Журнал «Восток (Oriens)»

Институт Востоковедения РАН

Статьи

Споры о Тахти-Сангине: хронология

Аннотация

DOI	10.31696/S086919080032537-7
Авторы	Балахванцев Арчил Савелич Аффилиация: Институт востоковедения РАН Заведующий центром
Журнал	Восток. Афро-азиатские общества: история и современность 2024 год № 5
Страницы	20 - 30
Аннотация	Несмотря на то что раскопки на городище Тахти-Сангин начались без малого сто лет назад, вопросы о дате возникновения города и основания храма Окса всё ещё далеки от своего решения. В последнее время стало набирать популярность мнение о появлении памятника в ахеменидское время. В статье приводятся аргументы, свидетельствующие о том, что параметры сырцового кирпича, базы колонн и даже обнаруженные фрагменты керамики Яз III не дают оснований отказываться от предложенной Б.А. Литвинским даты основания Тахти-Сангина в начале III в. до н.э. Так, использованный при возведении храма Окса квадратный кирпич формата 50–52×50–52×12–14 см не находит аналогий в ахеменидских памятниках. Композитный характер торовидных колонных баз отнюдь не свидетельствует об изготовлении последних в ахеменидскую эпоху. Композитные и монолитные базы в VI–III вв. до н.э. бытовали параллельно, а выбор их конструкции определялся в первую очередь качеством имевшегося в распоряжении строителей материала и уровнем мастерства каменотесов. Фрагменты позднеахеменидской керамики из швов стен теменоса храма Окса были известны уже Б.А. Литвинскому и И.Р. Пичикяну, однако не повлияли на их хронологические выводы. Это объясняется не только тем, что на памятнике ни тогда, ни позднее не были открыты слои, которые можно было бы датировать ахеменидским временем. В последней трети IV – первых десятилетиях III в. до н.э. население среднеазиатских сатрапий продолжало изготовлять и использовать керамику, генетически связанную с позднеахеменидским периодом. Значение рассмотренных в статье археологических источников далеко выходит за рамки хронологии только одного памятника. Представленные выше данные предостерегают нас от попыток прямолинейной синхронизации изменений, стремительно происходивших в политической сфере, и гораздо более неспешных процессов эволюции материальной культуры.
Ключевые слова	Таджикистан Тахти-Сангин сырцовые кирпичи колонные базы керамические комплексы
Получено	03.11.2024
Дата публикации
	Скачать JATS
Статья	Хотя первые исследования на Каменном городище, которое позднее получило название Тахти-Сангин, состоялись в 1928 г.¹, вопросы, связанные с хронологией памятника – как городища, так и храма Окса – всё ещё далеки от своего решения. А.М. Мандельштам, проведший раскопки на памятнике в 1956 г., полагал, что его нижние слои относятся к III–II вв. до н.э. [Мандельштам, 1966, с. 148]. И.Р. Пичикян, руководивший Тахтикобадским отрядом Южно-Таджикистанской археологической экспедиции, работавшим на городище в 1976–1991 гг., датировал завершение строительства храма Окса 330–300 гг. до н.э. [Пичикян, 1991, с. 149–150]. Сам же начальник экспедиции, Б.А. Литвинский, вслед за П. Бернаром [Bernard, 1994, p. 508], считал, что храм был возведен в начале III в. до н.э., при ранних Селевкидах [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 183, 367–368; Литвинский, 2010, с. 14]. 1. Их провели сотрудники Музея восточных культур из Москвы [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 43 (с предшествующей литературой)]. Таким образом, несмотря на имевшиеся между исследователями расхождения, вплоть до недавнего времени дата возведения храма Окса не выходила за рамки раннеэллинистического периода. Ситуация радикально изменилась в 2023 г., когда на проходившем в Душанбе симпозиуме «Тахти-Сангин как пример синтеза цивилизаций Востока и Запада» прозвучало три доклада, в которых так или иначе обосновывалась идея о появлении храма в ахеменидскую эпоху. А.-П. Франкфор, ссылаясь на находки ахеменидской керамики А.П. Дружининой² и свойственную именно ахеменидскому времени конструкцию колонных баз, состоящих из круглого тора и изготовленного отдельно плинта, предположил, что в окрестностях Тахти-Сангина на городище Тахти-Кобад находилось важное ахеменидское поселение, а также высказал идею о переносе³ святилища Окса с Тахти-Кобада на Тахти-Сангин при Антиохе I [Francfort, 2023, p. 9–11, 13]. А.П. Дружинина, руководившая раскопками на Тахти-Сангине в 1998–2010 гг., основываясь на находках в стенах и штукатурке фрагментов столовой парадной⁴ посуды ахеменидского времени рубежа V–IV вв. до н.э., использовании квадратного кирпича формата 50–52×50–52×12–14 см, а также композитном характере колонных баз и различной обработке их поверхности, пришла к выводу, что храм Окса относится к ахеменидскому времени [Дружинина, 2023, с. 25–34]. Аналогичного мнения о строительстве храма в конце V в. до н.э. придерживается и Н. Ходжаева [Ходжаева, 2023(2), с. 67–68]. 2. А.-П. Франкфор оговаривает, что датировка керамики не концом IV, а началом V в. до н.э. требует подтверждения [Francfort, 2023, p. 11]. Следует отметить допущенную автором ошибку: в работах А.П. Дружининой речь шла вовсе не о начале, а о конце V в. до н.э. [Дружинина, 2023, с. 26]. 3. При этом А.-П. Франкфор странным образом забывает сослаться на Б.А. Литвинского, который неоднократно высказывал предположение о том, что на месте эллинистического храма Окса, рядом с ним или на некотором расстоянии от него уже в V в. до н.э. существовало более древнее святилище (протохрам) Окса [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 368, 373; Литвинский, 2010, с. 5, 39, 455, 466]. 4. Определение «парадная» представляется совершенно неуместным: у Ахеменидов керамика никогда не пользовалась престижем. Так, по свидетельству Афинея, тому, кого Великий царь лишал почестей, приходилось есть с глиняной посуды (Athen. XI. 464a). Естественно, что высказанные выше соображения по датировке храма Окса заслуживают самого пристального внимания. Начнём с того, что взгляды их авторов довольно сильно отличаются друг от друга. Так, гипотеза А.-П. Франкфора по сути представляет собой попытку согласовать датировки А.П. Дружининой и Б.А. Литвинского. С одной стороны, французский исследователь подчеркивает важность находок ахеменидских артефактов и архитектурных деталей, но с другой – склоняется к мысли о возникновении храма Окса в Тахти-Сангине только при Антиохе I. Однако стремление примирить несовместимые друг с другом мнения приводит А.-П. Франкфора к серьёзному логическому противоречию. В самом деле, если ахеменидская керамика действительно датируется концом V в. до н.э., то ни о каком переносе храма с Тахти-Кобада на Тахти-Сангин при Антиохе I говорить не приходится. Если же такой перенос⁵ действительно имел место, то эта керамика никак не может быть ахеменидской. 5. Замечу, что сама идея о переносе святилища (дома божества) в другое место не имеет под собой достаточных оснований. И хотя в эпоху эллинизма известны случаи переселения жителей из старого города в новый, например, из Вавилона в Селевкию на Тигре [Francfort, 2023, p. 13], храмы при этом оставались на прежнем месте. В отличие от А.-П. Франкфора, А.П. Дружинина и Н. Ходжаева занимают по вопросу датировки храма Окса более последовательную позицию. Для её оценки представляется целесообразным ещё раз проанализировать те категории археологических источников (кирпич, колонные базы, керамика), на которых она основана. Сырцовый кирпич Разговор о датирующих возможностях сырцового кирпича следует начать с констатации того очевидного, но часто игнорируемого некоторыми исследователями факта, что в ахеменидское время для него не существовало единого, «имперского» стандарта. Так, в Пасаргадах со второй половины VI до второй половины III вв. до н.э. использовались кирпичи формата 34×34×10 см [Stronach, 1978, p. 87, not. 29]. Расположенный в 6 км к югу от гробницы Кира павильон Танг-и Болаги построен из кирпича со сторонами 33×33×10–11 см [Atai, Boucharlat, 2009, p. 12]. В Персеполе стены Ападаны и Сокровищницы сооружали из кирпича с размерами 32–34×32–34×12–14 см [Schmidt, 1953, p. 72, 159]. В недавно открытом к западу от Персеполя памятнике второй половины VI в. до н.э. Тол-е Аждори использовался кирпич со сторонами 32,5–33×32,5–33×8–8,5 см [Askari Chaverdi, Callieri, 2020, p. 188]⁶. Таким образом, сохраняет свою силу вывод, что для Фарса в целом в ахеменидскую и селевкидскую эпоху характерен кирпич формата 34×34×12 см [Stronach, 1978, p. 143]. Интересно, что стены ахеменидских дворцов в Гумбати (Восточная Грузия) и Караджамирли (Северо-Западный Азербайджан), которые, по моему мнению, были построены присланными из столичного региона мастерами, тоже возводились из кирпича аналогичного формата – 32–34×32–34×12 см [Gagoshidze, 2018, p. 227; Искендеров и др., 2019, с. 117]. 6. Пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить моего коллегу и друга П. Кальери за предоставленную информацию. Похожая ситуация наблюдается в расположенных неподалеку от Фарса Сузах. Во дворце Дария I использовался квадратный кирпич со стороной 32–33 см [Hesse, 1972, p. 223–224, fig. 68]. При строительстве дворца Артаксеркса II применялся квадратный кирпич формата 32–33×32–33×10 см [Perrot et al., 1971, p. 40; Boucharlat, Labrousse, 1979, p. 62; Boucharlat, 2013, p. 377]. Этот же стандарт кирпича (33×33×13 см) сохранялся в Сузах и в эллинистическую эпоху [Ghirshman, 1954, p. 13; Литвинский, Пичикян, 2000, с. 138 (с предшествующей литературой)]. К сожалению, мало чем нам могут помочь материалы из Мидии. Хотя в ходе раскопок на Хегматане-тепе в Хамадане было зафиксировано использование квадратного или почти квадратного кирпича различного формата: 33×33×13 см, 40×40×13 см, 45×45×12 см, 47×47×12 см, 49×44×13 см, 50×50×13 см, 52×52×12 см, получить ответ на вопрос, к какой эпохе относятся открытые комплексы, так и не удалось [Sarraf, 1998, S. 327, 329, 335]. В настоящее время считается, что самые ранние слои на этом холме датируются позднепарфянским временем [Boucharlat, 2018, p. 8–9, 28]. На ахеменидском памятнике Дахани-Гуламан (Систан), существовавшем на протяжении 100–150 лет, сначала применялся крупный квадратный кирпич формата 49–50×49–50×10–11 см. Позднее его сменил более мелкий кирпич со сторонами от 32 до 33 см [Scerrato, 1966, p. 10–11, 13, 18–20; Gnoli, 1993; Genito, 2012, p. 374, 376, 377]. Иная картина наблюдается в среднеазиатских сатрапиях державы Ахеменидов. Здесь ещё с доахеменидского времени использовался прямоугольный кирпич, который в дальнейшем постепенно замещался квадратным [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 180; Мокробородов, 2013; Пилипко, 2024, с. 178]. Раньше других областей этот переход произошел в Хорезме. На городище Кюзели-гыр, возникшем на рубеже VII–VI вв. до н.э. и покинутом не позднее середины или конца V в. до н.э. [Болелов, 2019, с. 64], сначала применялся кирпич стандарта 52×26×10 см. На более поздних стадиях строительства зафиксировано использование кирпича формата 34×34 см и 40×40×10 см [Вишневская, Рапопорт, 1997, с. 159–160]. В усадьбе Дингильдже, датируемой V в. до н.э. [Болелов, 2019, с. 64], стены в основном возводились из квадратного или почти квадратного кирпича формата 43–45×40–44×11–12 см, хотя использовался и кирпич со сторонами 50–54×40–42×12–13 см [Воробьева, 1973, с. 89]. На рубеже V–IV вв. до н.э. стены Большой Айбуийр-калы были сооружены из кирпича со сторонами 40–42×42–43×9–13 см [Мамбетуллаев, 1990, с. 94–95, 98, 101]. Аналогичный кирпич – 40×40×10 см – применялся и при строительстве дворца на городище Калалы-гыр 1 на рубеже V–IV вв. до н.э. [Рапопорт, Лапиров-Скобло, 1963, с. 143]. Практически в то же самое время в Хазараспе использовался кирпич несколько больших размеров: 45×44×11 см [Воробьева и др., 1963, с. 168, 170, 198]. Стены и пол Западного загородного комплекса (ЗЗК) Большого Кырк-Кыза, датируемого не ранее рубежа IV–III вв. до н.э., были выполнены из сырцовых кирпичей размером 40–42×40–42×11–12 см [Балахванцев, Двуреченская, 2022, с. 38, 43; 2023, с. 28]. Наконец, в Елхарасе на рубеже IV–III вв. до н.э.⁷ размер стороны квадратного кирпича варьировался от 40 до 49 см⁸ при толщине 10–14 см [Гертман, 1991, с. 277]. 7. О дате основания Елхараса см. [Bongard-Levin, Koshelenko, 2007, p. 49–50 (c предшествующей литературой]. 8. Применение квадратного кирпича формата 48–50×48–50 см зафиксировано и на Бурлыкале в ходе работ российско-каракалпакской экспедиции в мае 2024 г. Материал пока не опубликован. В Согде стены Афрасиаба в VII(?)–VI вв. до н.э. сооружались из плоско-выпуклого кирпича формата 42–46×30–33×5–9 см, 44×27×7 см, 52×25×9 см, 55–60×27–30×8–10 см, а при Ахеменидах стал использоваться плоский продолговатый кирпич с размерами 52×25×11 см, 58×25×11 см, 62×22×12,5 см, 62×27×10 см, 67×28×12 см, 70×26×11 см [Иневаткина, 2002, с. 26–27, 30]. Однако на городище Коктепа, расположенном в 25–30 км к северу от Самарканда, квадратный кирпич формата 44–46×44–46×12–14 см применялся уже в ахеменидское время [Исамиддинов, Рапен, 2000, с. 204]. Внутренняя стена Еркургана в середине I тыс. до н.э. была построена из прямоугольного кирпича со сторонами 48–54×32–36×10–15 см [Сулейманов, Туребеков, 1978, с. 61–62]. Самая ранняя строительная конструкция Пайкенда – платформа – была сооружена из плоско-выпуклого кирпича формата 45–47×25×8–9 см и 50–54×24–26×8–9 см, а возведенная в первой половине III в. до н.э. непосредственно на ней первая крепостная стена цитадели – уже из прямоугольных и квадратных кирпичей со сторонами 50×?×9–10 см, 43–45×?×11 см, 45×45×10 см и 42×34×10 см [Омельченко, Мокробородов, 2019, с. 94, 101, 103]. Особый интерес представляют материалы из Бактрии. Так, на поселении Кызылтепе (Сурхандарьинская обл., Миршадинский оазис) в слоях VI–V вв. до н.э. фиксируется кирпич размера 40–48×27–29×9–12 см [Сагдуллаев, 1987, с. 21, 40]. На расположенной в непосредственной близости от него усадьбе Кызылча 6 в это же время применялся кирпич формата 37–42×25–28×9–12 см, который в IV в. до н.э. стал несколько меньше: 36–38×24×8–10 см [Сагдуллаев, 1987, с. 21, 40, 42]. В крепости Талашкантепе I (Сурхандарьинская обл., Шерабадский оазис) на этапе Кучук IV, который датируется концом VI–V вв. до н.э., отмечено использование кирпича формата 60–62×29–30×10–12 см [Шайдуллаев, 2000, с. 52, 92, 106]. На поселении Киндыктепа (Сурхандарьинская обл., Байсунский район) верхняя часть стены, датируемая VI в. до н.э., сложена из прямоугольного кирпича со сторонами 42×28×10 см и 46×30×10 см [Сагдуллаев, 2005, с. 306]. На соседнем памятнике Газимуллатепа в ахеменидский период использовался кирпич размера 58×28×12 см [Ртвеладзе, 2007, с. 89]. На Тиллятепе в Северном Афганистане в ахеменидское время в ходу был кирпич формата 46–60×24–32×8–11 см [Сарианиди, 1989, с. 6, 37]. На Кампыртепа в конце IV – первой половине III в. до н.э. всё ещё использовался прямоугольный кирпич со сторонами 48×24–30×9 см, 50×30×9 см, 50×40×10 см, 52×26–28×9 см, 52×26×10–11 см, 53×30×9 см [Двуреченская, 2015, с. 199; Ртвеладзе, 2017, с. 71]. Число рассматриваемых памятников можно легко приумножить [Мокробородов, 2013, с. 14–16], но и приведённых выше данных вполне достаточно для того, чтобы отвергнуть предположение о датировке тахтисангинского кирпича ахеменидским временем. Колонные базы Можно ли утверждать, что композитный характер колонных баз свидетельствует об изготовлении последних в ахеменидскую эпоху? Появлению такого представления невольно способствовал Б.А. Литвинский, утверждавший, что тахтисангинские базы со съёмными торами примыкают к аналогичным ахеменидским базам из Западного Ирана и предшествуют монолитным базам из Ай-Ханум [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 141, 153]. Однако даже имевшиеся к концу XX в. факты плохо укладывались в прокрустово ложе теории, представляющей генеральную линию развития колонных баз в виде превращения композитных ахеменидских в монолитные эллинистические. После же появления в начале нашего века новых данных определённая корректировка схемы Б.А. Литвинского стала абсолютно необходимой [Балахванцев, 2017, с. 88]. Монолитные торовидные базы появились уже в ассирийское время [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 145] и продолжали использоваться при Ахеменидах. Базы из дворца S в Пасаргадах с двуступенчатым плинтом и круглым тором были изготовлены из одного блока чёрного камня [Stronach, 1978, p. 59, pl. 54]. Сравнительно недавно монолитные базы с двухступенчатым плинтом и круглым тором⁹ были открыты в портике [Балахванцев, 2017, рис. 8] и жилых помещениях [Babayev et al., 2016, Abb. 18, 22–23] ахеменидского дворцового комплекса в Караджамирли (Шамкирский район Азербайджана). 9. Их общую характеристику см. у Ф. Кнаусса [Babayev et al., 2016, S. 181–182]. К сожалению, автор не останавливается специально на вопросе, были ли торы и плинты изготовлены из одного блока, но на фотографиях отчетливо видно, что базы являются монолитными. C другой стороны, наиболее близкие аналогии тахтисангинским базам с двухступенчатым плинтом и съёмным тором встречаются в древнейших сооружениях Старой Нисы, которые не могут датироваться ранее III в. до н.э. [Балахванцев, 2017, с. 88 (с предшествующей литературой)]. Всё это с неизбежностью доказывает параллельное бытование композитных и монолитных баз в VI–III вв. до н.э., а, может быть, и позднее¹⁰. Очевидно, что выбор конструкции торовидных баз в первую очередь определялся качеством имевшегося в распоряжении строителей материала и уровнем мастерства каменотесов¹¹. 10. В 2017 г. к западу от цитадели Тахти-Сангина была обнаружена колонная база, которая, судя по фотографии, состояла из квадратного плинта и круглого тора. Из текста публикации невозможно понять, была ли эта база, которую М. Желен посчитала греко-бактрийской, композитной или монолитной [Желен, 2022, с. 154, илл. 5]. В дальнейшем находке было суждено претерпеть довольно странные метаморфозы. Сначала Н. Ходжаева в своей монографии [Ходжаева, 2023(1), с. 55] без комментариев воспроизвела определение М. Желен, но затем в статье, вышедшей буквально через несколько дней, отнесла базу к числу ахеменидских [Ходжаева, 2023(2), с. 64, 75]. 11. Переход из квадратной плоскости в круглую является сравнительно сложной операцией, требующей от мастера высокой квалификации [Boucharlat, 2018, p. 19, not. 12]. Пользуясь случаем, замечу, что последнее обстоятельство не позволяет полностью согласиться с подходом А.П. Дружининой, видящей в качестве обработки колонных баз только хронологический признак [Дружинина, 2023, с. 30]. Между тем, качество обработки зависело как от квалификации мастеров, так и от иерархии помещений, для которых были предназначены торовидные базы. Керамика Фрагменты позднеахеменидской керамики с подкосом из швов стен теменоса храма Окса были известны уже Б.А. Литвинскому и И.Р. Пичикяну [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 119–120], однако это не повлияло на их хронологические выводы¹². И дело не только в том, что на памятнике ни тогда, ни позднее не были открыты слои, которые можно было бы датировать ахеменидским временем. В IV в. до н.э. в среднеазиатских сатрапиях державы Ахеменидов бытовали керамические комплексы типа Яз III. После завоевания Восточного Ирана в 330–327 гг. до н.э. македонской армией ни сам Александр, ни его сатрапы, ставшие впоследствии независимыми правителями, ни основатель династии Селевкидов Селевк I и его сын Антиох, разумеется, не пытались навязать местному населению эллинскую керамику. В последней трети IV – первых десятилетиях III в. до н.э. оно продолжало производить и использовать сосуды, генетически связанные с позднеахеменидским периодом [Гаибов, 2004, с. 606; Болелов, 2014, с. 65; Пилипко, 2024, с. 181]. В.Н. Пилипко совершенно обосновано предлагает выделить керамику этого времени в отдельную стадию Яз IIIb [Пилипко, 2024, с. 181, 191]. 12. Аналогичным образом находки фрагментов керамических форм, появившихся ещё в ахеменидский период, не привели исследователей Ай-Ханум к выводу о возникновении нижнего города до эпохи Александра [Лионне, 2019, с. 149]. Такая керамика известна из поселений подгорной полосы Копетдага и хорезмийского памятника Кош-калы Кабаклинской [Пилипко, 2024, с. 181–191, 193–195], на Гяур-кале и Эрк-кале в Маргиане [Гаибов, 2004, с. 604–605], в Пайкенде [Омельченко, Мокробородов, 2019, с. 99, 101, 111], Афрасиабе, Коктепа, Сарытепе 2 [Лионне, 2019, с. 150 (с предшествующей литературой)], усадьбе Кызылча 6 [Сагдуллаев, 1987, с. 29], Гишттепа [Мокробородов, 2007, с. 149–151], Курганзоле, Джигатепе [Болелов, 2014, с. 65 (с предшествующей литературой)], Кампыртепа [Двуреченская, 2015, с. 208], Байтудаште II [Абдуллаев, 1987, с. 39]. Она характеризуется как сохранением традиционных цилиндроконических форм, полусферических плоскодонных кубков и чаш, манжетовидных венчиков, так и появлением новых признаков в виде стирания грани между цилиндром и конусом, изменения формы венчиков хумчей [Сагдуллаев, 1987, с. 29–30; Шайдуллаев, 2000, с. 106; Болелов, 2014, с. 65; Двуреченская, 2015, с. 208]. Керамический комплекс эпохи эллинизма формируется в Бактрии и соседних сатрапиях державы Селевкидов не ранее начала III в. до н.э. под сильным греческим влиянием [Гаибов, 2004, с. 606; Болелов, 2014, с. 65; Пилипко, 2024, с. 191]. Такое влияние, в свою очередь, стало возможным благодаря массовому переселению эллинов в «верхние» сатрапии, а также трудовой кооперации греческих и местных мастеров [Балахванцев, 2017, с. 54]. При этом необходимо учесть, что изменения в керамике и материальной культуре в целом происходили постепенно и в разных местах по-разному: быстрее в Бактрах и Антиохии Маргианской, где должно было быть сравнительно много эллинов, и гораздо медленнее в удалённых от административных центров районах вроде Тахти-Сангина. Заключение Анализ сырцовых кирпичей, колонных баз и керамики из храма Окса показывает, что достаточных оснований отказываться от обоснованной Б.А. Литвинским даты постройки святилища в Тахти-Сангине¹³ не существует. Однако значение рассмотренных в статье археологических источников далеко выходит за рамки хронологии только одного памятника. Сохранение формата кирпичей и керамических форм при переходе от ахеменидской к эллинистической эпохе служит наглядным предостережением попыткам прямолинейной синхронизации изменений, стремительно происходивших в политической сфере, и гораздо более неспешных процессов эволюции материальной культуры. 13. Б.А. Литвинский предполагал, что основание храма произошло в период наместничества сына Селевка I Антиоха в «верхних» сатрапиях [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 368]. По мнению моей коллеги Е.М. Берзон, прозвучавшему на симпозиуме 2023 г., клинописные источники позволяют датировать начало осуществления Антиохом своих полномочий в Бактрии 297 г. до н.э. Возможно, что закладка храма Окса имела место именно в это время.