Журнал «Восток (Oriens)»

Статьи

Титулатура кыпчакских племен в структуре империи Хорезмшахов-Анӯштегинидов (на примере одного клана). Часть 1

Аннотация

DOI 10.31696/S086919080032463-6
Авторы
Аффилиация: Институт монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН
старший научный сотрудник
Журнал
Страницы 31 - 43
Аннотация Статья задумана как опыт обобщения сведений о деятелях из среды кыпчаков-канглы в конце XII – начале XIII вв., представленных родственниками Теркен х̮āтӯн, при дворе ее мужа хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Текеша (1172–1200) и сына хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Мух̣аммада (1200–1220). На этом конкретном примере анализируются степень интеграции выходцев из кочевнической среды в социально-политическую систему оседло-земледельческого государства. Произведен разбор личной ономастики и титулатуры одиннадцати выявляемых по источникам деятелей (не считая самой Теркен х̮āтӯн). Исследование базируется на классическом наборе источников, основу которых составили опубликованные сочинения: 1) на арабском языке: ‘Алӣ ‘Изз ад-Дӣн б. ал-’Асӣр ал-Джазарӣ «Ал-камӣл фӣ ат-тāрӣх̮» (1231 г.) в классическом издании К.И. Торнберга; Шихāб ад-Дӣн Мух̣аммад б. Ах̣мад ан-Насавӣ «Сӣрат ас-султ̣āн Джалāл ад-Дӣн Манкбурнӣ» (1234/1235 гг.) в издании З.М. Буниятова; 2) тексты на персидском языке: Бахā’ ад-Дӣн Мух̣аммад б. Му’аййад ал-Баг̣дāдӣ «ат-Тавассул илā ал-тарассул» (конец XII или начало XIII вв.) по тегеранскому изданию 1937 г.; ‘Алā ад-Дӣн ‘Атā Малик Джувайнӣ «Та’рӣх̮-и джахāнгушāи-и» (1260 г.) издание М. Казвини; Рашӣд ад-Дӣн ат̣-Т̣абӣб или Рашӣд ад-Дӣн Фазл-’Аллах Хамаданӣ «Джами‘ ат-тавāрӣх̮» (1314 г.) по критическому тегеранскому изданию 1994 г.; Манхāдж ад-Дӣн Абӯ ‘Амр ‘Усмāн б. Сирāдж ад-Дӣн Джӯзджāнӣ «Т̣абак̣āт-и нāс̣ирӣ» (1260 г.) по каирскому изданию 2013 г. Периодически привлекались другие источники на арабском, персидском, тюркских, среднемонгольском, китайском языках. Также были использованы лингвистические источники, представленные лексическими и этимологическими словарями, как, например, работы Г. Дёрфера и сэра Дж. Клосона.
Ключевые слова
Получено 03.11.2024
Дата публикации
Скачать JATS
Статья

введение

Политические объединения степных племен кыпчакского круга, возникавшие на периферии оседло-земледельческих владений, как и большинство других кочевнических сообществ, не оставили после себя собственных письменных свидетельств, поэтому реконструкция их внутренней жизни основывается на источниках, созданных в среде соседних, контактировавших с ними культур, а также на сравнительно-исторических параллелях; такие реконструкции не всегда могут дать ясную картину [Golden, 1982, p. 68–70]. В частности, на основе источников немногое можно сделать относительно реконструкции социальной структуры, в том числе касательно характеристики слоев элиты (см., напр.: [Фёдоров-Давыдов, 1966, с. 222–223]).

В данной статье предлагается попытка суммировать свидетельства о личной ономастике и титулатуре представителей одного конкретного кыпчакского сообщества, в конце XII – начале XIII вв. вошедшего в тесный контакт с империей Хорезмшахов-Ашӯнтегинидов. Из этой среды происходила султанша Теркен х̮āтӯн, жена хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Текеша (1172–1200)1 и другие ее родственники, интегрировавшиеся в социально-политическую систему империи. При хорезмшахе ‘Алā’ ад-Дӣне Мух̣аммаде (1200–1220) они занимали высокие посты и были активными участниками политической жизни державы. Выходцы из кочевнической среды, в том числе соплеменники Теркен х̮āтӯн, составляли основу войска хорезмшаха Мух̣аммада, позволившего ему значительно расширить пределы своей империи. Поэтому он не мог не считаться с ними (а не столько был лично подвержен влиянию своей матери, как пишет, например, ан-Насавӣ: [Kafesoğlu, 1956, s. 210]).

1. Обсуждение формы его имени см.: [Rásonyi, Baski, 2006, p. 729]. Здесь и далее в случаях, когда ссылка следует на многотомное издание, все тома которого содержат сплошную пагинацию, номер тома не указывается.

Источники по-разному обозначают этих людей и дают косвенные и неоднозначные для интерпретации сведения о том, как они сами могли себя идентифицировать на разных уровнях. В текстах используются названия кыпчаки, канглы, йемеки. Как выразился в свое время П. Пельо, «помимо путаницы людей, обозначаемых то именами, то титулами, мы касаемся здесь одного из самых сложных вопросов в истории Центральной Азии, а именно – взаимоотношений между [носителями названий] йемек, кыпчак и канглы» (“outre la confusion de gens désignés tantôt par des noms, tantôt par des titres, nous touchons ici à une des questions les plus obscures de l’histoire de l’Asie Centrale, celle des rapports entre les Yämäk, les Qïpčaq et les Qaŋlï”) [Histoire des campagnes, 1951, p. 95–96]. Вопрос о выяснении соотношения между собой различных племенных именований неоднократно обсуждался в научной литературе (см., напр.: [Marquart, 1914, S. 171, Anm. 1; Köprülü, 1943, s. 236–239; Буниятов, 1986, с. 61, 202, прим. 157; Golden, 1986 [1988], p. 23, not. 78 (приведена литература)]). В данной статье этот вопрос будет затронут, но не является основным для нее2.

2. Ввиду и без того большого объема статьи мы вынуждены максимально сократить библиографический аппарат, стараясь упоминать только публикации, имеющие непосредственное значение для основной темы работы. Наши прежние суждения можно найти в ряде совместных работ с Д.М. Тимохиным.

В источниках сохранилась достаточное число примеров личной ономастики представителей этого сообщества, часто с указанием прямых или косвенных родственных связей друг с другом. Их имена представлены многокомпонентными титулами, позволяющими сделать исторические и лингвистические наблюдения. Это редкий исторический пример фиксации родственников-современников, являвшихся выходцами из кочевнической среды, фигурировавших в политическом пространстве оседло-земледельческой державы. Он позволяет выяснить природу и осуществить анализ структуры их титулатуры, а также попытаться ответить на вопрос, связаны ли эти титулы с собственной степной традицией или же с влиянием непосредственно той оседло-земледельческой империи, в составе которой эти люди осуществляли свою деятельность.

I. Несколько слов о клане

У автора, наиболее приближенного к описываемой эпохе, ан-Насавӣ, про Теркен х̮āтӯн сказано, что она была «из племени бāвӯт, и они – одна из ветвей йемеков» (من قبیله بیاووت ، و هی فرع من فروع یمك) [ан-Насавӣ, 1996, с. 51]3. Подобное указание есть у него выше [ан-Насавӣ, 1996, с. 32]; ан-Насавӣ не называет титула отца Теркен х̮āтӯн (определяя его в общем как ملك), но упоминает его имя как جنکشی [ан-Насавӣ, 1996, с. 51].

3. Здесь и далее используется издание источника, подготовленное З.М. Буниятовым, а ссылки даются исключительно на страницы опубликованного арабского текста.

Историки следующих поколений, Джувайнӣ и Рашӣд ад-Дӣн, находившиеся на придворной службе у монгольских ильханов и имевшие знакомство в том числе с монгольской историографической традицией [Бартольд, 1963, с. 88–89], называют соплеменников Теркен х̮āтӯн иначе. В одном из мест сочинения Рашӣд ад-Дӣна упоминается в связи с сопровождением подавшегося в бега хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Мух̣аммада «группа тюрков, родственников его матери Теркен, которых называют wrān» (جمعی ترکان ان خویشان مادرش ، که ایشان را اورانِيان گو یند) [Rashīd al-Dīn Fazl-āllah Hamedānī, 1373, ṣ. 505]. Джувайнӣ называет только группу اورانيان в войске хорезмшаха Текеша во время его похода в 1195 г. в Сыгнак против قاتر بوقو خان [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. 2, ṣ. 35, not. 1 (разночтения к написанию этнонима); Бартольд, 1963, с. 407, прим. 1], о котором ниже. В более раннем сочинении «Та’рӣх̮-и Мубāрак шāх» («История Мубāрак шāха») Фах̮р-и Мудаббира, составленном в 1206 г. при дворе делийского султана, в списке тюркских племен, компилятивном и включающим разновременные данные, тем не менее, отмечено именование اوران [Tarikh-i Fakhrud-Dīn Mubārākshāh, 1927, ṣ. 47]. Реконструкция исходного облика слова, отраженного в такой орфографической форме, вытекает из записи в тюрко-арабском словаре XIV в., опубликованном Т. Хоутсма, где слово اوران с переводом на арабский дано как الثعبان (‘змея’), что может быть соотнесено с тюрк. *äwrän [Clauson, 1972, p. 13–14; Eren, 1976, p. 145].

Когда Джувайнӣ пишет о происхождении Теркен х̮āтӯн, он указывает, что она была из тюркского племени, называемого канглы (اصل او قبایل اتراك اند که ایشان را قنقلی خوانند) [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. 2, p. 199]. Как Джувайнӣ, так и Рашӣд ад-Дӣн, косвенно употребляют это племенное название в связи с родственниками Теркен х̮āтӯн. Например, Джувайнӣ говорит о قنقلی و ترک, находившихся под командованием разных х̮āнов, в числе которых Таг̣āй х̮āн (ее брат, о котором будет сказано ниже, во второй части статьи), в Самарканде [The Taríkh-i-Jahán-gushá 1912, pt. 1, p. 95], тогда как Рашӣд ад-Дӣн, например, применительно к тому же эпизоду с осадой монголами Самарканда упоминает это племенное название, скорее, вторично [Rashīd al-Dīn Fazl-āllah Hamedānī, 1373, p. 603]. При этом в сочинении ан-Насавӣ оно не упоминается вообще никак, словно было неведомо ему.

В монгольской традиции, в том числе в «Тайной истории монголов» (§§ 198, 274: Qanglin Kibča’ut), именование qanglin используется как уточняющее название применительно к группе кыпчаков (см.: [Histoire des campagnes, 1951, p. 114–116; Rybatzki, 2008, S. 512 (с литературой)].

Соотнесение этнонимов йемек и канглы как двух именований внутри племен кыпчакского круга может быть объяснено отражением в разных источниках двух традиций: собственной тюркской, «автохтонной», отметившейся в историописании империи Хорезмшахов, и монгольской, проникшей в источники, созданные при дворе ильханов. Именование йемек как идентифицирующее в отношении лица некоторых делийских султанов знает Джӯзджāнӣ [al-Juzjānī, 2013, vol. II, ṣ. 233; T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. II, ṣ. 961, not., ṣ. 1295], творивший при их дворе и, значит, имевший возможность глубже погрузиться в познание номенклатуры различных тюркских племен и знавший, кстати «Та’рӣх̮-и Мубāрак шāх» [Бартольд, 1963, с. 77], однако, судя по всему, оставшийся далеким от детального понимания. В одном месте он не совсем ясным образом характеризует противника хорезмшаха Мух̣аммада во время его похода 1218 г., называя его قدر خان, как и в других местах (см. ниже) но здесь еще – сыном ثفقتان یمك) [al-Juzjānī, 2013, vol. II, ṣ. 163 T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. II, ṣ. 1096–1097, not. 1; Бартольд, 1963, с. 434, прим. 5]. В другом месте его текста в перечне покоренных Бату народов следуют названия القبچاق, القنکای и یمک [al-Juzjānī, 2013, vol. II, ṣ. 190; T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. II, ṣ. 1169], тогда как упоминание первых и вторых вместе можно встретить ранее в рассказе о происхождении хорезмийской династии [al-Juzjānī, 2013, vol. I, ṣ. 451, 452; T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. I, ṣ. 233, 235].

Отсюда следует, что в XIII в. именование йемек было реальным, как и канглы, но второе использовалось применительно к более широкой группе тюркоязычного населения в империи Хорезмшахов: для хорезмшаха Джалāл-ад-Дӣна Манкбурнӣ (ум. 1231) Шамс ад-Дӣн Мух̣аммад б. К̣айс составил словарь кыпчакского диалекта канглы под названием «Тибйāн ал-луг̣āт ат-туркӣ ‘алӣ лисāн ал-к̣анк̣лӣ» (ﺗﺒﻴﺎن اﻟﻠﻐﺎت اﻟﺘﺮﻛﻲ ﻋﻠﻲ ﻟﺴـﺎن اﻟﻘﻨﻘﻠـﻲ) [Eckmann, 1959, S. 113].

Имя отца Теркен х̮āтӯн не выясняется из других источников прямо. Именно Джӯзджāнӣ косвенно сообщает о том, что вследствие союза с ханом кыпчаков (خان القفچاق) по имени أقران (Ак̣рāн или, может быть, Ык̣рāн, по Г. Раверти), хорезмшах Текеш взял в жены его дочь, которая стала матерью хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Мух̣аммада [al-Juzjānī, 2013, vol. I, ṣ. 454; T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. I, ṣ. 240]. В другом месте у него же сказано, что имя отца матери хорезмшаха Мух̣аммада было قدر خان القفچاق [al-Juzjānī, 2013, vol. I, ṣ. 462, 472; T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. I, ṣ. 254, 279, not. 6].

В начале 1181 г. подошедший к Дженду кыпчакский предводитель البقرا اوزان, что, вероятно, следует скорректировать как البقرا اوران*, то есть *Alp Qara Äwrän, отправил к хорезмшаху Текешу своего сына قيران* (рукописн. فيران), *Qïran, в сопровождении يوغور زادكان [Бартольд, 1898, с. 79] или بوغو زادكان [Baghdādī, 1315, ṣ. 158] – для этого сочетания возможно предложить разные интерпретации (см., напр.: [Köprülü, 1943, s. 233–234, dipnotlar 22, 23; Ḥudūd al-‘Ālam, 1970, p. 180; Golden, 1995–1997, p. 103, 121, not. 182 (приведена литература)]). Позже, уже к осени 1182 г., этот قيران* (< فيران) был «почтен родством» [Бартольд, 1963, с. 405], но, кроме фразы بوسیلت قرابت باین دوست متعلق в отношении него [Бартольд, 1898, с. 80; Baghdādī, 1315, ṣ. 174], никаких конкретных данных нет. Только сообщение Джӯзджāнӣ, который упоминает в одном месте имя отца матери хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Мух̣аммада как أقران [al-Juzjānī, 2013, vol. I, ṣ. 454; T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. I, ṣ. 240], дает основания для того, чтобы обсуждать возможность сблизить имена قيران* (< فيران) и اقران, соответственно, отождествив между собой их носителей [Ахинжанов, 1995, с. 216]. Формально можно было поискать аналогии для имени *Qïran в позднем ономастиконе: ср., напр., Qïrāŋ (< *Qïraγaŋ), Qïrγan, в связи с глаголом qïr- ‘to break, smash, annihilate’ [Rásonyi, Baski, 2006, p. 456]. В то же время нельзя ли предполагать в اقران описку для اوران*?

Не настаивая на своей точке зрения, мы сейчас предлагаем такое решение вопроса о соотнесении упоминаемых в текстах этнонимов, которое, следуя правилу «бритвы Оккама», кажется наиболее простым. Название йемек относилось непосредственно к племени, – одному из племен кыпчакского круга, – из которого происходили многочисленные родственники Теркен х̮āтӯн. Подразделение этого племени называлось байавут, тогда как эврен – конкретное название клана, может быть, по личному имени *Alp Qara Äwrän: такая практика возникновения самоназваний не является редкостью среди тюркских народов, иллюстративные среди которых названия узбек и ногай (см.: [Németh, 1991, 58–63, 81–84. o.])4. Именование канглы контекстуально тождественно по значению имени йемек, но предпочтения в текстах тому или другому связано с разными традициями. Иными словами, йемек было одним из племен в составе восточной группы кыпчакских племен, близких к Хорезму [Golden, 1995–1997, p. 101–102, 121], общее именование которой было известно как канглы, семантически исходно связанное с территорией и не имеющее реального отношения к «народному» объяснению в связи с qaŋlï ‘повозка, телега’ [Кляшторный, 1964, с. 164–179] (о слове со значением ‘повозка, телега’ см.: [Doerfer, 1967, Bd. III, S. 530–532; Clauson, 1972, p. 638])5.

4. Во избежание недоразумений следует отметить, что в настоящее время в журнале “Turcica, revue d’études turques” готовится к выходу великолепная статья про сообщество اورانِيان, анонимную рукопись которой нам выпала честь рецензировать, когда первая часть нашей собственной работы уже была готова (по сути, развивая мысль, озвученную ранее в совместных с Д.М. Тимохиным работах). Автор названной статьи (его имя осталось нам неизвестным на момент подготовки рецензии в апреле–мае 2024 г.) также возводит именование اورانِيان к личному имени предводителя.

5. Впервые его упоминает Мах̣мӯд ал-Кāшг̣арӣ, но только как личное имя [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1984, vol. II, p. 343]. Вряд ли можно трактовать название как *qaŋ+lï, букв. ‘[люди,] принадлежавшие [к местности] Канг’, поскольку отпадение конечного /γ/ еще не характерно в этот период даже для языка огузов. В номенклатуре огузских племен Мах̣мӯд ал-Кāшг̣арӣ отмечает названия qajïγ قَيِغْ и ula jundluγ اوُلايُنْدْلُغْ (*ala jundluγ?), но там же есть bäktili بَكْتِلى [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1982, vol. I, p. 101, 102], в составе которого, вероятно, следует искать слово el ~ il, чаще с известной степенью условности переводимое как ‘племенная организация, племенной союз, племя и т.д.’ (с посессивным аффиксом 3 лица ед. числа +(s)I). Может быть, qaŋlï проще объяснить как стяженный вариант именования *qaŋ ili, с последующим выравниванием вокализма по правилам губной гармонии.

II. Ономастикон

1. Джанкшӣ. Имя جنکشی, как ан-Насавӣ называет отца Теркен х̮āтӯн, вероятно, исходно передает китайский титул чжан-ши 長史 [Marquart, 1914, S. 167, Anm. 6], безотносительно к содержательному значению (оно могло меняться в конкретно-историческом контексте и вообще быть не связано с исходным значением в языке источнике)6, отраженном как čaŋšï, например, в памятниках древнетюркской рунической письменности и текстах древнеуйгурским письмом, притом во вторых уже как личное имя [Clauson, 1972, p. 426; Кормушин, 2008, с. 302]. Мах̣мӯд ал-Кāшг̣арӣ упоминает слово جَنكْشِى ‘титул амūр-а Хотана; этот город был завоеван благодаря ему; говорят, он был изменен с [титула] джамшӣд’ [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1984, vol. II, p. 343, not. 1 (поправка к переводу)]. При этом если в персидской графике языке есть специальная литера для обозначения глухой аффрикаты /č/, то в исходном арабском наборе глухой /č/, как и звонкий /ǰ/, обозначаются с помощью джӣм, поэтому нельзя решить, отражена ли у ан-Насавӣ форма с начальным č- или, может быть, здесь диалектное č- > - (хотя, впрочем, это кажется маловероятным).

6. Этому соображению мы следуем в статье и далее, учитывая сходство реестров номенклатуры титулов у разных исторических тюркоязычных сообществ: когда речь идет о содержательном наполнении какого-либо титула в среде рассматриваемой конкретной группы восточных кыпчаков конца XII – начала XIII в., то в качестве ближайших материалов для сопоставления (при наличии) привлекаются сведения, наиболее близкие с географической и хронологической точки зрения, без попыток привязать более отдаленные контексты схожих титулов.

По-видимому, в случае с отцом Теркен х̮āтӯн это именно личное имя, безотносительно к титулу, который он носил. Это слово может восходить к среде уйгуров Восточного Туркестана, как и название *bajawut, которое, как заметил П. Голден, может быть кыпчакским вариантом исходного *bajаγut [Golden, 1995–1997, p. 110], известного из памятников древнеуйгурской письменности в значении ‘богатый торговец’ [Clauson, 1972, p. 385; Rybatzki, 2006, S. 199, 201], ‘śreṣṭhī, зажиточный, человек высокого социального положения’; эта форма образована от исходного baj ‘богатый’ при помощи соответствующего аффикса множественности +AgUt, но в текстах это слово выступает как форма единственного числа [Erdal, 1991, p. 80–81]. Развитие /γ/ > /v/ между огубленными гласными спорадически отмечается в домусульманских памятниках древнетюркского языка (Maitrisimit) и в караханидско-уйгурском языке [Erdal, 1991, p. 421, 661; 2004, p. 123–124], что не делает это явление новацией в случае *bajawut. В команском, то есть западно-кыпчакском языке, уже в середине XII в. можно видеть это явление, если верно соотнесение др.-рус. ковуи с тюрк. quγu ‘лебедь’ [Менгес, 1979, с. 61–62, прим. 2].

2. К̣āйыр Бӯк̣ӯ/Бӯкӯ х̮āн. Дискуссионными остаются детали похода в различных источниках о походе Текеша на Сыгнак в 1195 г., где Джувайнӣ именует его противника قاتر بوقو خان [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 35, not. 6 (разночтения); Бартольд, 1963, с. 406, прим. 6; Genghis Khan. The History of the World-Conqueror, 1958, p. 305, not. 67 (правка на قایر بوقو خان)] (когда в войске хорезмшаха на тот момент как раз уже сражались اورانيان, см. выше), также قادر بوقو, قادر بوعو, قادر بوغو, قایر بوقو [The Ta’ríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 40, not. 3, 8 (разночтения)], тогда как Рашид ад-Дӣн, упоминающий это именование в форме قَاِیرْ بُوکُو خان (рукописн. вар. قایر توکو خان), называет его уйгуром (اویغور) [Rashīd al-Dīn Fazl-āllah Hamedānī, 1373, ṣ. 402, 2131].

В написании многокомпонентного именования К̣āйыр Бӯк̣ӯ/Бӯкӯ х̮āн у двух персидских авторов отличается второй элемент, тогда как к̣āф или кяф ли здесь – это вопрос принципиальный. Начиная, по крайней мере, с Мах̣мӯда ал-Кāшг̣арӣ, арабские авторы стали последовательно использовать при передаче тюркской лексики слов в заднерядных словах к̣āф для глухого /q/ и г̣айн для звонкого /γ/, в переднерядных словах – кяф для глухого /k/ и звонкого /g/. Однако для персидских сочинений часто невозможно принять однозначного решения в конкретном случае. По крайней мере, если задний глухой /q/ регулярно передавался посредством к̣āф, то звонкий /γ/ (встречающийся в интервокальной или конечной позициях) чаще передается через г̣айн, но много случаев и с к̣āф; в то же время передние /k/ и /g/ обычно передаются через кяф [Doerfer, 1959, S. 3; 1963, Bd. I, S. 20, 21]7 (литера гāф была изобретена гораздо позднее, что видно хотя бы по самому раннему из двух известных списков сочинений Гардизӣ, где она отсутствует – Кембриджской рукописи XVI или, скорее, XVII в.). Впрочем, здесь вопрос упирается не только в особенности самих авторов, но и поздних переписчиков их сочинений.

7. Например, в сочинениях на новоперсидском языке (фāрсӣ-и дарӣ) нет регулярности для передачи назального /ŋ/: встречаются варианты передачи его сочетанием нӯн+кяф, как впоследствии и в текстах на чагатайском языке, но есть случаи сочетания нӯн с г̣айн, к̣āф и даже кяф+к̣āф [Doerfer, 1963, Bd. I, S. 20, 21]. Это можно увидеть на примере написания قنقلی, тогда как, например, у Мах̣мӯда ал-Кāшг̣арӣ следует قَنكْلىِ (здесь – ‘имя важного человека у кыфчаков’) [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1984, vol. II, p. 343], где сочетание нӯн+кяф.

Уже П. Пельо указал, что написание у Джувайнӣ может передавать звучание *buqu, тогда как у Рашӣд ад-Дӣна – *bügü [Pelliot, 1930, p. 22]. Формально первое можно было бы соотнести только с buγu ‘олень’ (ср.: [Genghis Khan. The History of the World-Conqueror, 1958, p. 305, not. 67]), которое, однако, исходного является монгольским по происхождению [Clauson, 1972, p. 312]. В то же время второе, с исходным значением ‘sage, wizard’, широко распространено в тюркской ономастике [Clauson, 1972, p. 325–326; Rybatzki, 2006, S. 234]. «Цзинь ши» 金史 (цз. 121), вероятно, ок. 1175 г., упоминает посольство от главы племени (бу 部) канглы (кан-ли 康里) по имени Бо-гу 孛古 [Bretschneider, 1910, p. 223], для звучания которого П. Пельо предлагает реконструкцию с палатальным вокализмом [Histoire des campagnes, 1951, p. 116, 250]. Если принять эту версию, следует признать, что запись Джувайнӣ, у которого بوقو, отражает попытку передать иноязычный передний /g/8, или же, может быть, отмеченные в разных рукописях варианты قادر بوعو и قادر بوغو [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 40, not. 8] более точны, отражая написание слова как بوغو для попытки передачи тюркского *bügü. Формальное несоответствие графики тюркскому сингармонизму можно отметить у этого автора в случае со словом تغاى, когда у других авторов طغاى (см. ниже в части 2).

8. А. Рона-Таш подробно обсуждает этот вопрос в связи с двумя формами названия одного народа, которые в одном тексте дает Ибн Руста: اشغلили более близкая к текстам других арабских авторов اسكل [Róna-Tas, 1999, p. 225].

3. Алп Дирек или *Кюн Эр Дирек. В событиях фигурирует еще один персонаж – племянник К̣āйыр Бӯк̣ӯ х̮āн (برادر زاده ‘сын брата’), по имени الب درك [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 40–41], или он же الپ دركу Мӣрх̮вāнда (который называет его خواهر زاده ‘сын сестры’) [Histoire des sultans du Kharezm, 1842, ṣ. 34], в другом месте он назван كنار درك, что, по Дж.А. Бойлю, восстанавливается как *Kün Är Diräk [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 41, not. 3 (разночтения), p. 43; Genghis Khan. The History of the World-Conqueror, 1958, p. 310, not. 85; p. 311]. Имя الب درك, известное только у одного раннего автора (то есть не считая зависимого от Джувайнӣ Мӣрх̮вāнда, который, однако, более точно вокализует имя), *alp diräk, может отражать типичное, однако, для огузских языков озвончение /t/ > /d/ [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1982, vol. I, p. 85], хотя если здесь слово tiräk ‘support, prop, column’, с начальным звонким d- оно отмечено в кыпчакском в XIV в. [Clauson, 1972, p. 543; Doerfer, 1965, Bd. II, S. 655] (ср.: [Genghis Khan. The History of the World-Conqueror, 1958, p. 309, not. 83]). Эту форму сложно комментировать, не имея возможности проверить ее по другим синхронным источникам. По крайней мере, в редакциях «ат-Тавассул илā ал-тарассул» Бахā’ ад-Дӣна б. Му’аййада ал-Баг̣дāдӣ можно встретить два написания элемента имени одного из сыновей Текеша: طغدى или دغدى, то есть *toγdï и *doγdï соответственно [Baghdādī, 1315, ṣ. 91, not. 3; Horst, 1964, S. 139, Anm. 1], при записи у Джувайнӣ تغدى, ближе к первому [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 39; Genghis Khan. The History of the World-Conqueror, 1958, p. 308, not. 81] (см. ниже). В.В. Бартольд отождествил этого Алп Дирека с упомянутым ранее البقرا [Бартольд, 1963, с. 407], чему возразил И. Кафесоглу [Kafesoğlu, 1956, s. 130, dipnot 19]; С.М. Ахинжанов отождествлял Алп Дирека с Ынāлчӯк̣ом (см. ниже), а собственно К̣āйыр Бӯк̣ӯ/Бӯкӯ х̮āна – с قيران* (< فيران) [Ахинжанов, 1995, с. 217–218, 219–222].

4. Теркен х̮āтӯн. Ключевой фигурой в истории взаимоотношений между кыпчакской и хорезмийской династиями выступает Теркен х̮āтӯн تَرْكَانْ خاتون, *tärkän χatun, супруга хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Текеша, мать его преемника ‘Алā’ ад-Дӣна Мух̣аммада, влиятельнейшая персона своего времени. Сам по себе титул, который она носила, был ранее известен у жен султанов династии Сельджуков9, при этом супруга султана Малик шāха (1072–1092), носившая титул تَرْكَانْ خاتون, происходила из династии К̣арāх̮āнидов [Bosworth, 2000] (ср.: [Бартольд, 1963, с. 400, прим. 4]). В целом первый компонент этого титула tärkän встречается в более ранних текстах применительно к лицам мужского пола [Doerfer, 1965, Bd. II, S. 495–498; Clauson, 1972, p. 544]. В таком значении он упоминается в древнетюркских рунических надписях енисейского бассейна [Кормушин, 2008, с. 303; Aydın, 2011, s. 20], а затем в караханидско-уйгурском языке уже как обращение к правителю, при этом любого пола (см.: [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1982, vol. I, p. 332; Clauson, 1972, p. 544; Менгес, 1979, с. 152]), также известен контекст употребления сочетания تَرْكَانْ خاتون [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1982, vol. I, p. 298]. Титул отмечен на монетах К̣арāх̮āнидов применительно к лицу мужского пола: Б.Д. Кочнев вокализует его как таркан и связывает с ترخان, то есть tarχan, поскольку оба варианта чеканены на легендах монет разных типов, относящихся к одному деятелю [Кочнев, 2006, с. 31, 135, 245]. В древнеуйгурской надписи на столбе из Кочо титул tegin используется для принцев, тогда как слово tärkän фигурирует как элемент именования принцесс (qunčuj) [Müller, 1915, S. 6, 7 (стк. 4), 10, 11 (cтк. 13)]. Этот же титул تَرْكَانْ носила, по крайней мере, одна из жен султана Абӯ’л-Фатх̣а Ил-Арслāна б. Атсыза (1127/1128–1156), мать его младшего сына Султ̣āн шāха (он был молод в 1172 г.), которую убил Текеш, являвшийся сыном своего отца от другой женщины, но бывший старшим [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 17, 18; Rashīd al-Dīn Fazl-āllah Hamedānī, 1373, ṣ. 343, 344]. ‘Алā’ ад-Дӣн Мух̣аммад, между прочим, не был старшим сыном Текеша [Бартольд, 1963, с. 413]. Поэтому вряд ли можно думать о том, чтобы связать именование жен султанов титулом تَرْكَانْ с положением их матерей. Вместе с тем تَرْكَانْ может быть именно личным именем, исходно восходящим к эпитету: одну из дочерей хорезмшаха Мух̣аммада, родную сестру его младшего сына, أُزلاغ شاه (так он известен у ан-Насавӣ, у других авторов – иная запись, см. ниже во второй части статьи), мать которого была родственницей Теркен х̮āтӯн, звали ترکان سلطان [ан-Насавӣ, 1996, с. 50]; также имя ترکان носила одна из дочерей Джалāл ад-Дӣна [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1916, pt. II, ṣ. 201].

9. Здесь и далее это название приводится в формальном традиционном в русскоязычной традиции написании, поскольку в арабографичных текстах известны формы, отражающие как палатальный, так и велярный вокализм.

5. Ынāл х̮āн или Ынāлчӯк̣. Другой важный деятель, которому традиция приписывает роковое значение для истории империи Хорезмшахов-Анӯштегинидов, делая его «главным злодеем», виновником развязывания войны между империей Чингисхана и империей Хорезмшахов, – это Ынāл х̮āн или Ынāлчӯк̣, наместник (ан-Насавӣ: нā’ӣб) Отрара (вероятно, не ранее 1210 г., когда город был отнят у К̣арāх̮āнидов: [Кочнев, 2006, с. 236]), носивший титул (لقب‎) К̣āйыр х̮āн. Ан-Насавӣ называет его ینال خان, характеризуя как «двоюродный брат [по матери] султана» (ابن خال السلطان) [ан-Насавӣ, 1996, с. 42], где араб. ابن خال ‘son of a maternal uncle’. В списках сочинения Джувайнӣ встречаются разные формы его именования: اینال خان, что, возможно было, толковать как искажение от других вариантов – اینال جوق, اینال چوق [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1912, pt. I, ṣ. 60, not. 4]. В частности, так считает Дж.А. Бойль [Genghis Khan. The History of the World-Conqueror, 1958, p. 79, not. 4]. Это было бы вероятно, если бы не вариант, приводимый ан-Насавӣ, то есть именно *ïnal χan. Следуя Джувайнӣ, «он был одним из родственников матери султана, Теркен х̮āтӯн, и носил титул Г̣āйир-х̮āн» (بود یکی از اقارب مادر سلطان تركان خاتون که لقب غایر خان يافته بود), при этом рукописи единодушны в обозначении начального гласного его титула литерами г̣айн или айн (с утраченной по оплошности точкой) [The Taríkh-i-Jahán-gushá, 1912, pt. I, ṣ. 60, not. 4]. Рашӣд ад-Дӣн, который называет его личное имя как اینَالْچُوق, в итоге почти дословно повторяет сообщение Джувайнӣ с той лишь разницей, что в разных рукописях чаще можно видеть начальный к̣а̄ф, нежели г̣айн (اِينالْچُوق نام بود ، از اقارب مادر سلطان ، تَرْكَانْ خاتون ، و بلقب قَایِرْ خان موسوم گشته) [Rashīd al-Dīn Fazl-āllah Hamedānī, 1373, ṣ. 474]. В другом месте Рашӣд ад-Дӣн пишет о нем так: «…дядя [по матери] султана по имени Ынāлчӯк̣, которого называли К̣āйыр х̮āн…» (خال سلطان اینَالْچُوق نام‌ ، که او را قَایِر خان می گفتند) [Rashīd al-Dīn Fazl-āllah Hamedānī, 1373, ṣ. 297]. Абӯ’л-Г̣азӣ, зависимый от Рашӣд ад-Дӣна, пишет его имя как اینالجوقс титулом غاير خان (влияние версии рукописи Рашӣд ад-Дӣна с г̣айн, принадлежащей позднему переписчику-носителю западного наречия новоперсидского языка?); он говорит о нем как «дяде [по матери] султана Мух̣аммада» (سلطانمحمّد نينك تغايسي) [Histoire des Mongols, 1871, p. 97], то есть передавая персидское خال тюркским taγaj (о котором см. ниже в части 2).

Разбираясь с вариантами غاير خان (Джувайнӣ) и قَایِرْ خان (Рашӣд ад-Дӣн), совершенно нельзя предполагать такого развития инициального *q- > *γ- в тюркском языке того времени, а в этом слове – вообще. Форма قَایِرْ خان, несомненно, отсылает к титулу предводителя кыпчаков, противостоявшего Текешу (см. выше), то есть قاتر بوقو حان или قایر بوقو حان* (Джувайнӣ) и قَاِیرْ بُوکُو حان (Рашӣд ад-Дӣн). Может быть, к нему имеет отношение невнятное с исторической точки зрения упоминание у Джӯзджāнӣ (ср. выше) некоего (трех? – так считает Г. Раверти) قدر خان [al-Juzjānī, 2013, vol. I, ṣ. 462, 466, 467, 468, 469, 472; 2013, vol. II, p. 163; T̤abakāt-i-Nāṣirī, 1881, vol. I, p. 254, 267, not. 9, p. 268, 272, not. 9, p. 279, not. 6; vol. II, p. 1096–1097; Marquart, 1914, S. 129–131; Бартольд, 1963, с. 434, прим. 5; Ḥudūd al-‘Ālam, 1970, p. 309, not. 2]. Титул قير خان засвидетельствован в именовании одного из сыновей хорезмшаха Текеша [Baghdādī, 1315, ṣ. 43, not. 14]. Эта форма параллельна распространенному титулу у К̣арāх̮āнидов – qadïr χan قدِرْ خان [Кочнев, 2006, с. 28], где тюрк. qaδïr – ‘grim, brutal, oppressive, dangerous’, созвучное и семантически близкое арабскому قدير [Clauson, 1972, p. 603–604, 678; Köprülü, 1943, s. 232–233, dipnot 18; Doerfer, 1967, Bd. III, S. 378–380]. Восстанавливаемые на основе разных написаний произношения qadïr (qaδïr?) и qajïr указывают на особенности разных тюркских диалектов, отмеченных во второй половине XI в.: у кыпчаков и огузов /δ/ > /j/, тогда как у йемеков (sic!) и западных кыпчаков /δ/ > /z/ [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1982, vol. I, p. 85].

П. Пельо указывает на передачу имени этого деятеля в «Юань ши» 元史 (цз. 1) как Ха-чжи-эр Чжи-лань-ту 哈只兒只蘭禿 [Pelliot, 1930, p. 53–54], отражающую, вероятно, в первом слове монголизированное произношение, то есть *χaǰir, где -d- > -ǰ- является результатом палатализации перед /i/ (

Собственно его имя *ïnalčuq является формой от исходного ïnal (букв. ‘доверенный’ < ïna- ‘верить, доверять’ [Clauson, 1972, p. 184–185; Doerfer, 1974, Bd. IV, S. 196–199; Erdal, 1991, p. 331; Rásonyi, Baski, 2006, p. 317–318]), образованной при помощи уменьшительного аффикса +čXk, что характерно, здесь – с огубленным гласным в последнем слоге, то есть именно *+čuq, а не *+čïq. Не отмеченное графически и, значит, отсутствовавшее развитие -č- > -ǰ- перед узким гласным, даже после сонанта /l/ может отражать как диалектную, так и стадиальную особенность развития языка. Китайскую транскрипцию Чжи-лань-ту 只蘭禿 (или 只闌禿, как в «Юань ши», цз. 150) – по П. Пельо, *ǰilaltuq, – трудно объяснить. Арабографичное اینال показывает отсутствие протетического j- (о чем см.: [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1982, vol. I, p. 84]), то есть это не *jïnal. В то же время написание у ан-Насавӣ ینال خان (при, однако, إينانج, то есть *ïnanč, у него же, см. ниже часть 2) и китайская транскрипция, передающая монголизированный вариант, может косвенно на такую форму указывать [Pelliot, 1930, p. 54]. Тогда, может быть, в китайской передаче и первое, и второе слово содержат среднеязычный */j/, отсылая к *qajïr jïnalčuq (не qadïr ~ qaδïr, как обсуждалось выше вслед за П. Пельо). Случаи тюрк. j- > монг. ǰ- отмечены у Г. Дёрфера (см. указатель для томов его книги: [Doerfer, 1974, Bd. IV, S. 551]).

Мах̣мӯд ал-Кāшг̣арӣ толкует اینال так: «Это именование любого молодого человека, чьей матерью является х̮āтӯн» [Maḥmūd al-Kāšγarī, 1982, vol. I, p. 147]. По сведениям Б. Кочнева, титул *jïnal χan единожды отмечен в нумизматике К̣арāх̮āнидов [Кочнев, 2006, с. 144]. Личное имя ïnaluq (раздельное написание аффикса) встречается юридическом документе древнеуйгурским письмом [Radloff, 1928, S. 206, 248, 304]; также В.В. Радловым зарегистрировано чагатайское اینالچيق ‘князь’ / ‘der Fürst, Prinz’ [Радлов, 1893, I, стб. 1441].

В нашем случае титул ïnal χan может быть начальным именем этого деятеля, по первому элементу которого его прозвали еще ïnalčuq, тогда как титул qajïr χan кажется более значительным.

Ынāлчӯк̣ из-за понятных событий является наиболее часто известным представителем плеяды персоналий, которых источники так или иначе именуют родственниками Теркен х̮āтӯн, занимавших высокие посты в империи хорезмшаха ‘Алā’ ад-Дӣна Мух̣аммада. Об остальных, менее известных, которых, однако, немало, будет сказано во второй части статьи.