Индийско-китайские отношения на современном этапе представляют крайне интересную тему для исследования, ввиду того что и Нью-Дели, и Пекин демонстрируют достижения в экономической и военно-политической сферах, смещают центр глобальной политики в Азию и имеют все возможности для изменения баланса сил и мирового порядка в средне- или долгосрочной перспективе. Между тем наука, особенно отечественная, уделяет мало внимания двустороннему взаимодействию двух азиатских гигантов, фокусируясь больше на противостоянии КНР и США, в котором Индия является лишь одним из условных американских союзников, либо же ограничивается рассмотрением регионального соперничества между Индией и Китаем, ввиду активно развивающихся геополитических проектов обеих стран. Военно-политические связи двух государств, как правило, не находят отражение в исследованиях, так как носят ограниченный характер, поскольку всё ещё несут бремя обоюдного недоверия, сложившегося из-за непродолжительной, но крайне болезненной для исторической памяти индийцев индийско-китайской войны 1962 года. Данная статья призвана проанализировать качественные составляющие военных потенциалов двух государств на суше и на море, а также выявить механизмы взаимодействия, способствующие нивелированию негативного восприятия действий каждой из сторон. В результате проведённого исследования автор приходит к выводу о том, что Китай останется в среднесрочной перспективе более сильным игроком на международной арене, нежели Индия, которая стремится сократить с ним разрыв, но не обладает такими же экономическими возможностями, в связи с чем укрепление позиций происходит преимущественно за счёт крупных союзников, таких как США, Россия и Япония. Вместе с тем, общность некоторых региональных интересов и осознание тяжести последствий потенциального конфликта способствуют укреплению военно-политического сотрудничества Индии и Китая, несмотря на неизменный фактор недоверия друг к другу.

Скачать PDF Скачать JATS

На современном этапе, несмотря на сохраняющиеся исторические разногласия, Индия и Китай стремятся к налаживанию политического диалога. Однако в военно-политической сфере Индия и Китай являются явными соперниками: каждая из сторон воспринимает усиление военного потенциала как вызов, а военное сотрудничество с другими государствами как направленное против другой. Периодические стычки на границе лишний раз напоминают о возможной угрозе вооруженных столкновений. Однако недаром индийский премьер-министр Нарендра Моди отметил, что «за последние четыре десятилетия на индийско-китайской границе не прозвучало ни одного выстрела, а в приграничных районах сохранялся мир и спокойствие» [Our govt…]. При этом наличие ядерного фактора лишь усиливает взаимные опасения. В последнее время всё большее значение придаётся и геополитическому противостоянию акторов. Желание обоих государств быть сильными как континентальными, так и морскими державами зачастую приводит к конфликту интересов в регионе. В целом, военно-политическое измерение двусторонних отношений буквально пронизано недоверием стран друг к другу, однако на данном этапе оба государства стремятся как можно осторожнее выстраивать двусторонний диалог, осознавая ненужность и катастрофические последствия возможного конфликта.
СОПОСТАВЛЕНИЕ КАЧЕСТВЕННЫХ ХАРАКТЕРИСТИК ПОЗИЦИЙ ИНДИИ И КНР В ВОЕННОЙ СФЕРЕ
Де-факто сухопутная граница между Индией и Китаем, или «линия фактического контроля», является самой протяжённой спорной демаркационной линией в мире [Rehman, p. 131]. По индийским оценкам, граница насчитывает почти 3,5 тыс. км [Annexure…]. Она условно состоит из трёх зон: Западной (Ладакх, Кашмир), Средней (Уттаркханд, Химачал Прадеш) и Восточной (Сикким, Аруначал Прадеш) [All you want…]. Спорными при этом являются преимущественно территории индийского штата Аруначал Прадеш, которые китайцы именуют Южным Тибетом, и регион Аксай Чина, который де-факто управляется Китаем, но индийцы считают частью Ладакха [Васильев, стр. 183]. Предыстория конфликта лежит в разной трактовке документов, разграничивающих территории двух государств, – прежде всего, Симлского соглашения 1914 г., которое зафиксировало в качестве границы так называемую линию Мак-Магона [Терехов, стр. 58]. КНР отказывается признавать эту линию в качестве официальной границы, поскольку центральное правительство Китая никогда не признавало её как таковую [Premier Chou…]. Невозможность решения территориального вопроса мирными средствами привело к войне 1962 г., в которой Индия потерпела поражение. Однако конфликт не разрешил фундаментальных противоречий сторон, лишь усугубив его фактором недоверия друг к другу.
Притязания обеих сторон обусловлены стратегическим характером этих районов: Аруначал Прадеш для Индии – это и связь с другими северо-восточными штатами, и среднее течение одной из важнейших для страны рек – Брахмапутры; Китай же стремится отодвинуть границу от столицы Тибетского автономного района (ТАР) Лхасы, от которой до «линии Макмагона» только 250 км [Терехов, стр. 58]. Кроме того, это имеет и культурно-религиозное значение, так как Китай контролирует все места инкарнации Далай-Ламы, кроме Таванга – «единственного места на тибетском плато, находящегося за пределами территории современного Китая», что крайне важно, учитывая тибетский фактор [Чжун, стр. 107-108]. Аксай Чин значим для Пекина в связи с тем, что является частью Тибетского плато и соединяет Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) с ТАР; индийцы же обосновывают свою позицию его исторической принадлежностью Индии [Терехов, стр. 60]. То есть внимания заслуживает не только протяжённость границы, но и её рельефность: между двумя азиатскими гигантами пролегает цепь высочайших в мире Гималайских гор, и противостояние связано с необходимостью отстаивания стратегических позиций.
При этом стоит помнить и о приграничных странах, которые также выступают некими «реперными точками» стратегических преимуществ каждой из сторон. Так, отношения двух стран в западном секторе осложняются пакистанским фактором. Именно Пакистан является наиболее весомым препятствием к развитию конструктивного сотрудничества между Дели и Пекином – «учитывая всепогодную дружбу между Китаем и Пакистаном…для Индии всегда существует вероятность войны на два фронта» [Tellis, p 116]. На центральном направлении речь идёт о Непале и Бутане, которые, будучи расположены между двумя азиатскими гигантами, сегодня представляют собой «буферные» государства, а в случае конфликта могут стать, своего рода, плацдармами для наступления. Эти государства входят в индийскую сферу влияния, но всё активнее налаживают взаимодействие с Китаем – особенно Непал, который согласился участвовать в китайском проекте «Один пояс – один путь», что вполне может дать военное преимущество КНР, благодаря строящимся ей инфраструктурным и коммуникационным линиям [Kumar]. При этом обе гималайские страны обрамляют являющийся «воротами в Тибет» индийский штат Сикким, принадлежность которого некогда оспаривалась Китаем [Wolpert, p. 391]. Недавний конфликт, связанный с началом строительства железной дороги китайцами в районе плато Доклам, территорию которого считают своей и в Тхимпху, и в Пекине, обострил и индийско-китайские противоречия, поскольку для обеих сторон плато имеет стратегическое значение: занятие китайскими войсками Доклама обеспечит им возможность продвижения в штат Сикким и последующего перекрытия так называемого «куриного горлышка» – коридора Силигури, а значит и возможность отрезать северо-восточные штаты от основной территории Индии, что грозит крайне негативными последствиями для страны [Наркевский]. Однако индийско-бутанский Договор о дружбе предусмотрительно содержит положение о том, что «ни одно из правительств не должно допустить использование своей территории для осуществления деятельности, наносящей вред национальной безопасности и интересам другого» [India-Bhutan…] – именно под этим предлогом индийские войска по просьбе Бутана перекрыли китайцам доступ к продолжению строительства. Этот инцидент показал, что любые попытки изменения статус-кво в приграничных районах или странах напрямую связаны с изменением стратегического баланса сил между двумя странами, а потому немедленно пресекаются. В целом, с географической точки зрения, китайцы обладают преимуществом в западном секторе, индийцы несколько лучше расположены в центральном, а в восточном их позиции примерно сопоставимы.
Индийское руководство извлекло несколько уроков из войны 1962 г.: нельзя отрицать возможность войны с Китаем, нужны вооружённые силы и техника, способные воевать в Гималаях, необходимо налаживать инфраструктуру и коммуникацию в пограничных районах. Первый пункт находит отражение в необъявленной гонке вооружений с КНР, соперничестве за геополитическое лидерство и, как отмечалось ранее, стремлении пресечь любые изменения статус-кво в приграничных районах и индийских сферах влияния (прежде всего, в Южной Азии). Второй аспект был также учтён, в том числе в связи с индо-пакистанскими конфликтами, которые также проходят в условиях высокогорья – индийцы создали специальные подразделения (включая батальоны, составленные непосредственно из местных жителей, с рождения акклиматизировавшихся в условиях Гималаев), организовали школы высокогорной подготовки (самые известные – в Кашмире и Аруначал-Прадеше), закупают и развивают особую военную технику (например, американские многоцелевые ударные вертолёты Apache и Chinook) [Kliman, pp. 10, 13]. Однако вопрос взаимосвязанности подразделений и централизованного командного управления, столь необходимого в условиях потенциальной войны с сильным северным соседом, по-прежнему остаётся открытым: в отличие от Китая, который провёл реструктуризацию командований, в частности объединив свои приграничные войска в единый театр военных действий – западный [Military Regions…], индийская внутривойсковая организация оставляет желать лучшего. По-прежнему сохраняется соперничество между разными родами войск, которые не могут договориться не только о централизации и переходе под единое командование, но и об объединении в рамках театров военных действий [Bhutani, p. 3]. Это, в свою очередь, приводит к тому, что на данный момент Индия находится в невыгодном положении, т.к. в случае военного конфликта каждое командование принимает решения исходя из собственного видения ситуации, синхронизация действий отсутствует, а значит происходит рассогласование и путаница, в то время как для успеха военной кампании необходима чёткая стратегия действий с каждой стороны и совместное укрепление позиций. Что касается «третьего урока», то в значительной степени сохраняется логистическая проблема, что приводит к ограниченным возможностям их переброски, организации подкрепления и поставок продовольствия. С одной стороны, это связано с рельефом местности на индийской стороне границы – если КНР заняла довольно выигрышные со стратегической точки зрения позиции (Тибетское плато, ряд высот в Гималаях) и строит сеть железнодорожного сообщения, в том числе через Пакистан, то последним достались преимущественно скалы c весьма суровыми условиями [Scott, pp. 5, 8]. С другой стороны, проблема строительства и развития инфраструктуры является общенациональной, и приграничные регионы – не исключение [Dangra]. Однако немаловажным фактором стало то, что Индия намеренно отказывалась улучшать условия в приграничных с Китаем районах, дабы не позволить китайцам аннексировать спорные территории и не облегчать их продвижение вглубь страны – лишь недавно эта установка стала уступать идее приобретения дополнительного стратегического преимущества над потенциальным противником посредством «обустройства» территорий и обеспечения логистического сообщения, столь нужного в мирное время, не говоря уже о военном [Kotoky]. И хотя индийцы существенно продвинулись на этом направлении, скорость и масштаб развития инфраструктурных проектов в северных штатах всё ещё не сравнимы с китайскими достижениями в южных провинциях [Rahman, p. 61]. Та же ситуация наблюдается и в сфере коммуникаций: Индия значительно отстаёт от Китая, который стремительно создаёт многоуровневую коммуникационную архитектуру, проводя оптоволоконные кабели и устанавливая многочисленные терминальные спутниковые станции [Rehman, p. 108].
Что касается военных сил, расположенных на границах, то в количественном соотношении индийские военные преобладают, однако, ввиду особенностей китайской стратегии, китайские подразделения расположены в глубине территории, а не на передовой, при этом развитая инфраструктура призвана обеспечить быструю переброску войск, а системы наблюдения – дать сигнал о необходимости укрепить позиции в связи с наступлением иностранной армии, поэтому этот фактор нельзя считать определяющим [Rehman, pp. 110-111]. В то же время можно отметить относительное превосходство Индии в отношении авиации, являющейся одной из опорных сил для защиты приграничных зон: она периодически участвует в военных операциях и соответственно имеет больший военный опыт, нежели китайская [Banerjee]. Вместе с тем китайская армия обладает гораздо большим арсеналом практически всех типов вооружений и модернизирует их гораздо быстрее, чем индийская, а потому соперничество пока развивается не в пользу Дели [The Military Balance..., p. 26].
Ещё один важный аспект – политическая лояльность населений тех областей, которые являются объектами спора. Как правило, их мнения не принимаются в расчёт, т.к. речь идёт скорее об «исторической справедливости» и геостратегических позициях, нежели о принадлежности территорий той или другой стране по причине культурно-цивилизационной или иной близости Индии или Китаю [Singh D.K., p. 6]. Однако, несмотря на экономическую привлекательность потенциальных китайских инвестиций, местное население всё же настроено проиндийски, особенно в тех районах, которые исторически являлись единым Тибетом (общеизвестно, что индийцы предоставляют тибетцам убежище, а правительство Далай-ламы в изгнании располагается на территории Индии, хотя Дели и выступает против любой деятельности, направленной против Пекина). Это представляет некоторое дополнительное преимущество индийской стороне, так как в случае конфликта население вероятнее всего встанет на её защиту.
Таким образом, на сегодняшний день континентальный срез военно-политического потенциала примерно сопоставим; однако, в то время как Индия выигрывает в геополитическом аспекте, Китай обладает преимуществами в военно-техническом и инфраструктурно-коммуникационном аспектах, которые в случае войны во многом являются определяющими. Впрочем, нельзя забывать о том, что серьёзный военный конфликт может повлечь за собой вовлечение и других факторов, которые могут изменить баланс сил (например, привлечение внешних игроков), а потому нельзя чётко выделить потенциального победителя.
Отдельного внимания заслуживают морские акватории – в последнее время всё чаще обращают внимание на возможность возникновения конфликта именно там, а не на суше. Причина кроется в существенном возрастании роли морских путей как энергетических и торговых «артерий» азиатских стран, связывающих их со странами Персидского залива, Среднего Востока и Африки. Повышение ценности Индийского и Тихого океанов нашло отражение в новом понимании географического пространства, объединяемого термином «Индийско-Тихоокеанский регион» (ИТР). У него разные трактовки, но само возникновение и продвижение этого конструкта подчёркивает изменение геополитических реалий, которые влияют и на Дели, и на Пекин. В связи с тем, что спрос на энергоресурсы только возрастает, а сухопутные способы доставки представляются крайне трудоёмкими и не всегда надёжными, именно морские пути сообщения становятся наиболее востребованными, а значит, повышается вероятность конфликта интересов на море. Уже сегодня мы наблюдаем наращивание китайского присутствия в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, усиление зависимости региональных стран от Китая, распространение китайских опорных пунктов в Индийском океане – последний пункт особенно тревожит индийское руководство, стремительно теряющее позиции даже в собственном «подбрюшье», ввиду сложности экономической конкуренции с КНР. Кроме того, оба государства с недавнего времени стали позиционировать себя как растущие «морские державы».
Географически преимущество в Тихом океане, безусловно, принадлежит Китаю, а в Индийском – Индии. Вместе с тем всё перестаёт казаться столь очевидным, когда речь заходит о геополитических проектах и действиях обоих государств. В акваториях Индийского океана, это касается китайского проекта «Морской шёлковый путь», который призван дополнить вызывающую сопротивление индийской стороны инициативу «Один пояс – один путь» (ОПОП). Эта стратегия нацелена преимущественно на страны Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), однако имеет далеко идущие стратегические последствия для Южной Азии – КНР активно инвестирует в инфраструктуру, порты и перевалочные пункты стран, находящихся по пути следования судов из стран восточного побережья Африки, с Ближнего Востока и Ирана (Пакистан, Мальдивы, Шри-Ланка, Бангладеш) [Samaranayake, pp. 3, 13-15]. Китайские интересы вполне понятны: Пекин стремится обеспечить энергетическую безопасность страны посредством контроля над основными маршрутными линиями поставок. Вместе с тем, действия китайской стороны воспринимают в Нью-Дели не иначе, как попытку формирования «Нити жемчуга» для окружения Индии на море [Mehta, p. 19]. По сути, индийцев беспокоят два аспекта: возможность использования коммерческой инфраструктуры в военных целях и подрыв индийского влияния как в Южной Азии, в которой Индия является региональной державой, так и в Азии в целом. Как сказал глава Колледжа национальной безопасности Австралийского национального университета Рори Медкалф: «Одно из главных испытаний для Индии в долгосрочной перспективе – не допустить, чтобы Китай обернул против Индии её же собственную географию, окружив ее рядом военных баз в Индийском океане» [Marlow]. Нью-Дели опасается китайской экспансии, в связи с чем оказывает прямое или опосредованное влияние на малые региональные страны (яркий пример – Мальдивы в 2018 г. [Maldives election…]) и развивает сотрудничество с внешними игроками – США (Malabar), Японией (JIMEX) и Австралией (AUSINDEX) как на двустороннем уровне, так и в рамках Четырёхстороннего диалога по безопасности (Quad) [Joshi]. Последнее, в свою очередь, вызывает озабоченность со стороны Китая, который считает, что это объединение направлено против него, хотя бы потому что во главе стоят Соединённые Штаты, позиционирующие КНР как главного соперника в регионе, а в перспективе – и в глобальном масштабе. «Четвёрка» же не ограничивается рамками Индийского океана, а достаточно активно взаимодействует в ключевой зоне китайских интересов – акваториях Тихого океана. Конечно, Нью-Дели сложно соперничать с Пекином, поэтому на данном этапе он стремится расширить собственные возможности в регионе, не упустить потенциальные преимущества и занять ниши, стремительно сокращающиеся в связи с экспансионизмом Китая. Однако в долгосрочной перспективе Индия готовится к стратегическому противостоянию с северным соседом, поэтому предпринимает ряд шагов не только в Индийском океане, но и в Тихом. Помимо относительно недавно принятой на вооружение концепции Индийско-Тихоокеанского региона, страна давно развивает отношения как с ближайшими соседями («Сначала соседи»), так и со странами Большой Восточной Азии – прежде всего АСЕАН и Японией в рамках политики «Смотри на Восток», с 2014 г. переименованной в «Действуй на Востоке» [Kesavan]. Впрочем, Китай также является частью этой стратегии, т.к. Дели нацелен на укрепление связей с Пекином и не стремится ни в коем случае его провоцировать [Kesavan]. Более того, Индию и КНР в ИТР сближают борьба с социально-экономическими и экологическими проблемами, пиратством, терроризмом и политической нестабильностью, а также желание обеспечить действующую структуру безопасности – всё это сплачивает их между собой и позволяет формировать общую платформу для продуктивного сотрудничества, что снижает возможность военного конфликта.
НОРМАТИВНО-ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И МЕХАНИЗМЫ ДИАЛОГА МЕЖДУ ИНДИЕЙ И КНР В ВОЕННОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ СФЕРЕ
Важно отметить, что обе страны, несмотря на весь клубок противоречий, понимают опасность, риски и масштабность последствий военного конфликта для двух крупнейших населений планеты. С целью предотвращения недопонимания Дели и Пекин выстраивают диалог в различных сферах, при этом именно политический диалог стал активатором связей в других областях и рассматривается как отправная точка, способствующая снижению взаимного недоверия и оказывающая так называемый «эффект перелива» (‘spillover effect’).
Политическое взаимодействие, начавшееся практически с самого возникновения на политической карте мира Китайской Народной Республики – 1 апреля 1950 г. страны установили дипломатические отношения, было прервано пограничной войной 1962 г. [India-China Bilateral…, p. 1]. Возобновление отношений связывают с визитом индийского премьер-министра Раджива Ганди в Китай в 1988 г., поскольку это была первая встреча на высшем уровне, что символизировало новый этап индийско-китайских отношений, однако ранее – в 1976 г. – были восстановлены контакты на уровне посольств, а в 1979 г. министр иностранных дел Индии Атал Бихари Ваджпаи посетил КНР, намереваясь положить начало нормализации двусторонних связей, что, впрочем, не было осуществлено, поскольку Китай начал войну против Вьетнама [Indo-China political…]. Вместе с тем именно в 1988 г. были заложены основы для переговоров по важнейшим вопросам двустороннего, регионального и глобального масштаба, а также по принципиальному территориальному вопросу, который было решено «вынести за скобки» остальных сфер партнёрства, дабы их можно было развивать вне зависимости от сложностей, связанных с пограничными спорами [Daftari, p. 288]. С этой целью была создана Совместная рабочая группа (СРГ) по пограничному вопросу, усилиями которой были в дальнейшем выработаны базовые условия взаимодействия двух сторон в приграничных районах [Sali, p. 120]. Следующим прорывом можно считать визит премьер-министра Индии Нарасимха Рао в Пекин в 1993 г., во время которого, во многом благодаря усилиям СРГ, было подписано «Соглашение о поддержании мира и спокойствия вдоль линии действительного контроля», ставшее первым шагом в юридическом закреплении де-факто сухопутной границы между двумя государствами [Sali, p. 126]. Визит Председателя КНР Цзян Цзэминя в Дели в 1996 г. заложил второй столп линии фактического контроля (Line of Actual Control) – «Соглашение о мерах доверия в военной области вдоль линии действительного контроля на индийско-китайской границе» [Уянаев, стр. 22]. Оба договора по сей день являются принципиальными для Индии и Китая, поскольку подтверждают принципы мирного сосуществования, озвученные ещё в 1954 г. в Cоглашении о торговых отношениях между Индией и Тибетским районом Китая, и являются «рамкой» для всех последующих нормативно-правовых основ двустороннего взаимодействия [Уянаев, стр. 20-21]. Ядерные испытания 1998 г. несколько снизили интенсивность политического диалога, но не прервали его, а очередная активизация индийско-китайских политических отношений пришлась на 2000-е гг. В частности, 2003 г. ознаменовался визитом Атала Бихари Ваджпаи (уже в роли премьер-министра Индии) в Китай и подписанием Меморандума о расширении приграничной торговли, который, по сути, зафиксировал два важных момента с точки зрения территориальных споров: во-первых, Китай де-факто признал Сикким индийским, а Индия – Тибет как Тибетский автономный округ в составе КНР; во-вторых, документ явил собой шаг навстречу укреплению доверия, поскольку имел видимые положительные последствия для обеих сторон и продемонстрировал готовность сторон налаживать реальное взаимодействие, несмотря на сохраняющиеся противоречия [Documents signed…]. 2005 г. закрепил принадлежность Сиккима Индии, о чём свидетельствовала официальная китайская карта, переданная китайской делегацией индийскому руководству во главе с Манмоханом Сингхом [Лунёв, стр. 203]. Отметим, что в этот же визит стороны охарактеризовали индийско-китайские отношения как имеющие «глобальный и стратегический характер», в связи с чем было заявлено о формировании «индийско-китайского стратегического и совместного партнерство во имя мира и процветания» [Joint Statement]. Приход к власти Нарендры Моди в 2014 г. придал дополнительный импульс в динамику развития индийско-китайского политического взаимодействия. За время первого срока индийский премьер дважды посетил Китай с официальным визитом (в 2014 и 2015 гг.), при этом стороны подписали около 40 соглашений по развитию отношений в различных сферах – от торговли до космоса, а также около 30 меморандумов о взаимопонимании, в том числе по вопросам изменения климата [India-China Bilateral…, pp. 1-2]. В 2016 г. Президент Индии Пранаб Мукерджи также нанёс визит в Китай, в ходе которого были подписаны меморандумы о взаимопонимании в сфере образования и научных исследований [India-China Bilateral, p. 2]. Подлинным же прорывом считается первый в истории двусторонних отношений неформальный саммит лидеров Индии и Китая, состоявшийся в г. Ухань провинции Хубэй в 2018 г. [India-China Informal…]. Событие стало знаковым, поскольку главы двух государств смогли обменяться мнениями относительно наиболее чувствительных вопросов двусторонних отношений «без галстуков» и восстановить диалог на фоне предшествовавших событий вокруг плато Доклам, а кроме того – продемонстрировать всему миру взвешенность во взаимодействии друг с другом и согласие по многим вопросам глобальной политики [Pant]. Стороны решили регулярно проводить подобные неформальные встречи, при этом главы государств часто встречаются и на полях многосторонних форумов, а в целом между азиатскими гигантами создано множество механизмов взаимодействия по широкому спектру вопросов на самом разном уровне.
Среди двусторонних форматов военно-политического сотрудничества, призванных смягчить конфликтный потенциал и наладить взаимодействие сторон в случае конфликтных ситуаций, выделим следующие: встречи министров обороны двух стран, ежегодный Индийско-китайский диалог по безопасности (India-China Annual Defence and Security Dialogue), двусторонние учения «Рука об руку» (нацелены преимущественно на проведение антитеррористических операций), военно-образовательные обмены, участие в Международном смотре флотов (International Fleet Review; в 2016 г. был организован Индией, в 2018 – Китаем) [India-China Bilateral, p. 4], а также совместное участие в Мирной миссии ШОС и иных форматах (например, в организуемых США Учениях стран Азиатско-Тихоокеанского региона RIMPAC). Отметим также, что некоторым «фасилитатором» между Дели и Пекином выступает Москва в рамках РИК, ШОС и проекта «Большая Евразия».
***
Таким образом, с точки зрения географического положения, стороны занимают примерно одинаковые позиции в пограничных зонах; Китай явно лидирует в Тихом, а Индия – в Индийском океане. Хотя на данный момент конкуренция между Дели и Пекином носит относительно скрытый характер, они уже активно соперничают друг с другом, что в долгосрочной перспективе может обернуться открытым противостоянием за влияние в Азии и в глобальной политике. Индия, как и Китай, является членом Большой Двадцатки, ШОС, БРИКС, ВАС и иных международных объединений, что доказывает её влияние на международной арене, но этого пока недостаточно: достаточно вспомнить, что Китайская Народная Республика является одним из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, что дает ей право решать наиболее серьёзные и значимые вопросы международных отношений, а Индия такого статуса не имеет, при этом Китай – общепризнанная потенциальная «сверхдержава», в то время как Индия пока претендует на признание в качестве «великой державы». Так или иначе, Дели и Пекин являются полюсами силы и уже сейчас рассматривают друг друга как соперники в долгосрочной перспективе, что во многом обусловлено глубоко укоренившимся недоверием обоих друг другу, остающимся неизменной константой двустороннего военно-политического взаимодействия.
С другой стороны, сотрудничество в отношении пограничных споров, начавшееся с конца 1980-х – начала 1990-х, продолжается по сей день, и, хотя сложная ситуация на границе иногда негативно сказывается на выстраивании диалога, территориальный вопрос так и остаётся на повестке дня именно как следствие, а не как первопричина противоречий между двумя государствами [Лунёв, стр. 204-205]. В этой связи политический диалог можно смело назвать одним из сдерживающих факторов в спорах двух стран, он же может считаться «триггером» развития отношений в смежных сферах взаимодействия. Кроме того, важную роль в налаживании сотрудничества играют усиливающаяся неразрывность региональных акторов, влияние внешних игроков на баланс сил в Азии, общая направленность их усилий в противостоянии западной гегемонии и решении региональных проблем, требующих совместных усилий и сотрудничества между Индией и КНР как крупнейших держав региона, а в перспективе и мира. Сдерживающими факторами на двустороннем уровне также являются меры по укреплению доверия, двусторонние и многосторонние механизмы взаимодействия, равно как и осознание тяжести последствий потенциального конфликта, которые способствуют укреплению военно-политического сотрудничества Индии и Китая.