СТАТЬИ

Построение относительной и абсолютной хронологии памятников скифской архаики все еще остается наиболее актуальной проблемой изучения скифской культуры. Археологи-ческие свидетельства присутствия евразийских номадов на территории государства Урарту и царства Маннеев дают возможность датировать находки «раннескифского» облика, представленные в надежных археологических и хронологических контекстах, и предложить для них вполне достоверные абсолютные даты. В связи с этим в работе рассматриваются железный меч и роговая бутероль, найденные в одной из урартских твердынь эпохи Русы II – Русахинили перед горой Эйдуру (Аянис). Меч является образцом клинкового оружия номадов эпохи переднеазиатской эпопеи – акинаком раннескифского облика келермесского типа. По археологическому контексту меч датируется не позднее 50-х гг. VII в. до н.э. Предполагается, что он связан с западными военными кампаниями Русы II и может рассматриваться в качестве дружеского дара от одного из киммерий-ских «вождей» царю Биайнили. Судя же по характеру выполнения и технике нанесения узора на стержне из Аяниса и мечах из Келермеса и Мельгунова, можно предположить, что все эти изделия были выполнены в одной из урартских царских мастерских. Мечи из Келермеса и Литой могилы являются дипломатическими дарами царя Биайнили возглав-лявшим номадов вождям, либо уже находившимся в союзнических отношениях с Урарту, либо же в знак намечающегося альянса. Урартские торевты нанесли на обкладки мечей номадов династический герб урартских царей (по И.М. Дьяконову), и это может свиде-тельствовать о том, что их будущие владельцы в глазах урартского дарителя восприни-мались почти как равные по статусу хозяину трона в Тушпе. Впрочем, не исключено, что обкладки могли быть изготовлены еще в царствование Аргишти II.
 

Скачать JATS

Введение

Построение относительной и абсолютной хронологии памятников скифской архаики все еще остается наиболее актуальной проблемой изучения скифской культуры. Археологические свидетельства присутствия евразийских номадов на территории государства Урарту и царства Маннеев позволяют датировать находки «раннескифского» облика, представленные в надежных археологических и хронологических контекстах, и предложить для них вполне достоверные абсолютные даты [Иванчик, 2006; Балахванцев, 2016]. В связи с этим в работе рассматриваются железный меч и роговая бутероль, найденные в одной из урартских твердынь эпохи Русы II сына Аргишти – Русахинили перед горой Эйдуру (Аянис).

О Русахинили перед горой Эйдуру (Аянис)

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 1. Помещения зоны XI Верхнего города Аяниса [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Batmaz, 2013]. Fig. 1. The rooms in Area XI of the Upper city of Ayanis [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Batmaz, 2013]..

Рис. 1. Помещения зоны XI Верхнего города Аяниса [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Batmaz, 2013]. Fig. 1. The rooms in Area XI of the Upper city of Ayanis [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Batmaz, 2013]..

Крепость Русахинили перед горой Эйдуру расположена на восточном берегу озера Ван к северу от Тушпы. Архитектурный ансамбль состоит из окруженного фортификационными сооружениями Верхнего города, возведенного на холме, и Нижнего, раскинувшегося у его подножья. По замыслу строителей центральное место в Верхнем городе отведено монументальному храмовому комплексу. Покровителю правящей династии богу Халди посвящен храм «Суси». К западу от храмового комплекса расположен и частично исследован блок жилых помещений зоны XI. Судя по доступным публикациям, назначение комнат заметно различалось: это могли быть кладовые, жилые комнаты, а помещения 10 и 11 использовались для религиозных церемоний (рис. 1) [Çilingiroğlu, Salvini, 2001; Çilingiroğlu, Erdem, 2007, s. 123–130; Erdem, Çilingiroğlu, 2010, p. 151–157; Çilingiroğlu, 2011(1), s. 296–313; 2012, p. 305; 2018(1); Batmaz, 2013; 2014, p. 123, 127]. Вероятно, в этих помещениях могла пребывать царская чета при посещении города и храмового комплекса.

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 2. Вещи, найденные в комнате 2 зоны IX Верхнего города Аяниса. 1 – меч in situ; 2 – фибула; 3 – бутероль (прорисовка и фото); 4 – меч [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Çilingiroğlu, 2007; 2011(1–2)]. Fig. 2. Items found in room 2 of zone IX of the Upper city of Ayanis. 1 – sword in situ; 2 – fibula; 3 – bouterolle (drawing and photo); 4 – sword [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Çilingiroğlu, 2007; 2011(1–2)].

Рис. 2. Вещи, найденные в комнате 2 зоны IX Верхнего города Аяниса. 1 – меч in situ; 2 – фибула; 3 – бутероль (прорисовка и фото); 4 – меч [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Çilingiroğlu, 2007; 2011(1–2)]. Fig. 2. Items found in room 2 of zone IX of the Upper city of Ayanis. 1 – sword in situ; 2 – fibula; 3 – bouterolle (drawing and photo); 4 – sword [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Çilingiroğlu, 2007; 2011(1–2)].

В комнате 2 многокамерного помещения, непосредственно примыкающего к храмовым строениям, найден образец клинкового оружия номадов эпохи переднеазиатской эпопеи – акинак раннескифского облика (рис. 2) [Çilingiroğlu, Erdem, 2007, s. 127, res. 9; Erdem, Çilingiroğlu, 2010, p. 154, fig. 5b; Çilingiroğlu, 2007, res. 7; 2011(2), res. 2, 3, 6–9; Çilingiroğlu, Işıklı, 2014, res.13].

О мече из Русахинили

Меч был обнаружен в деревянных ножнах, от которых сохранился обгоревший тлен и, видимо, роговая бутероль. Длина меча составляет 44 см (рис. 2, 4). Меч снабжен массивным брусковидным навершием, под которым ясно различим «приваренный» (?) к центральному валику рукояти стержень для крепления темляка. Рукоять меча длиной 12 см имеет характерное трехчастное строение; лезвие сужается. Перекрестие разрушено, но судя по фото, в его абрисе легко угадывается келермесский тип (по Е.В. Черненко). Сторона, обращенная к рукояти, имеет центральный приостренный выступ или, если прибегнуть к формулировке А.Ю. Алексеева, «выступает углом с вогнутыми (втянутыми) образующими» [Алексеев, 1991, с. 273], а боковые грани перекрестия если не прямые, то по крайней мере не сильно закругленные. Нет ни малейшего сомнения в том, что аянисский меч относится к акинакам келермесского типа.

Мечи, включенные в этот типологический ряд, обладают достаточно устойчивым набором морфологических признаков, свидетельствующим к тому же об их несомненной хронологической близости: брусковидное навершие обычно овальной в плане формы; наличие у большинства образцов под навершием горизонтально расположенной петли, предназначенной, предположительно, для крепления темляка; как правило, это отдельно изготовленная муфта, снабженная горизонтальной петлей; иногда петлю приваривали к центральному валику; трехчастное строение рукояти; перекрестие келермесского типа  [Подобед, 1993, с. 47; Дараган, Подобед, 2011(1), с. 579; Ворошилов, 2011]¹.

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 3. Раннескифские мечи с трехчастным строением рукояти. 1 – Аянис комната 2 зона XI; 2 –Яснозорье к. 6 п. 1; 3 – Базалети п. 102; 4–6 – Тли п. 164 и п. 85; 7–8 – Самтавро п. 212 и п. 27; 9 – Геховит [Çilingiroğlu, 2011(2); Ковпаненко, Бессонова, Скорый, 1994; Georgien, 2001; Вознесенская, 1975; Техов, 1985; Mehnert, 2008 – Гос. музей Грузии им. Джанашия, фото М. Абрамишвили; Пилопосян, Хачатрян, 1995]. Fig. 3. Early Scythian swords with a three-part hilt structure. 1 – Ayanis room 2 of zone IX; 2 – Yasnozorye k. 6 b. 1; 3 – Bazaleti b. 102; 4–6 – Tli b. 64 and b. 85; 7–8 – Samtauro b. 212 and b. 27; 9 – Geghovit [Çilingiroğlu, 2011(2); Kovpanenko, Bessonova, Skoryi, 1994; Georgien, 2001; Voznesenskaya, 1975; Techov, 1985; Mehnert, 2008 – Georgian National Museum. Photo by M. Abramishvili; Piloposyan, Khachatryan 1995].

Рис. 3. Раннескифские мечи с трехчастным строением рукояти. 1 – Аянис комната 2 зона XI; 2 –Яснозорье к. 6 п. 1; 3 – Базалети п. 102; 4–6 – Тли п. 164 и п. 85; 7–8 – Самтавро п. 212 и п. 27; 9 – Геховит [Çilingiroğlu, 2011(2); Ковпаненко, Бессонова, Скорый, 1994; Georgien, 2001; Вознесенская, 1975; Техов, 1985; Mehnert, 2008 – Гос. музей Грузии им. Джанашия, фото М. Абрамишвили; Пилопосян, Хачатрян, 1995]. Fig. 3. Early Scythian swords with a three-part hilt structure. 1 – Ayanis room 2 of zone IX; 2 – Yasnozorye k. 6 b. 1; 3 – Bazaleti b. 102; 4–6 – Tli b. 64 and b. 85; 7–8 – Samtauro b. 212 and b. 27; 9 – Geghovit [Çilingiroğlu, 2011(2); Kovpanenko, Bessonova, Skoryi, 1994; Georgien, 2001; Voznesenskaya, 1975; Techov, 1985; Mehnert, 2008 – Georgian National Museum. Photo by M. Abramishvili; Piloposyan, Khachatryan 1995].

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 4. Раннескифские мечи с трехчастным строением рукояти. 1 – Кармир-Блур, помещение Х; 2 –Имирлер; 3 – Варсимаанткари п. 110 [Пиотровский 1970; Ünal, 1982; Georgien, 2001]. Fig. 4. Early Scythian swords with a three-part hilt structure. 1 – Karmir-Blur, room Х; 2 – Imirler; 3 – Varsimaantkari b. 110 [Piotrovsky, 1970; Ünal, 1982; Georgien, 2001].

Рис. 4. Раннескифские мечи с трехчастным строением рукояти. 1 – Кармир-Блур, помещение Х; 2 –Имирлер; 3 – Варсимаанткари п. 110 [Пиотровский 1970; Ünal, 1982; Georgien, 2001]. Fig. 4. Early Scythian swords with a three-part hilt structure. 1 – Karmir-Blur, room Х; 2 – Imirler; 3 – Varsimaantkari b. 110 [Piotrovsky, 1970; Ünal, 1982; Georgien, 2001].

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 5. Раннескифские мечи с трехчастным строением рукояти. 1 – Двани; 2 – Келермес к. 1/Ш; 3–4 – Владимировский могильник п. 135 и п. 28; 5 – Дарьевка к. 2; 6 – Репяховатая могила п. 2; 7 – Каркемиш; 8 – Лебеди [Макалатия, 1949; Галанина, 1997; Шишлов и др., 2007; Ильинская, 1975; Ильинская и др., 1980; Marchetti, 2014; Пьянков и др., 2019]. Fig. 5. Early Scythian swords with a three-part hilt structure. 1 – Dvani; 2 – Kelermes k. 1/Sh; 3–4 – Vladimirovskiy b. 135 and b. 28; 5 – Daryevka k. 2; 6 – Repyakhovataya mogyla p. 2; 7 – Karkemish; 8 – Lebedi [Makalatia, 1949; Galanina, 1997; Shishlov et al., 2007; Ilyinskaya, 1975; Ilyinskaya et al., 1980; Marchetti, 2014; Pyankov et al., 2019].

Рис. 5. Раннескифские мечи с трехчастным строением рукояти. 1 – Двани; 2 – Келермес к. 1/Ш; 3–4 – Владимировский могильник п. 135 и п. 28; 5 – Дарьевка к. 2; 6 – Репяховатая могила п. 2; 7 – Каркемиш; 8 – Лебеди [Макалатия, 1949; Галанина, 1997; Шишлов и др., 2007; Ильинская, 1975; Ильинская и др., 1980; Marchetti, 2014; Пьянков и др., 2019]. Fig. 5. Early Scythian swords with a three-part hilt structure. 1 – Dvani; 2 – Kelermes k. 1/Sh; 3–4 – Vladimirovskiy b. 135 and b. 28; 5 – Daryevka k. 2; 6 – Repyakhovataya mogyla p. 2; 7 – Karkemish; 8 – Lebedi [Makalatia, 1949; Galanina, 1997; Shishlov et al., 2007; Ilyinskaya, 1975; Ilyinskaya et al., 1980; Marchetti, 2014; Pyankov et al., 2019].

Меч из Аяниса – далеко не единственный образец клинкового оружия евразийских номадов, найденный на территории Урарту. Не менее четырех экземпляров представлено в помещениях Тейшебаини. К интересующему нас типу следует отнести длинный меч из помещения X (рис. 4, 1) [Пиотровский, 1970, рис. 53; Рябкова, 2010(1), с. 96] и акинак из помещения XXIII² [Пиотровский, 1963; Рябкова, 2010(2), c. 179]. Еще один меч найден в погребении урартского вельможи в Геховите (рис. 3, 9) [Есаян, Погребова, 1985, табл. 1, 3; Пилопосян, Хачатрян, 1995, рис. 1, 2]. К этому перечню необходимо добавить погребальный комплекс номада из Имирлер, в состав которого входил меч подобный кармирблурскому (рис. 4, 2) [Ünal, 1982, Abb. 1, 1]. К этому перечню следует отнести и недавно опубликованный акинак из Каркемиша, найденный в одном из помещений дворцового комплекса в слое разрушения новоассирийского периода (рис. 5, 7) [Marchetti, 2014, р. 237, fig. 12]³.

Представительная выборка мечей келермесского типа найдена в некрополях Закавказья, которые находились в территориальной близости к северной периферии Урартской державы. Это образцы из п. 68, п. 128, п. 216 и п. 164 Тлийского могильника [Вознесенская, 1975, с. 89–90, рис. 1; 5; Техов, 1985, с. 25, рис. 142, 2, 6] (рис. 3, 4–6), п. 27 и п. 212 Самтаврского могильника [Mehnert, 2008, Taf. 35, 19; 43, 11] (рис. 3, 7–8)⁴, п. 102 у с. Базалети (рис. 3, 3), п. 110 у с. Варсимаанткари (рис. 4, 3) [Mehnert, 2008, Taf. 53, 13; 85, 7; Georgien, 2001, р. 419, No. 382, 383] и п. 2 у с. Двани [Макалатия, 1949, с. 236] (рис. 5, 1).

В Предкавказье и Закубанье к этому типу относится меч из кургана 1/Ш (Шульца) Келермесского могильника и мечи из погребений 28, 82 и 135 Владимирского могильника [Шишлов и др., 2007]⁵ (рис. 5, 3–4). Вероятно, повторяя железную основу рукояти, мастер-торевт разделил золотую обкладку ручки келермесского меча продольными полосами (рис. 5, 2) [Подобед, 1993, с. 47; Галанина, 1997, с. 88, 90, 92].

В Северном Причерноморье к этой серии следует отнести меч из Мельгуновского кургана, рукоять которого не сохранилась, но техника изготовления и декорирования золотой обкладки аналогична келермесской (рис. 6, 1) [Черненко, 1980, с. 18–19, 22], а также меч из кургана 2 в урочище Дарьевка (рис. 5, 5) [Ильинская, 1975, с. 53, тaбл. XXXIV, 18]. Классический образец меча келермесского типа представляет собой акинак из погребения 1 кургана 6 у с. Яснозорье (рис. 3, 2) [Ковпаненко и др., 1994, с. 54–55, рис. 6, 1].

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 6. 1 – обкладка меча из Мельгуновского кургана; 2 – обкладка меча из к. 1/Ш Келермеса; 3 – золотое изделие из помещения 10 зоны XI Аяниса [Черненко, 1980; Галанина, 1997; Batmaz, 2013]. Fig. 6. 1 – sword trim from Melgunov kurgan; 2 – sword trim from Kelermes k. 1/Sh; 3 – goldware from Room 10 of Area XI of Ayanis [Chernenko, 1980; Galanina, 1997; Batmaz, 2013].

Рис. 6. 1 – обкладка меча из Мельгуновского кургана; 2 – обкладка меча из к. 1/Ш Келермеса; 3 – золотое изделие из помещения 10 зоны XI Аяниса [Черненко, 1980; Галанина, 1997; Batmaz, 2013]. Fig. 6. 1 – sword trim from Melgunov kurgan; 2 – sword trim from Kelermes k. 1/Sh; 3 – goldware from Room 10 of Area XI of Ayanis [Chernenko, 1980; Galanina, 1997; Batmaz, 2013].

Время бытования мечей келермесского типа следует ограничить последними десятилетиями VIII–VII вв. до н.э. [Подобед, 1993, с. 47; Дараган, Подобед, 2011(1), с. 578–582; ср.: Ворошилов, 2009, с. 40; 2011, с. 157; Топал, 2018, с. 8–9]. Наиболее поздними образцами могут быть признаны меч из п. 2 Репяховатой могилы, обнаруженный вместе с милетской амфорой конца VII в. до н.э. [Ильинская и др., 1980, с. 41, рис. 11, 5–6; 12; Дараган, 2010] (рис.5, 6), и меч из Каркемиша (рис. 5, 7), видимо, синхронный находкам из дома D [Woolley, 1921]; эти разрушения связывают с гибелью города, захваченного в 605 г. до н.э. армией вавилонского царя Навуходоносора II [Медведская, 2010, с. 169].

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 7. 1–12 – Базалети п. 102; 13 –Ван-Калеси; 14 –Топраккале; 15–16 – Адилджеваз; 17 – Кармир-Блур; 18 – Хасанлу; 19 – Аянис; 20 – Бастам; 21 –22 – Ленковцы к. 1; 23 – Перебыковцы к. 2; 24 – Круглык к. 1 [Mehnert, 2008; Köroğlu, Konyar, 2008; Смирнова, 1993]. Fig. 7. 1–12 – Bazaleti b. 102; 13 – Van Kalesi; 14 – Toprakkale; 15–16 – Adildjevaz; 17 – Karmir-Blur; 18 – Hasanlu; 19 – Ayanis; 20 – Bastam; 21–22 –Lenkovtsy k. 1; 23 – Perebykovtsy k. 2; 24 – Kruglyk k. 1 [Mehnert, 2008; Köroğlu, Konyar, 2008; Smirnova, 1993].

Рис. 7. 1–12 – Базалети п. 102; 13 –Ван-Калеси; 14 –Топраккале; 15–16 – Адилджеваз; 17 – Кармир-Блур; 18 – Хасанлу; 19 – Аянис; 20 – Бастам; 21 –22 – Ленковцы к. 1; 23 – Перебыковцы к. 2; 24 – Круглык к. 1 [Mehnert, 2008; Köroğlu, Konyar, 2008; Смирнова, 1993]. Fig. 7. 1–12 – Bazaleti b. 102; 13 – Van Kalesi; 14 – Toprakkale; 15–16 – Adildjevaz; 17 – Karmir-Blur; 18 – Hasanlu; 19 – Ayanis; 20 – Bastam; 21–22 –Lenkovtsy k. 1; 23 – Perebykovtsy k. 2; 24 – Kruglyk k. 1 [Mehnert, 2008; Köroğlu, Konyar, 2008; Smirnova, 1993].

Мечу соответствует роговая бутероль округлой формы диаметром 3,9 см (рис. 2, 3) [Erdem, Çilingiroğlu, 2010, р. 154, fig. 5b; Çilingiroğlu, 2011(2), res. 6]. Навершие корпуса завершается узким прямоугольным устьем – «карнизом» (если использовать терминологию Б.А. Литвинского). Лицевая (парадная) плоскость бутероли украшена: на нее нанесено изображение свернувшегося хищника. Тыльная сторона изделия гладкая и лишена какого-либо декора. Неясно, каким образом сама бутероль крепилась к деревянным ножнам. Фасадная часть устья повреждена. Изображение хищника выполнено в технике выпуклого рельефа. Мастер-косторез создал образ, в котором причудливо совмещены характерные черты разных животных, воплотив в аянисской бутероли некий обобщенный образ хищника. У зверя непропорционально массивная по сравнению с туловищем голова и длинная волчья или псовая пасть, оконтуренная с внешней стороны рельефным валиком, с отчетливо различимым верхним рядом зубов⁶. В то же время кольцевидная трактовка глаза, ноздри, стоп и окончания хвоста наиболее характерны для изображения кошачьих хищников – барсов, пантер. Эти части тела переданы идеально круглыми с углублением в центре и наружной циркульной обводкой. Оригинальна форма уха: оно не округлое и не сердцевидное, а скорее полукруглой формы и напоминает копытообразный знак. Весьма показательна схема взаиморасположения лап: передняя лапа прижата к шее, а ее стопа находится под мордой, точнее – у скулы животного, задняя же согнута так, что ее стопа упирается в локоть передней лапы. Длинный «кошачий» хвост, заканчивающийся кольчатым окончанием, находится непосредственно под пастью животного.

Подпись к рисунку/медиа

Рис. 8. 1 – Аянис; 2 – Бюклюкале; 3 – Келермес к. 1/Ш; 4 – Кармир-Блур; 5–6 – Чаухугоу-4 [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Matsumura, 2019; Галанина, 1997; Пиотровский, 1970; Шульга, 2010]. Fig. 8. 1 – Ayanis; 2 – Büklükale; 3 – Kelermes k. 1/Sh; 4 – Karmir-Blur; 5–6 – Chowhugou-4 [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Matsumura, 2019; Galanina, 1997; Piotrovsky, 1970; Shulga, 2010].

Рис. 8. 1 – Аянис; 2 – Бюклюкале; 3 – Келермес к. 1/Ш; 4 – Кармир-Блур; 5–6 – Чаухугоу-4 [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Matsumura, 2019; Галанина, 1997; Пиотровский, 1970; Шульга, 2010]. Fig. 8. 1 – Ayanis; 2 – Büklükale; 3 – Kelermes k. 1/Sh; 4 – Karmir-Blur; 5–6 – Chowhugou-4 [Erdem, Çilingiroğlu, 2010; Matsumura, 2019; Galanina, 1997; Piotrovsky, 1970; Shulga, 2010].

Это вторая после образца из Тейшебаини (Кармир-Блур) бутероль, декорированная в скифском зверином стиле и найденная в достоверном урартском комплексе (рис. 8, 4). Предмет из Кармир-Блура уникален, а иконографическая схема кошачьего хищника не находит прямых аналогий. Бутероли из Аяниса мы предполагаем посвятить отдельную работу, поэтому ограничимся лишь некоторыми наблюдениями. Аянисская бутероль не объемная фигурка, в отличие от известных роговых и бронзовых образцов: здесь изображение нанесено лишь на одну из сторон. По своему абрису и форме устья бутероль из Аяниса совпадает с окончаниями обкладок ножен келермесского и мельгуновского мечей. Представляется, что «урартские» бутероли передают позу зверя несколько отличную от легко узнаваемого образа свернувшего в кольцо хищника. По мнению М.Н. Погребовой и Д.С. Раевского, зверь «как бы согнут в соответствии с формой бутероли» [1992, с. 107]. На бутероли нанесено изображение пронзенного острием меча хищника.

Другой не менее интересной находкой, имеющей непосредственное отношение к переднеазиатской эпопее киммерийцев и скифов, является «жезл» царицы Квакули (Qaquli), супруги Русы II сына Аргишти, найденный в помещении 11 зоны XI [Çilingiroğlu, 2011(1), s. 311; 2018(3); Çilingiroğlu, Salvini, 2012, p. 99–112; Batmaz, 2013, р. 67–72, res. 6]. Поверхность золотой обкладки «жезла» покрыта сплошной чередой повторяющихся изображений древа жизни, представленных той же иконографической схемой, что и «деревья», покрывающие боковые стороны золотых обкладок рукоятей парадных мечей из Келермеса и Мельгунова⁷. Очень близкие по стилю изображения древа жизни с фланкирующими его крылатыми гениями – керубами представлены на золотых обкладках перекрестья меча из Келермеса и на устьях ножен келермесского и мельгуновского мечей [Черненко, 1980]. Подобные композиции – древо жизни с фигурами фланкирующих его «гениев» – восходят к распространенному в урартском искусстве сюжету, связанному с Халди, верховным божеством урартского пантеона, главным «государственным» богом и покровителем правящей династии Биайнили [Calmeyer, 1979; Batmaz, 2013, р. 81–83]. Укажем на замечательное изображение древа жизни в составе орнаментальной композиции, украшавшей платформу целлы храма Халди в Аянисе. Интересно, что И.М. Дьяконов даже склонен был считать именно подобный тип урартского изображения древа жизни (Тип А по Калмееру) «династическим гербом урартских царей», специально оговаривая при этом, что подобные изображения известны по оттискам официальных печатей, сохранившихся на письмах и иных документах [Дьяконов, 1983]. Перечисленные изображения различаются в деталях (хотя их несомненное сходство все же впечатляет). И едва ли следует ожидать полного тождества всех структурных элементов рассматриваемой иконографической схемы на сопоставляемых предметах, учитывая как разницу в материалах (бронза, золото, камень), на которые наносились изображения, так и различные технические приемы, которые использовались мастерами-торевтами, покрывавшими готовые изделия (в данном случае железные мечи) ажурными золотыми обкладками, литейщиками, отливавшими бронзовые пояса, ремесленниками, изготавливавшими печати для царских канцелярий и, наконец, каменотесами, украшавшими храм Аяниса. Не последнюю роль, видимо, играли уровень квалификации и личные вкусы каждого конкретного мастера, его представления о гармоничности, о мере и достаточности. Так, на ветвях дерева, изображенного на золотой обкладке «жезла», принадлежавшего супруге Русы II, отсутствуют «плоды», спускающиеся с ветвей дерева: в «ковровом» заполнении обкладки для этой детали просто нет места. В то же время на изображениях деревьев, покрывающих боковые обкладки келермесского и мельгуновского мечей, плоды смотрятся органично, поскольку деревья стремятся ввысь по вертикальной оси ствола рукоятей мечей. Заметим, что это вполне соответствует представлениям о семантике изображений, нанесенных на золотые обкладки парадных мечей, и роли акинака в идеологических и религиозных воззрениях скифского воинства и особенно его нобилитета. Интересно, что здесь совпадают даже мельчайшие детали иконографической схемы [Calmeyer, 1979].

Судя же по характеру выполнения и технике нанесения узора на «жезле» из Аяниса и мечах из Келермеса и Мельгунова, можно предположить, что все эти изделия были выполнены в одной из урартских царских мастерских (см.: [Королькова, 2003]). Парадные мечи из Келермеса и Мельгунова датируются временем не позднее правления Русы II [Metdepenninghen, 1997, p. 131]. По нашему мнению, мечи из Келермеса и Литой могилы являются дипломатическими дарами царя Биайнили вождям кочевников, либо уже находившимся в союзнических отношениях с Урарту, либо же в знак намечающегося альянса. Урартские торевты нанесли «царские лилии» Биайнили на обкладки мечей номадов, и это свидетельствует о том, что их будущие владельцы в глазах урартского дарителя воспринимались почти как равные по статусу хозяину трона в Тушпе. Впрочем, не исключено, что обкладки могли быть изготовлены еще в царствование Аргишти II.
Помимо интересующего нас меча в Аянисе были найдены и другие предметы раннескифского облика: железный петельчатый псалий и обломок костяного зооморфного псалия [Özdemir, Işıklı, 2017; Işıklı et al., 2016, s. 591, res. 6], а также представительная коллекция двухлопастных и трехлопастных наконечников стрел. Последние были выявлены при исследовании оборонительной стены крепости: судя по приведенному Дерином и Мускареллой плану, они были обнаружены в Верхнем городе, непосредственно в храме Халди [Derin, Muscarella, 2001, p. 189–192, fig. 1–7; Çilingiroğlu, 2005, p. 63–64; Muscarella, 2006, p. 154–159, fig. 1–4].

Датировка меча и возможный сценарий его появления

в Русахинили перед горой Эйдуру

Предполагается, что город Русахинили перед горой Эйдуру был построен в годы правления Русы II и не пережил своего основателя. Обстоятельства гибели крепости, как, впрочем, и хронология этих событий, остаются предметом дискуссии. Обнаруженные надписи (на буллах, на вотивных изделиях и на предмете из личного обихода царя – бронзовой чаше из помещения 14 зоны XI) связаны с именем Русы II [Çilingiroğlu, Salvini, 2001, p. 151–278; 2012, p. 106–108; Çilingiroğlu, Batmaz, 2013, s. 184; Batmaz, 2015, p. 134–137]⁸, и это служит основанием для выводов о том, что крепость погибла в годы его правления.

Принято считать, что Руса II взошел на престол Биайнили в 685 г. до н.э. Но эта конвенциональная дата восходит еще к хронологическим штудиям К.Ф. Леманн-Хаупта [Меликишвили, 1960, с. 418–419; Kroll, 1984, p. 152–154]. По мнению исследователей, военные компании Русы, о которых повествуют размещенные в целле храма «анналы», должны были предшествовать возведению культового центра в Аянисе. Именно военные успехи Русы в 670-е гг. позволили осуществить грандиозную строительную деятельность, результатом которой стало сооружение городов-крепостей Тейшебаини (Кармир-Блур), Малый город Русы (Бастам), Русахинили перед горой Килбани (Топраккале), Город бога Халди (Адилджеваз) и, наконец, Русахинили перед горой Эйдуру (Аянис) [Çilingiroğlu, Salvini, 2001; Erdem, Batmaz, 2008, p. 72; Çilingiroğlu, 2008, р. 21–22; 2011(1), s. 298–299; Медведская, 2010, с. 144–145].
Начало строительства «теменоса» Аяниса относят к 673/2 г. на основании дендрохронологических определений, полученных по образцам сгоревшей древесины, взятой из разных объектов крепости. В абсолютных датах они соответствуют 673+4/-7 гг. до н.э. [Kuniholm et al., 2005, p. 44; Newton, Kuniholm, 2007, p. 195, 197] или же периоду между 677 и 673 гг. до н.э., когда, как предполагается, и была построена крепость [Çilingiroğlu, 2011(1), p. 299; Salvini, 2007].
К этому же времени относится запрос ассирийского царя Асархаддона к оракулу бога Шамаша, в котором, по мнению А.И. Иванчика, «выражается беспокойство в связи с возможностью нападения со стороны урартского царя Русы II и киммерийцев на область Шубрию, находившуюся к юго-западу от озера Ван, в горах Западного Тавра» [Иванчик, 1996, с. 77–79]. На этом основании исследователи пришли к выводу о возможном военном и политическом альянсе упомянутых сторон [см., например: Тохтасьев, 1993; Дьяконов, 1994; Иванчик, 1996; 2001; Медведская, 2010].
С присутствием и военной активностью группы «западных» киммерийцев в 670-е гг. на приевфратских землях у западных границ ассирийской державы и Урарту связывают погребальный комплекс из Имирлер, упомянутый нами ранее⁹. Ко времени совместного похода киммерийцев и Русы II на мушков, т.е. на Фригию [Медведская, 2010, с. 191], вероятно, следует относить и роговое изделие с изображением свернувшегося в кольцо кошачьего хищника, найденное на полу помещения R181 поселения Бюклюкале (рис. 8, 2) [Matsumura, 2019, s. 37, res. 10, b]. О других находках раннескифского облика с этой территории см. Иванчик, 2001, с. 21–57; Дараган, Подобед 2011(1), с. 576–577, рис. V, 39–40].

Можно предположить, что именно в период военного союза «гиммири» и Биайнили, в годы походов Русы II за Евфрат, акинак в качестве дружеского дара от одного из киммерийских вождей был доставлен в Аянис и оказался в одном из помещений резиденции вместе с двумя железными мечами в бронзовых ножнах урартского производства [Çilingiroğlu, 2018(1), p. 23; 2018(2), p. 121].
В перечне вражеских стран, завоеванных Русой и упомянутых в его «анналах», числится страна Этиуни, локализуемая к югу от оз. Севан. Именно на рубежах с этим враждебным Урарту миром закавказских вождеств и племенных союзов была открыта гробница урартского вельможи в Геховите, где обнаружен меч келермесского типа. Урартская часть погребального инвентаря и особенно уздечные принадлежности, позволяют сопоставить геховитское погребение с гробницей № 3 в Алтын-тепе [Özgüç, 1989; Ivantchik, 2001] и датировать его, соответственно, временем правления Аргишти II.

К этому следует добавить, что в упомянутых выше самтаврском и тлийском некрополях наряду с раннескифскими вещами представлены и предметы урарсткого производства, а в погребении 102 Базелети¹⁰ [Mehnert, 2008, Taf. 53, 6] мечу келермесского типа сопутствует урартская фибула, типологически близкая образцу из помещения 2 зоны XI Аяниса (рис. 2, 2) и фибулам, найденным в построенных Русой II городах (рис. 7, 13–20) [Köroğlu, Konyar, 2008]. Не подлежит сомнению, что на момент гибели крепости акинак находился в помещении 2.

Правление Русы II заканчивается в 653–650 гг. до н.э. Основанием для выведения этой даты служит известный синхронизм, связанный с приемом урартских послов царя Русы по случаю победы Ашшурбанипала над Эламом в битве при Улае 13 июля 653 г. до н.э. Принято считать, что здесь речь идет уже о Русе, сыне Эримены [Kroll, 1984, p. 151–169; 2012, p. 183; Иванчик, 2006, с. 152–157; Çilingiroğlu, 2008, p. 23–24; Erdem, Batmaz, 2008, p. 78; Çilingiroğlu, 2011(1), s. 298; Seidl, 2012; Hellwag, 2012; Fuchs, 2012].
Исследователи выдвигают два возможных объяснения гибели города: либо он был захвачен и разрушен после штурма, при этом в роли нападающей стороны выступили евразийские номады [Çilingiroğlu, Salvini, 2001, p. 24] или мидийцы [Медведская, 2019, с. 173]¹¹, либо же Верхний город пострадал от землетрясения, и его строения более не восстанавливались [Çilingiroğlu, 2005, p. 65].

По нашему мнению, не стоит отрицать саму попытку штурма, о чемсвидетельствуют находки наконечников стрел у ворот и крепостной стены. Эти наконечники принадлежали как защитникам Верхнего города, так и штурмующим [Derin, Muscarella, 2001, fig. 1–7). Но мы позволим себе усомниться в успехе нападающей стороны, во всяком случае, до появления детальных публикаций на уровне «локусов» (локализация стрел в храме, соотношение втульчатых бронзовых стрел и железных черешковых у крепостной стены)¹². Явных последствий штурма, будь он удачным, не засвидетельствовано [Çilingiroğlu, 2005, р. 65]. Впрочем, четких критериев того, что должно ожидать исследователей памятника в подобном случае, видимо, не существует: действительность всегда богаче... Наиболее показательный и впечатляющий пример засвидетельствованной археологически драмы – гибель города Хасанлу IVB. И совершенно иную археологическую картину дают слои разрушений в Малом городе Русы и в Тейшебаини: Кармир-Блур гибнет в страшном пожаре в результате внезапного штурма, а Бастам, видимо, был оставлен участвовавшим в «гражданской усобице» гарнизоном, который предал город огню, предварительно уничтожив во время эвакуации запасы продовольствия. Эпизод с псами, погибшими в складском помещении, весьма красноречив: животные, похоже, не боялись поджигателей (см.: [Kroll, 1984, S. 157]). Вероятно, Аянис, пережив штурм Верхнего города, погибает в результате тектонической катастрофы – землетрясения [Çilingiroğlu, 2005, p. 65; 2011(1), s. 296–298; 2018(1); Çilingiroğlu, Batmaz, 2021].

Резюмируя всё сказанное выше, можно предположить, что в отличие от меча из Геховита, оказавшегося в погребении урартского вельможи, возможно, еще во времена Аргишти II, и мечей из Тейшебаини, служивших воинам «скифского гарнизона» при последних царях Урарту, появление этого меча в Аянисе, судя по всему, связано с западными военными компаниями Русы II. При этом мы пока вынужденно разделяем точку зрения тех исследователей, которые считают, что в эпоху присутствия киммерийцев и скифов в Передней Азии их материальные культуры едва различимы. Строго говоря, мы наблюдаем лишь фрагменты воинской субкультуры евразийских номадов. Детали общей картины для нас пока остаются неизвестными.