Язык и культура

В статье исследуется история возникновения и последующего употребления термина «культурное пространство китайской иероглифики» (кит. 汉字文化圈 / 漢字文化圈 ханьцзы вэньхуа цюань; яп. 漢字文化圏 кандзи бунка-кэн). Термин был создан японским ученым Камэи Такаси и впоследствии получил распространение за пределами Японии, особенно в Китае, где органично вписался в государственную языковую политику «мягкой силы», способствуя культурной интеграции «иероглифических» стран и укреплению цивилизационного влияния Китая в Азии.

Скачать PDF Скачать JATS

В настоящее время в китайском и японском языках широко используется выражение «культурное пространство китайской иероглифики» (кит. 汉字文化圈 / 漢字文化圈 ханьцзы вэньхуа цюань; яп. 漢字文化圏 кандзибунка-кэн). Данный термин относится к ряду неологизмов, составленных японцами. Он был создан на рубеже 50–60 гг. ХХ в. в Японии, а в 1970–1980 гг. проник в Китай. Его автором считается известный японский ученый-лингвист, профессор университета Хитоцубаси Камэи Такаси (龟井孝, 1912–1995).
Внимания заслуживает сама история термина¹, созданного на японском языке по типу уже существовавших в то время в немецком языке “das Chinesische Schriftzeichen” и “Chinesischer Kulturkreis”. В конце 1950-х – начале 1960-х гг. японское издательство «Хэйбонся» запустило в производство серию книг из 8 томов «История японского языка», в ходе работы над которой авторы посчитали, что требуется ввести единый термин, способный обозначать «иероглифические» территории Восточной Азии. Главный редактор Камэи Такаси, хорошо владевший немецким языком, вспомнил немецкое “Kulturkreis” и перевел его на японский язык как 文化圏 ‘культура; культурный ареал (круг, пространство, среда, сфера)’. Деление на «культурные сферы» могло проводиться на основе религии, как, например: «христианская культурная среда», «исламская культурная среда». Кроме того, оно могло проводиться также и по территориальному признаку: «индийское культурное пространство», «китайское культурное пространство, синосфера» и т.д. Однако в силу религиозной неоднородности эти территории не представлялось возможным назвать «ареалом буддийской культуры», вместе с тем термин «ареал конфуцианской культуры» тоже не полностью соответствовал действительности. По мнению некоторых ученых, не совсем правильным было бы использование и прямого перевода немецкого выражения “Сhinesischer Kulturkreis” («китайское культурное пространство»). После долгих дискуссий по этому вопросу Камэи Такаси предложил ввести термин 漢字文化圏 («культурное пространство китайской иероглифики», «ареал китайской иероглифической культуры»), исходя из того, что использование китайской иероглифической письменности явилось основным общим для этих стран фактором.

Период создания данного термина совпал с началом стремительного экономического развития ряда государств Азии – процесса, названного на Западе «восточноазиатским экономическим чудом». В стремлении понять, чем это чудо объясняется, многие иностранные исследователи стали интересоваться общими закономерностями развития данного региона. В этом контексте были заново переосмыслены система государственных экзаменов кэцзюй для отбора должностных лиц, всеобщее понимание важности и престижности образования и стремление к оному в странах Восточной Азии, возрос интерес к конфуцианскому учению и китайскому иероглифическому письму. Исследование причин, обусловивших столь стремительные темпы развития экономики, привело к заключению о том, что ключевым фактором стало широкое распространение всеобщего народного образования [Хэ Цюньсюн, 2001, с. 174].
Так, успех японской модернизации периода Мэйдзи (1868–1912) во многом объяснялся достаточно высоким по меркам того времени уровнем образования простого народа. В предшествующий ему период Эдо (1603–1867) дети крестьян и других непривилегированных слоев общества могли получать начальное образование в так называемых тэракоя – школах при буддийских храмах. В них учились в провинции около 30% всех детей, а в столице Эдо этот показатель достигал 86%. Процент грамотных среди мальчиков доходил до 79, а среди девочек составлял 21%, что было значительно выше соответствующих показателей многих европейских стран того времени. И это притом что даже базовый уровень грамотности в иероглифических письменностях со всей очевидностью достигается ценой гораздо больших усилий, чем в алфавитных [Курсье, Насу, 2012, с. 162]. Известный российский японовед А. Н. Мещеряков также считает высокий уровень образования населения одним из ключевых факторов быстрого и успешного освоения Японией достижений западной цивилизации. Он отмечает, что власти Японии стали решать задачу повышения уровня образования простого народа с создания школ, а не университетов, как это обычно делается в развивающихся странах, что обеспечило успех модернизации [Мещеряков, 2010].

* * *

В связи с завершением работы над вторым изданием «Большого японско-китайского словаря» японский книжный магазин «Тайсюкан» начиная с 1985 г. провел серию «Международных симпозиумов стран культурного пространства китайской иероглифики». Так данный термин вышел за пределы Японии. Примерно в 70–80 гг. ХХ в. Термин «культурное пространство китайской иероглифики» стал употребляться в Китае [Хэ Цюньсюн, 2001, с. 174].
Позже был выпущен целый ряд работ, посвященных этому явлению. Так, в 1992 г. был издан сборник материалов вышеуказанных симпозиумов под названием «История и перспективы стран культурного пространства китайской иероглифики» («漢字文化圏の 歴史と未来») [Кандзи бунка-кэн-но…, 1992]. К ним же можно отнести монографии Фукуи Фумимаса «Координаты культурного пространства китайской иероглифики» («漢字 文化圏の座標») [Фукуи, 2002] и Исикава Кюё «Восточная Азия, которую создали иероглифы» («漢字が作った東アシア») [Исикава, 2007], в которых авторы рассматривают влияние китайской цивилизации и иероглифической письменности на страны Восточной Азии. Если говорить о последних публикациях, то термин «культурное пространство китайской иероглифики» упоминается в одной из статей канадского корееведа Росса Кинга (Ross King) из университета Британской Колумбии, где автор рассматривает проблему соотношения письменного и устного языков в Корее в контексте истории культуры региона Восточной Азии, частью которого является эта страна. В работе, вышедшей в 2015 г., автор отмечает, что в корейском языке существует калька этого термина – hancha munhwawŏn 한자문화원 [King Ross, 2015, с. 1–19].
Заметим, что в наши дни термин «культурное пространство китайской иероглифики» понимается гораздо шире, чем задумывался его создателем Камэи Такаси, отказавшимся от слова «Китай» в сочетании с термином «культурная сфера» (中华文化圈 Чжунхуа вэньхуа цюань) и сделавшим акцент на иероглифическом атрибуте. Семантическое поле данного термина часто (хотя и не всегда, на наш взгляд, вполне оправданно) включает помимо иероглифической составляющей также и конфуцианство, и древнекитайское право, и китаизированный буддизм [Не Хунъин, 2008, с. 219], также сыгравшие огромную роль в развитии стран данного региона. Безусловно, ведущим компонентом является иероглифика и в качестве собственно системы письменных знаков, и в качестве множества текстов – носителей конфуцианской традиции, буддийской философской мысли и древнекитайского права.
Необходимо отметить, что история термина сопровождалась и определенными противоречиями. Так, в последние годы жизни Камэи Такаси часто высказывал сожаление по поводу того, что придумал и ввел в научный оборот данное выражение. Он относился к знатному аристократическому роду эпохи Эдо, представители которого из поколения в поколение воспитывались в духе конфуцианской идеологии, но сам Камэи Такаси получил западное образование. Камэи являлся учеником известного японского лингвиста Хасимото Синкичи, который внес огромный вклад в развитие японской фонологии и считался центральной фигурой в послевоенном движении за фонетизацию японской письменности. Поэтому, по иронии судьбы, введенный им термин, делавший упор на иероглифическую письменность и подчеркивавший ее важность для истории региона, противоречил идеологии фонетической школы, приверженцем которой он сам являлся.
Отметим, что термин «культурное пространство китайской иероглифики», изначально созданный для обозначения территорий Восточной Азии, где использовалась китайская иероглифическая письменность, в дальнейшем получил особенно широкое распространение в Китае. Возможно, причину этой популярности можно объяснить тем, что в наши дни данный термин весьма удачно вписывается в языковую политику КНР по распространению китайского языка в мире, и в частности в сопредельных странах, прежде всего таких, как Япония и Корея, а также Вьетнам, Сингапур и др.
В многочисленных работах по методике обучения китайскому языку данное выражение часто встречается при описании дифференцированного подхода к обучению китайскому письму представителей стран «иероглифического культурного пространства», с одной стороны, и тех, кто не имеет исторической и генетической связи с китайской иероглифической культурной традицией – с другой [Хуан Цзиньчжан, Лю Янь, 2004, с. 161–164; Чжао Цзиньмин, 2004, с. 413–435 и др.].
Заметным событием 2015 г. стал созданный по инициативе ректора Китайского народного университета профессора Цзи Баочэна (纪宝成) «Список 808 общих для Китая, Японии и Кореи наиболее часто употребляемых иероглифов» («中日韩常用共同汉字表»). Он был разработан на основе китайского «Списка часто употребляемых иероглифов современного китайского языка» («现代汉语常用字表»), японского «Списка часто употребляемых иероглифов» («常用漢字表»), корейского «Списка основных иероглифов, использующихся в образовании» («教育用基础汉字表»). Список состоит из двух частей – общего списка из 808 иероглифов и сравнительного списка, где сопоставляются начертания китайских, японских и корейских иероглифов. Из 808 иероглифов примерно 540 знаков пишутся одинаково во всех трех странах, более 200 иероглифов различаются традиционным и упрощенным начертанием. Данный проект получил поддержку в Корее, где иероглифы этого списка были написаны известными мастерами и представлены в музее каллиграфии, в Японии этот список был презентован в газетах и Интернете [Чжун жи хань…, 2015]. Таким образом, китайские ученые делают акцент на общности истории иероглифической культуры в Китае, Японии и Корее, называя иероглифы общим достоянием стран с иероглифической культурной традицией.
Одним из общих мероприятий нескольких стран иероглифического ареала Азии является проводимый в конце года выбор иероглифа года, по мнению широкой общественности, обобщенно резюмирующего жизнь страны за прошедший год. Это мероприятие впервые было проведено в 1995 г. в Японии, в ХХI в. ежегодно организуется в Японии, Сингапуре, Малайзии и, разумеется, в континентальном Китае и на Тайване. Например, по итогам 2016 г. в Японии иероглифом года выбран иероглиф 金 цзинь ‘металл, золото’, в Малайзии – иероглиф 贪 тань ‘страстно желать, жаждать’, в Сингапуре – иероглиф 忧 ю ‘печали, заботы’, на Тайване – иероглиф 苦 ку ‘мучиться, страдать’. С 2008 г. средствами массовой информации КНР и Тайваня совместно проводится голосование под названием «Выборы иероглифа года на двух берегах [Тайваньского] пролива» (海峡两岸年 度汉字评选 хайся лян ань няньду ханьцзы пинсюань), которое считается одним из наиболее массовых культурных мероприятий с участием жителей материкового Китая и Тайваня. В 2016 г. в финальном голосовании приняло участие более 7 млн человек, по итогам которого из сорока иероглифов наибольшее число голосов получил иероглиф 变 бянь ‘перемены’ [Дяо Яньбинь, 2016].
В Республике Корее, где в голосовании принимают участие профессора университетов страны, выбирают не иероглиф года, а четырехсложное устойчивое выражение – чэнъюй года. В конце 2016 г. наибольшее число голосов получил чэнъюй «君舟民水» (Цзюнь чжоу минь шуй, букв. «Правитель – лодка, народ – вода») [Дяо Яньбинь, 2016]. Cтрого говоря, это не совсем чэнъюй, а ставшая афоризмом цитата известного древнекитайского философа Сюнь-цзы (荀子) из трактата «Сюнь-цзы»: «Правителя можно сравнить с лодкой, а народ – с водой: вода может нести лодку, а может ее и опрокинуть». Очевидно, в данном выборе отразилось главное политическое событие года – скандал вокруг ныне уже отстраненной от власти президента Южной Кореи Пак Кын Хе, которой в конце 2016 г. депутаты парламента страны объявили импичмент.
Как отмечает директор исследовательского института современного китайского языка Пекинского педагогического университета профессор колледжа гуманитарных наук Дяо Яньбинь 刁晏斌, подобные мероприятия имеют большое социально-политическое значение, поскольку позволяют следить за общественными настроениями и своевременно реагировать, принимая соответствующие меры по снижению социальной нестабильности и недовольства народных масс, поддерживать общественный баланс и гармонию [Дяо Яньбинь, 2016]. Однако, заметим, что звучит это не очень убедительно, поскольку вызывает сомнения репрезентативность выборки мероприятия, где в одном случае (Республика Корея) участвуют профессора, а в другом (КНР и Тайвань) – полпроцента населения.
Китайский лингвист Ван Минь на основе исторического экскурса подчеркивает важную роль общей письменности для взаимного культурного обогащения: «При встрече основанных на логике китайских иероглифов с эмоционально восприимчивой культурой Японии произошла химическая реакция. Этот процесс не был простой борьбой противоположностей. Образовалась взаимосвязь на основе взаимной симпатии, произошли взаимопроникновение и гармонизация» [Ван Минь, 2012].
В одном из томов своей «Истории японского языка» Камэи Такаси называет Японию «последним оплотом иероглифической письменности» (цит. по: [Танака, 2011, с. 209]), имея в виду то, что она стала последней страной, которая, заимствовав изначально чужеродную для нее иероглифическую письменность, сохраняла ее на протяжении пятнадцати веков и использует до сегодняшнего дня (в то время как Корея и Вьетнам отказались от иероглифики в пользу алфавита). Между тем в XVI в. у Японии была историческая возможность перейти на другой вид письменности. Начиная с середины XVI в. в стране появились первые европейские миссионеры, среди которых был знаменитый Франциск Ксавье. По мере распространения и роста популярности христианства, а именно католичества, в Японии стали печататься книги (в основном религиозного характера), в которых японский текст записывался по фонетическому принципу латинскими буквами. Об этих изданиях христианских миссионеров, которые вначале выполнялись латиницей и только позже – смешанной с иероглифами азбуками хираганой и катаканой, подробно пишет В. Н. Горегляд [Горегляд, 2001, с. 380]. По мнению известного японского лингвиста, профессора Танаки Кацухико, в понятии «культурное пространство китайской иероглифики» (漢字文化圏), введенном его коллегой, кроется противопоставление «иероглифической цивилизации» качественно иной цивилизации, построенной на латинском письме [Танака, 2011, с. 110].

* * *

Таким образом, термин «культурное пространство китайской иероглифики», зародившись в середине ХХ в. в Японии, получил широкое распространение в Китае и других «иероглифических» странах, обозначив цивилизационную общность стран иероглифического ареала Восточной и Юго-Восточной Азии. Китай, сохранивший иероглифическую письменность в качестве кода культурной трансляции, в настоящее время успешно использует его как средство межкультурной коммуникации между странами, владеющими этим кодом, и как действенный инструмент в проведении своей геополитики.