расхожий вопрос, что первично: теория или практика, нарратив или исторические факты, на основе которых строятся обобщения? Должна ли теория создаваться сверху, на высоком философском уровне, или ее фундамент строится по кирпичикам из единичных эмпирических фактов? Нам представляется, что это весьма упрощенный взгляд на проблему. Общие принципы теоретического подхода вырабатываются на основе изучения эмпирического материала, поэтапно, но сразу на языке теории, с использованием теоретико-методологических конструктов. Однако затем созданные различными способами объяснительные модели и концептуальные схемы не только сами постоянно проверяются на конкретном фактическом материале, но и используются для реконструкций фактов и событий прошлого, а также переосмысления сложных или неясных мест в исторических источниках.