Алишер Навои в турецкой традиционной словесности: темы и сюжеты
Выпуск
2022 год
№ 2
DOI
10.31857/S086919080019544-5
Авторы
Раздел
СТАТЬИ
Страницы
227 - 233
Аннотация
Творческое наследие Алишера Навои оказало влияние и на турецкую литературу (и, прежде всего, поэзию) и, не в меньшей степени, на турецкий фольклор. Внимание к творчеству Алишера Навои, но уже не к литературным и поэтологическим его произведениям, но дидактическим трактатам, усилилось в Османской Турции XIX в. после реформ эпохи Танзимата. В 1872–1873 (1289 г.х.) году в Стамбуле под редакцией Ахмеда Вефик-паши выходит дидактический трактат Алишера Навои «Махбуб ал-кулуб» («Возлюбленный сердец»), являвшийся в хронологическом отношении одним из самых поздних произведений поэта; это издание положило начало научному изучению Алишера Навои в Турции (труды и переводы трудов Навои, осуществленные И. Хаккы, Н. Асымом, М.Ф. Кёпрюлюзаде), а также до определенной степени предвосхитило выражение идей тюркизма. После издания трактата Алишера Навои в 1880-1881 г. в Стамбуле публикуется «Словарь слов чагатайского и турецко-османского языков» Шейха Сулеймана Бухарского (где более всего цитируются сочинения Навои), что также свидетельствует о глубочайшем интересе к культурному наследию тимуридской эпохи в Турции второй половины XIX в. Алишер Навои также стал прототипом главного героя известной турецкой народной повести о Гюль и Мир Али Шире: сюжет этой народной повести бытует и в Средней Азии и восходит именно к этому региону своим происхождением, но зафиксирован фольклористами в Турции как во многочисленных записях и изданиях, а также и устном (и довольно позднем в хронологическом отношении, в 1940-е гг.) бытовании.
Получено
03.11.2024
Статья
Творчество Алишера Навои тщательно изучалось в Османской империи; составлялись толковые словари на базе поэтической лексики великого узбекского поэта [Оганова, Воробьева, 2018, с. 111], различные тезкире и биографические произведения на основе произведений Навои1. Значительное число турецких поэтов создавали «ответы»-назире на произведения Алишера Навои (прежде всего, на его газели) не только на турецком2, но и именно на чагатайском3 языке. Написание таких назире являлось тем «неотъемлемым фундаментом, без которого поэт в традиционном понимании не мог бы состояться» [Оганова, Воробьева, 2018, с. 111].
Внимание к творчеству Алишера Навои, но уже не к литературным и поэтологическим его произведениям, а дидактическим трактатам, усилилось в Османской Турции XIX в. после реформ эпохи Танзимата. Вторая половина XIX в. для турецких просветителей и в целом для интеллектуальных кругов Турции стала временем поиска новых идей и смыслов, и в этом поиске многие обращаются не только к европейской философской мысли и литературе Запада, но и к тюркскому литературному наследию Средней Азии. Эпоха Танзимата в контексте истории культуры Османской империи исследователями рассматривается прежде всего как время масштабного западного влияния практически во всех областях культуры, в том числе и в литературе4, однако это время положило начало научному интересу и к изучению Центральной Азии и Туркестана5.
В 1872–1873 (1289 г.х.) году в Стамбуле в государственной типографии «Матбаа-и Амире» из печати выходит трактат Алишера Навои «Махбуб ал-кулуб» (Nevâî, 1298), «Возлюбленный сердец», являвшийся в хронологическом отношении одним из самых поздних произведений Навои (закончен в 906 г.х. /1500–1501 г.). Это дидактический трактат, написанный в прозе (с фрагментами четверостиший), по мнению А.Н. Кононова, является одним из классических образцов староузбекского языка [Кононов, 1948, с. 6] и представляет социально-политические воззрения Навои. Трактат состоит из трех частей: в первой части в сорока разделах-фаслях изображены представители современного Алишеру Навои общества (султаны, везиры, имамы, астрономы, купцы, музыканты, лекари, муэдзины, хафизы, певцы и многие другие), вторая часть содержит описание дурных и хороших черт человека, в ней рассматриваются темы покаяния, аскетизма, терпения, скромности и благопристойности, зикра, а в третьей части изложены различные пословицы и сентенции.
Типографское издание «Махбуб ал-кулуб» стало первой публикацией в Турции труда на чагатайском языке. Издателем (совместно с французским ориенталистом М. Белином) выступил Ахмед Вефик-паша (ум. 1891) – известнейший государственный деятель той эпохи, один из первых тюркологов Турции, лексикограф, а также основоположник театральной критики в Турции. Именно ему принадлежит идея соприкосновения турецкой, османской культуры «с истоками тюркизма в Центральной Азии» [Akün, 1989, s. 150]. Можно сказать, что именно Ахмед Вефик-паша (а также отчасти Али Суави и Мустафа Джеляледдин) до некоторой степени явился предшественником идей тюркизма, использующим понятие тюркской (а не османской) нации, получивших развитие и популярность в Турции значительно позднее, спустя почти сорок лет, после восстановления Конституции в 1908 г. Идеи Алишера Навои относительно социально-политического устройства и человеческой добродетели, выраженные в дидактическом трактате «Махбуб ал-кулуб», виделись Ахмеду Вефик-паше актуальными и для Турции второй половины XIX в. Публикация «Махбуб ал-кулуб» (наряду с изданием чагайско-османского словаря) свидетельствует о глубочайшем интересе к чагатайскому языку в Османской Турции второй половины XIX в., к литературному и культурному наследию тимуридской эпохи и Алишера Навои.
Десять лет спустя, в 1880–1881 г. в Стамбуле (типография «Михран») публикуется чагатайско-турецкий (османский) словарь («Словарь слов чагатайского и турецко-османского языков») Шейха Сулеймана Бухарского6, представляющий собой интерес не только для лингвиста, переводчика, лексикографа, но и для этнографа, так как в нем приводятся пословицы, поговорки, загадки и отрывки народных песен. По словам А.Н. Самойловича, «Шейх Сулейман Бухарский, автор XIX в., получил в основу своего словаря, как и его анонимные османские предшественники7, язык произведений Навои. Кроме того, им были использованы еще более ранние среднеазиатско-турецкие писатели, например Ахмад Ясеви8, Рабгузи. Наибольшее число цитат в словаре Шейха Сулеймана падает на сочинения Навои, как с упоминанием этого имени, так и без упоминания» [Самойлович, 2005, с. 836]. По мнению исследователей, составление почти всех известных нам восточных словарей чагатайского языка имело в своей основе интерес к поэтическому творчеству Навои [Боровков, 1960, с. 151], и поздний стамбульский словарь Шейха Сулеймана Бухарского не был исключением.
После публикации «Махбуб ал-кулуб», а также издания словаря Шейха Сулеймана Бухарского, творчество Алишера Навои становится объектом научного изучения в Турции9: в 1309 г.х. / 1891 г. Исмаил Хаккы публикует исследовательскую статью «Алишер Навои и чагатайские поэты» (“Ali Şir Nevâî ve Çağatay Şuarası”, см.: [Hakkı, 1309]), в 1331 г.х. / 1913 г. в Стамбуле выходит перевод на османский язык «Сорока хадисов» Навои, сделанный Неджибом Асымом [Asım, 1331]. После этого выходит ставший уже классическим труд Мехмеда Фуада Кёпрюлюзаде «Ранние поэты-мистики в турецкой литературе» (“Türk Edebiyatında İlk Mutasavvıflar”, [Köprülüzâde, 1918]), в котором истоки турецкой литературы рассматриваются прежде всего в контексте истории тюркской поэтической традиции Центральной Азии, суфийских орденов накшбандиййа и йасавиййа, а также влияния поэзии и поэтики Алишера Навои и квантитативных размеров аруза на основанное на силлабическом строе творчество тюркских поэтов текке и ханак.
Надо отметить, что Алишер Навои и сам становится прототипом героя тюркского и – уже – турецкого фольклора, персонажа дестана и народной повести-хикайата. Народная повесть в турецком фольклоре представляет собой некогда бытовавший исключительно в устной форме, а впоследствии записанный прозаический текст новеллистического или фантастического содержания с поэтическими фрагментами. Характерной чертой этого жанра является ее существование одновременно в устном и письменном виде на границе между литературной традицией и фольклором: зачастую народные повести представляют собой фольклоризованные версии известных на Ближнем Востоке литературных сюжетов; свидетельства устного исполнения этих повестей относятся приблизительно к периоду с XVIII по середину XX в.10
Среди общего массива многочисленных турецких хикайатов зафиксирована повесть о Гюль и Мир Али Шире (тур. Gül ile Mir Ali Şir hikâesi), главного героя которой исследователи склонны возводить именно к личности Алишера Навои. Сюжет этой народной повести в качестве дестана бытует и в Средней Азии и восходит именно к этому региону своим происхождением, но зафиксирован и в Турции во многочисленных записях и изданиях, а также и устном (и довольно позднем в хронологическом отношении) бытовании. Так, известный турецкий фольклорист Пертев Наили Боратав записывал этот текст со слов известного турецкого сказителя ашика Мюдами11 во время своей военной службы в Карсе – Мюдами за два дня переработал прочитанный им текст в устный хикайат [Boratav, 1946; см. также Türkmen, 2002, p. 29].
В качестве одного из основных персонажей в этой повести фигурирует и другая историческая личность – султан и поэт Хусейн Байкара (1469–1506, правитель Хорасана со столицей в Герате), покровитель Алишера Навои. В турецкой народной повести он также фигурирует в качестве благородного и мудрого правителя12 области (эялет Карши), где проживает Мир Али Шир, которого, за его острый ум, делает своим визирем. Разумеется, и сам сюжет «Повести о Гюль и Мир Али Шире» трансформирован в соответствии с законами жанра романического турецкого хикайата13 – это повесть о трагической истории двух влюбленных (красавица Гюль, в которую влюблен Мир Али Шир, заболевает и умирает, Мир Али Шир остается в одиночестве оплакивать ее) и в типологическом отношении она полностью находится в рамках соответствующего жанра.
Известность и популярность Алишера Навои в тюркском мире и уважение к нему) были столь высоки, что он – единственный из великих поэтов своего времени – стал героем турецкого фольклора, персонажем повести и дастана, которая в Турции достоверно исполнялась сказителями перед публикой вплоть до середины XX в.
Внимание к творчеству Алишера Навои, но уже не к литературным и поэтологическим его произведениям, а дидактическим трактатам, усилилось в Османской Турции XIX в. после реформ эпохи Танзимата. Вторая половина XIX в. для турецких просветителей и в целом для интеллектуальных кругов Турции стала временем поиска новых идей и смыслов, и в этом поиске многие обращаются не только к европейской философской мысли и литературе Запада, но и к тюркскому литературному наследию Средней Азии. Эпоха Танзимата в контексте истории культуры Османской империи исследователями рассматривается прежде всего как время масштабного западного влияния практически во всех областях культуры, в том числе и в литературе4, однако это время положило начало научному интересу и к изучению Центральной Азии и Туркестана5.
4. Среди наиболее популярных изданий в обобщающих исторических трудах называются переводы западных произведений (однако при этом ни слова не сказано об издававшихся литографским способом в период до и после Танзимата образцах собственно османской литературы и фольклора, равно как и об арабоязычных и персоязычных сочинениях), например: переводы из французской поэзии, сделанные Шинаси (Tercüme-i Manzume, 1859 г.), Мюнифом Пашой (Muhâverât-i Hekimiyye, из Фенелона, 1859 г.) Юсуфом Кямиль Пашой (Telemak ― также из Фенелона, 1862 г.), Ахмедом Лютфи (Hikâye-i Robenson, перевод с арабского Д. Дефо, 1864), Мемдух-пашой (Hikâye-i Jöneviev, перевод из Ламартина, 1868 г.) [History of the Ottoman State, 2002, p. 78].
5. Определенную роль в этом сыграли и новые литературные жанры, появившиеся в османской публицистике той эпохи, в частности жанр путевого очерка, путешествия на Восток, популяризируемый Ахмедом Мидхатом [см., например: Herzog, Motika, 2000]; и маршруты хаджа мусульман Российской империи (в частности, паломников из Туркестана), пролегавшие через Стамбул и его «среднеазиатские» накшбандийские обители-текке [см.: Сибгатуллина, 2010].
5. Определенную роль в этом сыграли и новые литературные жанры, появившиеся в османской публицистике той эпохи, в частности жанр путевого очерка, путешествия на Восток, популяризируемый Ахмедом Мидхатом [см., например: Herzog, Motika, 2000]; и маршруты хаджа мусульман Российской империи (в частности, паломников из Туркестана), пролегавшие через Стамбул и его «среднеазиатские» накшбандийские обители-текке [см.: Сибгатуллина, 2010].
В 1872–1873 (1289 г.х.) году в Стамбуле в государственной типографии «Матбаа-и Амире» из печати выходит трактат Алишера Навои «Махбуб ал-кулуб» (Nevâî, 1298), «Возлюбленный сердец», являвшийся в хронологическом отношении одним из самых поздних произведений Навои (закончен в 906 г.х. /1500–1501 г.). Это дидактический трактат, написанный в прозе (с фрагментами четверостиший), по мнению А.Н. Кононова, является одним из классических образцов староузбекского языка [Кононов, 1948, с. 6] и представляет социально-политические воззрения Навои. Трактат состоит из трех частей: в первой части в сорока разделах-фаслях изображены представители современного Алишеру Навои общества (султаны, везиры, имамы, астрономы, купцы, музыканты, лекари, муэдзины, хафизы, певцы и многие другие), вторая часть содержит описание дурных и хороших черт человека, в ней рассматриваются темы покаяния, аскетизма, терпения, скромности и благопристойности, зикра, а в третьей части изложены различные пословицы и сентенции.
Типографское издание «Махбуб ал-кулуб» стало первой публикацией в Турции труда на чагатайском языке. Издателем (совместно с французским ориенталистом М. Белином) выступил Ахмед Вефик-паша (ум. 1891) – известнейший государственный деятель той эпохи, один из первых тюркологов Турции, лексикограф, а также основоположник театральной критики в Турции. Именно ему принадлежит идея соприкосновения турецкой, османской культуры «с истоками тюркизма в Центральной Азии» [Akün, 1989, s. 150]. Можно сказать, что именно Ахмед Вефик-паша (а также отчасти Али Суави и Мустафа Джеляледдин) до некоторой степени явился предшественником идей тюркизма, использующим понятие тюркской (а не османской) нации, получивших развитие и популярность в Турции значительно позднее, спустя почти сорок лет, после восстановления Конституции в 1908 г. Идеи Алишера Навои относительно социально-политического устройства и человеческой добродетели, выраженные в дидактическом трактате «Махбуб ал-кулуб», виделись Ахмеду Вефик-паше актуальными и для Турции второй половины XIX в. Публикация «Махбуб ал-кулуб» (наряду с изданием чагайско-османского словаря) свидетельствует о глубочайшем интересе к чагатайскому языку в Османской Турции второй половины XIX в., к литературному и культурному наследию тимуридской эпохи и Алишера Навои.
Десять лет спустя, в 1880–1881 г. в Стамбуле (типография «Михран») публикуется чагатайско-турецкий (османский) словарь («Словарь слов чагатайского и турецко-османского языков») Шейха Сулеймана Бухарского6, представляющий собой интерес не только для лингвиста, переводчика, лексикографа, но и для этнографа, так как в нем приводятся пословицы, поговорки, загадки и отрывки народных песен. По словам А.Н. Самойловича, «Шейх Сулейман Бухарский, автор XIX в., получил в основу своего словаря, как и его анонимные османские предшественники7, язык произведений Навои. Кроме того, им были использованы еще более ранние среднеазиатско-турецкие писатели, например Ахмад Ясеви8, Рабгузи. Наибольшее число цитат в словаре Шейха Сулеймана падает на сочинения Навои, как с упоминанием этого имени, так и без упоминания» [Самойлович, 2005, с. 836]. По мнению исследователей, составление почти всех известных нам восточных словарей чагатайского языка имело в своей основе интерес к поэтическому творчеству Навои [Боровков, 1960, с. 151], и поздний стамбульский словарь Шейха Сулеймана Бухарского не был исключением.
6. См., например, издание в собрании МГИМО:
7. У А.Н. Самойловича здесь речь идет об анонимном словаре (словарях?) XVI в. «Абушка» (см. примечание выше).
8. Известно, что Шейх Сулейман Бухарский также являлся и издателем хикматов Ахмеда Ясеви в Стамбуле [Боровков, 1960, с. 160].
7. У А.Н. Самойловича здесь речь идет об анонимном словаре (словарях?) XVI в. «Абушка» (см. примечание выше).
8. Известно, что Шейх Сулейман Бухарский также являлся и издателем хикматов Ахмеда Ясеви в Стамбуле [Боровков, 1960, с. 160].
После публикации «Махбуб ал-кулуб», а также издания словаря Шейха Сулеймана Бухарского, творчество Алишера Навои становится объектом научного изучения в Турции9: в 1309 г.х. / 1891 г. Исмаил Хаккы публикует исследовательскую статью «Алишер Навои и чагатайские поэты» (“Ali Şir Nevâî ve Çağatay Şuarası”, см.: [Hakkı, 1309]), в 1331 г.х. / 1913 г. в Стамбуле выходит перевод на османский язык «Сорока хадисов» Навои, сделанный Неджибом Асымом [Asım, 1331]. После этого выходит ставший уже классическим труд Мехмеда Фуада Кёпрюлюзаде «Ранние поэты-мистики в турецкой литературе» (“Türk Edebiyatında İlk Mutasavvıflar”, [Köprülüzâde, 1918]), в котором истоки турецкой литературы рассматриваются прежде всего в контексте истории тюркской поэтической традиции Центральной Азии, суфийских орденов накшбандиййа и йасавиййа, а также влияния поэзии и поэтики Алишера Навои и квантитативных размеров аруза на основанное на силлабическом строе творчество тюркских поэтов текке и ханак.
9. Объектом серьезнейшего филологического научного изучения творчество Алишера Навои в Турции станет несколько позже – в 1930-е –1940-е годы. Именно к этому времени относятся работы, переводы и публикации произведений Навои под редакцией Абдюлькадира Инана, Бесима Аталая, Хюсейна Намыка Оркуна и других известнейших тюркологов республиканской Турции.
Надо отметить, что Алишер Навои и сам становится прототипом героя тюркского и – уже – турецкого фольклора, персонажа дестана и народной повести-хикайата. Народная повесть в турецком фольклоре представляет собой некогда бытовавший исключительно в устной форме, а впоследствии записанный прозаический текст новеллистического или фантастического содержания с поэтическими фрагментами. Характерной чертой этого жанра является ее существование одновременно в устном и письменном виде на границе между литературной традицией и фольклором: зачастую народные повести представляют собой фольклоризованные версии известных на Ближнем Востоке литературных сюжетов; свидетельства устного исполнения этих повестей относятся приблизительно к периоду с XVIII по середину XX в.10
10. В репертуаре турецкого сказителя-меддаха преобладали бытовые повести и повести романического содержания. В.А. Гордлевский приводит перечень произведений, устно исполняемых меддахом в кофейнях, среди которых «Керем и Аслы», «Тахир и Зухра», «Ферхад и Ширин», «Лейла и Меджнун»; в его списке также присутствуют и бытовые рассказы (например, «Перс, продавец шалей и женская хитрость»), переделки французских романов («Женевьева»). Этот список В.А. Гордлевского относится к 1910 г. [Гордлевский, 1961]; в маленьких городках Анатолии искусство меддаха-сказителя сохранилось вплоть до 60–70-х годов XX в. [Başgöz, 1998, p. 76–77].
Среди общего массива многочисленных турецких хикайатов зафиксирована повесть о Гюль и Мир Али Шире (тур. Gül ile Mir Ali Şir hikâesi), главного героя которой исследователи склонны возводить именно к личности Алишера Навои. Сюжет этой народной повести в качестве дестана бытует и в Средней Азии и восходит именно к этому региону своим происхождением, но зафиксирован и в Турции во многочисленных записях и изданиях, а также и устном (и довольно позднем в хронологическом отношении) бытовании. Так, известный турецкий фольклорист Пертев Наили Боратав записывал этот текст со слов известного турецкого сказителя ашика Мюдами11 во время своей военной службы в Карсе – Мюдами за два дня переработал прочитанный им текст в устный хикайат [Boratav, 1946; см. также Türkmen, 2002, p. 29].
11. Ашик Мюдами (Сабит Ялчин/Атаман) (1912–1968) – знаменитый турецкий сказитель, народный поэт (ашик), родом из анатолийского Пософа; источник многих хикайатов, опубликованных П.Н. Боратавом [подробнее см.: Alptekin, 2019].
В качестве одного из основных персонажей в этой повести фигурирует и другая историческая личность – султан и поэт Хусейн Байкара (1469–1506, правитель Хорасана со столицей в Герате), покровитель Алишера Навои. В турецкой народной повести он также фигурирует в качестве благородного и мудрого правителя12 области (эялет Карши), где проживает Мир Али Шир, которого, за его острый ум, делает своим визирем. Разумеется, и сам сюжет «Повести о Гюль и Мир Али Шире» трансформирован в соответствии с законами жанра романического турецкого хикайата13 – это повесть о трагической истории двух влюбленных (красавица Гюль, в которую влюблен Мир Али Шир, заболевает и умирает, Мир Али Шир остается в одиночестве оплакивать ее) и в типологическом отношении она полностью находится в рамках соответствующего жанра.
12. «Во время его правления земли, находящиеся под [его] властью, постоянно пребывали в достатке, в безмятежном наслаждении, весельи и гуляньях, удовольствиях и задушевных беседах» Vaktının eli altında hükmettiği yerler daima refahta, zevk u safada, iş u işarette, dem ü sohbette idi (Gül ile Mir Ali Şir hikâesi, S. 230).
13. Ко второму, «романическому», типу городских повестей принято относить те повести, в основе которых лежит сюжет, повествующий либо о жизни ашика-поэта, его любви и обретении им поэтического дара, либо о любви трагической (в основном). Эти народные повести опираются не столько на ранее бытовавший устный фольклор, сколько на книжные источники и на средневековую персидскую или арабскую литературную традицию. В качестве примера можно привести бытовавшие в Турции повести «Лейла и Меджнун», «Ферхад и Ширин». Эти сюжеты пришли в турецкий фольклор из произведений Низами Гянджеви («Хусрау и Ширин»), Амира Хосрова Дихлави, Абдеррахмана Джами (тем не менее, турецкий хикайат о Ферхаде и Ширин не имеет в качестве своего источника соответствующую поэму из «Пятерицы» Алишера Навои). Существует предположение, что грамотные сказители заимствовали данные сюжеты из классической литературы, а потом они прошли этап «фольклоризации» на родном языке рассказчика.
13. Ко второму, «романическому», типу городских повестей принято относить те повести, в основе которых лежит сюжет, повествующий либо о жизни ашика-поэта, его любви и обретении им поэтического дара, либо о любви трагической (в основном). Эти народные повести опираются не столько на ранее бытовавший устный фольклор, сколько на книжные источники и на средневековую персидскую или арабскую литературную традицию. В качестве примера можно привести бытовавшие в Турции повести «Лейла и Меджнун», «Ферхад и Ширин». Эти сюжеты пришли в турецкий фольклор из произведений Низами Гянджеви («Хусрау и Ширин»), Амира Хосрова Дихлави, Абдеррахмана Джами (тем не менее, турецкий хикайат о Ферхаде и Ширин не имеет в качестве своего источника соответствующую поэму из «Пятерицы» Алишера Навои). Существует предположение, что грамотные сказители заимствовали данные сюжеты из классической литературы, а потом они прошли этап «фольклоризации» на родном языке рассказчика.
Известность и популярность Алишера Навои в тюркском мире и уважение к нему) были столь высоки, что он – единственный из великих поэтов своего времени – стал героем турецкого фольклора, персонажем повести и дастана, которая в Турции достоверно исполнялась сказителями перед публикой вплоть до середины XX в.
2. См., например, «Фархад-наме» Лямии на «Фархад и Ширин» Алишера Навои.
3. Неслучайно один из известнейших анонимных чагатайско-турецких словарей (называемый в тюркологии обычно по первому слову «Абушка» и изданный в 1868 г. В.В. Вельяминовым-Зерновым [см.: Самойлович, 2005, с. 830]) относится к XVI веку и включает в себя «цитаты из произведений Навои, которые встречаются по нескольку раз на каждой странице словаря» [ Самойлович, 2005, с. 831].