Новые открытия российских археологов в Африке и Азии

Статья представляет краткий обзор исследований халафской археологической культуры. Более чем за сто лет, прошедших с начала ее изучения, собран большой объем информации, который позволяет объективно характеризовать многие ее особенности. Мы полноценно представляем ареал ее распространения, знаем широту торговых контактов, особенности хозяйственного уклада и разнообразие ее материальной культуры. Мы также имеем представление о некоторых элементах социальной организации и духовной жизни ее носителей. В то же время дискуссионными остаются некоторые вопросы, которые были поставлены еще в 1930 е гг. Одним из таких вопросов является поиск центра сложения этой культуры. В статье предложен комплекс признаков, характеризующих ранний этап развития халафской культуры. Данный набор признаков указывает на то, что наиболее ранние, известные памятники халафской культуры тяготеют к Восточной Джезире в отличие от распространенной в настоящее время точки зрения о ее сложении в районах, близких к долине Евфрата. Доступные сведения позволяют объективно рассматривать вопросы относительного датирования халафской культуры в контексте ее соотношения с хассунской, самаррской и ‘убейдской культурами. В статье отмечается отсутствие надежных признаков, документирующих культурную непрерывность между отложениями хассунской и халафской культур. При этом подчеркивается наличие многих примеров, демонстрирующих культурную непрерывность развития между халафской и северо‘убейдской культурами. Изменение облика халафской культуры и ее аккультурация в североубейдскую культуру могли быть связаны с технологическими инновациями ‘убейдской культуры в изготовлении керамики. На поселении Ярым-Тепе 2 прослежен процесс замещения лепной керамики керамикой, изготовленной на поворотном механизме.

Скачать PDF Скачать JATS

Халафская культура, подобно большинству археологических культур Месопотамии, представлена антропогенными холмами – теллями. Эта культура датируется финалом эпохи керамического неолита. Сменившая ее северо‘убейдская культура (этап ‘Убейд 3) традиционно классифицируется как культура эпохи раннего халколита¹.

Эпонимное поселение этой культуры, Телль-Халаф, расположено непосредственно у истоков основного русла Хабура, в месте, где находятся мощные водные и серно-водные источники. Поселение исследовалось в годы до и после первой мировой войны немецким дипломатом и археологом, бароном Максом фон Оппенхеймом. Собственно, объектом его изучения были архитектурные сооружения арамейского города Гузана начала 1го тыс. до н.э. Однако ниже слоев эпохи раннего железного века им были обнаружены переотложенные фрагменты ранее неизвестной расписной керамики, которая получила по месту первой археологической фиксации название халафской археологической культуры [Oppenheim, 1943]. Возобновившая в 2006–2010 гг. работу немецкая археологическая миссия вскрыла нижние непотревоженные слои теля, относящиеся к халафским неолитическим поселениям [Becker, 2013; Becker, 2015].

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ХАЛАФСКОЙ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ

Халафская массовая расписная керамика является одной из наиболее широко распространенных на Ближнем Востоке. Экспорты халафской керамики, либо подражания ей известны от Закавказья на севере² до аллювиальной равнины Южной Месопотамии на юге, например, в Эриду³ и Рас-аль-Амия [Stronah, 1961]. От Киликийско-Левантийского региона до гор Загроса, например поселение Банахилк [Watson, 1983, p. 545–613] и памятники долины Махидашт [Levine, McDonald, 1977, p. 42–45, pl. Ib]. Поселения вдоль верхнего течения Оронта, такие как Ард-Тлайли в долинеБекаа и Арджун к юго-востоку от Хомса, самыми южными пунктами в Левантийской части «Плодородного Полумесяца», в которых известны халафские импорты [Kirkbride, 1969; Marfoe et al., 1981, p. 1–27]. Подражания халафским расписным сосудам отмечены в поселениях Рас-Шамра, Сакче-Гезу, Мерсин, Вади-Раббах [De Contenson, 1992; Garstang, 1908; Du Plat Taylor et al., 1950; Garstang, 1953; Kaplan, 1960]. Такое широкое распространение и популярность халафской расписной керамики были связаны с ее высоким качеством и эстетическими характеристиками. Безусловно, это была самая красивая и технически совершенная керамическая посуда своего времени на всем Ближнем Востоке.

Если исключить районы, где отмечены очевидные халафские импорты, подражания им и некоторые переселенческие поселения, то территория основного распространения халафской культуры сократится до степного ландшафта Северной Месопотамии в поясе, обрамленном с севера горами Тавра и Загроса и с юга Сирийской пустыней (карта). Экологической нишей халафской археологической культуры является зона «Полумесяца плодородных земель» в границах полосы, где в настоящее время выпадает не менее 300 мм годовых осадков, что достаточно для получения гарантированного урожая в условиях неполивного земледелия.
В поясе устойчивого дождевания расположены типичные халафские поселения, которые имеют, как правило, площадь 1–2 га и мощность культурного слоя порядка 7 м. Это стационарные, долговременные земледельческие поселения. Среди поселений такого размера можно отметить, например, Ярым-Тепе 2–3 [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 156–269], Телль-Арпачия [Mallowan, Rose, 1935], Чагар-Базар [Mallowan, 1936; Cruells, 2006, p. 25–80], Телль-Акаб [Davidson, 1981, p. 65–77] и др. В районах, где выпадает менее 300 мм осадков, халафские памятники также известны, однако, как правило, они имеют размеры менее 1 га и мощность культурного слоя всего 1–1.3 м. Это сезонные стоянки, среди которых можно отметить, например, находящиеся в Хабурской степи Умм-Ксейр [Tsuneki, Miyake, 1998], Телль-Хазна 2 [Мунчаев и др., 1993 ] и Телль-Кашкашок 1 [Мунчаев и др., 2011], а также расположенные на р. Балих Хирбет-эш-Шенеф, Дамишлия, возможно, Телль-Зейдан [Akkermans, 1990, p. 29–45, 86–109; Stein, 2009], или на Евфрате Телль-Амарна⁴ [Cruells et al., 2004, p. 276–282], Шамс-ад-Дин [Al-Radi, Seeden, 1980], и Телль-Масаих [Robert et al., 2008].

Помимо типичных халафских поселков также известны большие халафские поселения или кластеры поселений, размеры которых значительно превышают 5 и даже 10 га. К поселениям этой размерной группы относятся, например, Телль-Халаф [Becker, 2015, p. 469], Саби-Абьяд [Akkermans et al., 2014], Телль-Айлюн [Мунчаев и др., 2015], Домуз-Тепе [Campbell et al., 1999]. Все наиболее крупные халафские поселения расположены в непосредственной близости от гор Тавра, в районах, контролировавших торговлю обсидианом, который был у носителей этой культуры основным сырьем для изготовления орудий труда и украшений.

МАТЕРИНСКАЯ ТЕРРИТОРИЯ ХАЛАФСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Исключительно широкое распространение элементов халафской материальной культуры, прежде всего массовой расписной керамики, заставило поставить вопрос о характерных признаках, полноценно определяющих аутентичный облик этой культуры и позволяющих очертить ее исходную территорию. К числу этих статистически значимых признаков, характеризующих устойчивые хозяйственно-бытовые, культурные и идеологические стереотипы носителей халафской культуры, помимо использования характерной массовой расписной керамики следует отнести широкое распространение круглоплановых домостроений – так называемых толосов, практику вторичных погребений, а также наличие особой разновидности терракотовых статуэток, изображающих сидящих нагих женщин, которые поддерживают руками грудь⁵. Устойчивое повторение этого набора признаков значительно у́же территории распространения халафской расписной керамики и должно непосредственно очерчивать исходную, материнскую территорию носителей халафской культуры, объединенных общностью хозяйственно-бытовых и идеологических стереотипов.

С точки зрения географического распространения отмеченный набор важных халафских признаков наиболее полноценно представлен в восточной части Северной Месопотамии (карта), от левобережья Тигра примерно до Вади-Хамар, т.е. до района, расположенного между Хабурским треугольником⁶ и Балихом. Здесь в районе Телль-Хуэйры было исследовано халафское поселение Телль-Тавила [Becker, 2015, p. 46–94, Abb. 10–18; Abb. 25–39; p. 151–164, Abb. 80a–80b; 82a–82b; 84a–84b; p. 167–175, Abb. 88.9; Abb. 89.7]. Расположенный несколько западнее, район Балиха – это контактная зона, где отдельные халафские поселения и элементы халафской культуры сосуществуют с местной неолитической культурой, принадлежащей сирийско-киликийскому кругу вместе с пережиточными элементами самаррского происхождения [Le Mière, Nieuwenhuyse, 1996; Амиров, 1999]. В этом районе, например на поселении Саби-Абьяд, круглоплановые сооружения известны, но ведущим типом домостроений здесь являются прямоугольные, многокомнатные здания, иногда даже типичной для самаррской культуры Т-образной формы. Вторичные погребения крайне редки, а женские статуэтки, отмеченной выше разновидности неизвестны вовсе [Akkermans, 1990, p. 45–67; Akkermans, 2008; Akkermans et al., 2012, p. 311–314; Arntz, 2013; Kluitenberg, 2014; Brereton, 2011, p. 576–577]. В то же время следует отметить, что помимо автохтонных поселений с синкретическим характером материальной культуры на Балихе, Евфрате и даже западнее можно проследить миграционные перемещения и дифференцировать настоящие халафские поселения (карта), такие как Хирбет-эш-Шенеф [Akkermans, 1990, p. 86–109; Akkermans, Schwartz, 2003, p. 119, fig. 4.11, Дамишлия [Akkermans, 1990, p. 29–45], Телль-Зейдан [Stein, 2009, p. 105–118], Чави-Тарласи [Becker, 2018], Гирикихаджиян [Watson, Le Blank, 1990], Телль-Юнус [Wooley, 1934, p. 146–149], Домуз-Тепе [Campbell et al., 1999], вероятно, также поселение Телль-Амарна [Cruells, 2004] и др. Тем не менее в целом за Евфратом, в сторону Киликии, комплекс характерных халафских признаков слабеет. Например, в Амукской долине в Киликии на поселении Телль-Курду с сильным халафским влиянием и массовым использованием халафской расписной керамики вторичные погребения крайне редки⁷, круглоплановые сооружения и антропоморфные статуэтки обозначенной разновидности неизвестны [см., напр., Yener et al., 2000; Özbal et al., 2004; Özbal, 2010]. Однако, на очевидно переселенческом халафском поселении Домуз-Тепе, расположенном к западу от Евфрата в районе Кахраманмараша, отдельные круглоплановые сооружения и переотложенные останки людей известны⁸, но женские статуэтки отмеченного типа не были обнаружены [Campbell, et al., 1999; Campbell, 2007–8, p. 129].

Если говорить о хронологическом аспекте распространения отмеченных характерных признаков, то их комплекс наиболее полноценно представлен на ранне-среднем этапе развития халафской культуры. Это касается как использования круглоплановых домостроений, так и обряда вторичного погребения, который подробно будет рассмотрен ниже, и распространения отмеченной разновидности антропоморфных статуэток (см., например, [Amirov, 2018, p. 22]).
Таким образом, мы можем сделать вывод, что весь отмеченный набор признаков, характеризующих аутентичность халафской культуры в течение раннего и среднего этапов ее развития, наиболее полноценно представлен в Восточной Джезире. Начиная с позднего этапа, судя по всему, под воздействием ‘убейдской культуры этот комплекс признаков начинает поступательно разрушаться [Amirov, 2018, p. 22].
В рамках территории, очерченной устойчивым сочетанием отмеченных признаков, а также с точки зрения диахронной статистики распределения морфологических групп и мотивов росписи массовой керамики наиболее ранний этап существования халафской культуры в Северной Месопотамии известен в настоящее время на поселениях, близких к течению Тигра, а именно в Ярым-Тепе 2 и Арпачия [Амиров, 2007; Amirov, Deopeak, 1997; Amirov, 2018, p. 18; Hijara, 1980(1), p. 131–154; Hijara, 1997].

ДАТИРОВКА ХАЛАФСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Абсолютное датирование халафской культуры, на основе широкого использования калиброванных радиоуглеродных дат, в течение последних 30 лет было в значительной степени пересмотрено в сторону расширения хронологических рамок ее существования от конца 6го – начала 5го тыс. до н.э. до конца 7го и всего 6го тыс. до н.э. (см., напр., [Akkermans, 1991; Campbell, 2007].
Относительное положение халафских древностей было впервые определено в ходе исследований М. Маллована в 1931–1932 гг. на акрополе Ниневии на телле Куюнджик [Mallowan, 1933], когда в нижней части стратиграфического шурфа, во втором от материка слое, между отложениями ‘убейдской и хассунской культуры была обнаружена расписная керамика, известная к тому времени из раскопок на телле Халаф [Oppenheim, 1943] и Сакче-Гезу [Garstang, 1908]. Таким образом, относительная датировка халафских древностей опирается на соотношение материалов собственно халафской, хассунской, ‘убейдской, а также хронологически и географически близкой к ним самаррской культуры. Если в шурфе Куюнджика генеральное хронологическое положение халафской материальной культуры является предельно ясным, то в широком культурном контексте ситуация выглядит несколько более сложной, и связано это с тем, что в Восточной Джезире, начиная с халафского времени и вплоть до культуры «Ниневия 5» (т.е., по меньшей мере, от середины 6го тыс. до н.э. и до середины 3го тыс. до н.э), смена археологических культур имела не дискретный, но непрерывный характер. А в Западной Джезире и Левантийском регионе ситуация была еще более сложной. Здесь непрерывность культурного процесса отмечена с эпохи раннего керамического неолита, предшествовавшего появлению халафской культуры.
В Восточной Джезире мы практически не знаем памятников, где хассунская и халафская материальная культура находились бы в непрерывном стратиграфическом контексте. Сделанные здесь наблюдения, как правило, говорят о дискретности и некотором временном разрыве между этими культурами. Например, в Синджарской степи, на группе теллей Ярым-Тепе, халафские погребения были впущены в слой хассунского поселения Ярым-Тепе 1, когда это оставленное жителями поселение уже превратилось в телль⁹ [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 18–20; Мерперт, Мунчаев, 1982, c. 46–47]. Судя по всему, халафское поселение в группе Ярым-Тепе было основано после достаточно короткого перерыва вслед за прекращением жизни хассунского поселка.

В этом же районе Северной Месопотамии, между Тигром и Синджарским хребтом, фиксируются одни из первых контактов носителей ‘убейдской и халафской культур. Яркий пример этого процесса демонстрирует халафское поселения Ярым-Тепе 2, где в культурном слое на рубеже среднего и позднего этапов развития халафской культуры появляются отдельные подражания сосудам ‘убейдского вида¹⁰ [Амиров, 1994; Amirov, Deopeak, 1997; Amirov, 2018, p. 18–22]. С момента первого появления количество керамики ‘убейдского облика на этом и соседнем поселении Ярым-Тепе 3 начинает постоянно возрастать. Постепенно ‘убейдская керамика подчиняет своим стандартам как морфологию, так и мотивы росписи автохтонной халафской керамики. На поселениях группы Ярым-Тепе выделяется период халафско-‘убейдской трансформации (или аккультурации). Уже после прекращения жизни на поселении Ярым-Тепе 2 на соседнем поселении Ярым-Тепе 3 керамика из верхних слоев теряет последние признаки халафской культуры и превращается в северо-‘убейдскую. На наш взгляд, причиной этой культурной трансформации был опережающий технологический прогресс носителей ‘убейдской культуры, а именно изготовление массовой керамики на поворотном механизме, что было зафиксировано в слое ЯТ 2 с начала позднего периода халафской эволюции [Амиров, 1994; Amirov, Deopeak, 1997; Amirov, 2018, p. 18–22]. Длительный процесс аккультурации халафской культуры ‘убейдской помимо группы теллей Ярым-Тепе был отмечен на значительном количестве исследованных северомесопотамских поселений этого времени (см., напр., [Breniquet, 1996; Robert et al., 2008; Becker, 2013, p. 463–464]).

Из относительного датирования халафской культуры представляется, что цикл её жизни, построенный на основании радиокарбонных дат, выглядит чрезмерно растянутым, а наиболее ранние даты, предложенные на основе калиброванной радиокарбонной датировки, выглядят неоправданно удревнёнными. Абсолютные рамки существования халафской культуры должны тяготеть ближе ко второй – четвертой четверти 6го тыс. до н.э. и даже несколько позднее.

ЭКОНОМИКА НОСИТЕЛЕЙ ХАЛАФСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Экономика носителей халафской материальной культуры базировалась на неполивной культивации зерновых, прежде всего ячменя, и разведении животных (мелкий рогатый скот, крупный рогатый скот, свинья). Судя по всему, практиковалось отгонное скотоводство в пределах нескольких десятков километров от материнского поселения, о чем свидетельствуют незначительные по размерам, видимо сезонные, халафские поселки без следов значительных архитектурных сооружений, выдвинутые в степь, такие как Телль-Кашкашок 1, Телль-Хазна 2, Умм-Ксейр, Шамс-ад-Дин и др. В экономике носителей халафской культуры очевидна значительная роль охоты.

КЕРАМИЧЕСКОЕ ПРОИЗВОДСТВО

Для халафской археологической культуры характерно наличие нескольких технологических и функциональных разновидности керамических сосудов. В коллекциях массовой халафской керамики отмечаются так называемые груболепные толстостенные сосуды, лишенные декора. Эти сосуды имеют очевидное хозяйственно-кухонное назначение. Еще одна группа представлена тонкостенными сосудами парадного облика, богато декорированными росписью и реже гравировкой. Третья массовая разновидность халафской посуды представлена тонкостенной керамикой, аналогичной расписной, но лишенной декора¹¹. На типичном халафском поселении Ярым-Тепе 2 было отмечено следующее соотношение групп керамики: расписная керамика составляла 24% фрагментов от всей обнаруженной в ходе раскопок, груболепная кухонная керамика – 10%, хозяйственная толстостенная керамика – 15%, тонкостенная нерасписная керамика – 51% [Амиров, 1994].

Вся ранняя халафская керамика монохромная; в качестве красителя используются окислы железа (охра?). Иногда она имеет эффект бихромности (как правило, от красного, светло-коричневого до темно-коричневого цвета), который может быть связан с концентраций раствора красителя и неравномерностью обжига. Настоящий бихромный эффект на халафской керамике связан с использованием красителя белого цвета (известь?). Также известно наличие на халафской керамике полихромного (трихромного) эффекта, который достигался при так называемой технике росписи в резерве, использовавшей фоновый цвет. Бихромный и полихромный эффект появляется на халафской керамике в течение позднего этапа развития этой культуры.
Вся ранняя халафская керамика изготовлена методом ручной лепки без применения поворотного устройства. В связи с этим среди халафских сосудов, помимо простых округлых форм, также известны и сосуды повторяющихся геометрически сложных, неправильных форм. С начала позднего этапа халафской эволюции отмечено первое знакомство халафских гончаров с поворотным устройством, что было связано с влиянием носителей ‘убейдской археологической культуры [Nissen, 1989; Amirov, 2018, p. 18–22]. К финалу халафской культуры (например, на поселении Ярым-Тепе 2) почти вся посуда изготавливалась на поворотном устройстве центрированного вращения.
Халафская роспись иногда имеет глянцевый, так называемый люстровый, эффект, который получался в результате спекания красителя из раствора охры и щелочных силикатов при высокой температуре обжига. Обжиг халафской керамики производился в сложных двухкамерных гончарных горнах, которые имели топочную и обжигательную камеры, разделенные теплопроводно-разделительным блоком [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 181–182, рис. 54–55].
Роспись на массовой халафской керамической посуде имеет значительную художественную ценность. Это касается как геометрических композиций, стилизованных зооморфных и растительных изображений, так и натуралистических изображений людей (мужчин и женщин), животных (домашних и диких, в особенности хищных, кошачьих), птиц. Особое значение имеет изображение сложных сюжетных композиций.
Помимо массовой керамики в халафской культуре известны сосуды экстраординарных индивидуальных форм. Наиболее яркие находки такого рода были сделаны на поселении Ярым-Тепе 2. Здесь были обнаружены емкости для жидкости в виде стоящей антропоморфной женской фигуры, и зооморфный сосуд, изображающий свинью [Мунчаев, Мерперт, 1981, с. 211–212, рис. 68–70; с. 252–253, рис. 98–99]. Cосуд в виде женской фигуры был также обнаружен в Домуз-Тепе [Belcher, Croucher, 2016]. Еще один фрагмент от антропоморфного сосуда аналогичного найденному в Ярым-Тепе 2 был зафиксирован в Телль-Арпачия [Hijara, 1980(2), fig. 20]. Очевидно, что назначение этих сосудов далеко от утилитарного и могло быть связано с ритуальными действиями и, возможно, с общественным культом.

АРХИТЕКТУРА

Для халафской культуры известны две разновидности ординарных бытовых архитектурных сооружений. Это кругоплановые и прямоугольные конструкции. Судя по археологическому контексту, круглоплановые сооружения, так называемые толосы, использовались преимущественно в качестве жилых помещений¹². Круглоплановые конструкции могли составлять до четверти всех зданий в поселениях раннего-среднего этапа развития халафской культуры. Соответственно бóльшая часть сооружений в поселениях халафской культуры, даже во время максимального использования круглоплановых зданий, всегда была представлена прямоугольными конструкциями. Прямоугольные конструкции в Восточной Джезире, очевидно, служили в качестве хозяйственных и технических помещений, в то время как в Западной Джезире на некоторых поселениях с халафским обликом материальной культуры прямоугольные конструкции могли использоваться в качестве хозяйственных как, так и жилых помещений.

Ординарные архитектурные сооружения халафской культуры возводились так называемым методом тауф, из ломтей неформованной глины. Круглоплановые конструкции имели купольное перекрытие. Такие сооружения возводятся в Джезире (например, мухафаза Эр-Ракка в Сирии и на сопредельной территории в Турции) до настоящего времени. Очевидно, что основной формой перекрытий прямоугольных конструкций была плоская крыша, как это практикуется и в настоящее время. Однако благодаря живописным изображениям на керамических сосудах мы знаем, что носители халафской культуры использовали также и двускатные коньковые крыши. На сосудах в разных частях халафской ойкумены на поселениях Арпачия и Домуз-Тепе зафиксированы схематичные изображения одинаковых высоких зданий под двускатными крышами с изогнутым коньком [Hijara, 1978; Kansa et al. 2009(2), p. 910, fig.5; Carter, 2012, fig. 10.a]. Эти конструкции представляют собой экстраординарные наиболее значительные архитектурные сооружения, вероятно, общественного назначения, которые могли быть связаны с религиозной практикой. Пока это единственные и к тому же косвенные свидетельства наличия общественных сооружений у носителей халафской культуры, а их архитектурные остатки не зафиксированы археологически. Вероятнее всего, эти здания были, каким-то образом связаны с погребальным обрядом, о чем речь пойдет ниже.
Как правило, халафские поселения не имеют централизованной планировки, ярким примером чему являются планы последовательных поселков в Ярым-Тепе 2–3 (см., например, [Мунчаев, Мерперт, 1981, p. 186–197; Merpert, Munchaev, 1993(1), p. 168–170; p. 188]) и других поселений. Однако элементы централизованной планировки на поселениях этого времени были зафиксированы на окраине халафского мира. Например, на поселении Телль-Курду в Амукской долине исследованы плотно расположенные прямоугольные здания, которые размещаются по обе стороны от центральной улицы [Özbal, 2010, p. 48–49].

ПОГРЕБАЛЬНЫЙ ОБРЯД

На первый взгляд для погребальной практики халафской культуры характерна неустойчивость обряда. Были зафиксированы как интрамуральные погребения под полами и экстрамуральные погребения на особых участках непосредственно на территории поселений (например, [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 207]), так и некрополи, вынесенные за пределы поселений¹³. Среди разновидностей погребального обряда, исследованного в разных частях халафской ойкумены, отмечены как ингумации, так и кремации. Ингумации могут быть представлены индивидуальными первичными захоронениями, как правило в скорченном положении, так и вторичными погребениями. Среди вторичных погребений известны как индивидуальные, так и коллективные захоронения, как это было зафиксировано, например, в Ярым-Тепе 2, Арпачии, Телль-Аззо, Домуз-Тепе¹⁴ [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 198–209; Hijara, 1978; Killick, Roaf, 1983; Campbell et al. 1999, р. 400–404]. Одной из зафиксированных разновидностей вторичных погребений халафской культуры являются отдельные захоронения черепов, которые иногда помещались в керамические сосуды [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 208; Hijara, 1978]. Еще одна разновидность вторичных погребений халафской культуры – захоронение посткраниальных скелетов. Такое коллективное погребение было обнаружено на поселении Телль-Аззо в Восточной Джезире [Killick, Roaf, 1983; Brereton, 2011, p. 608–609]. Часто вторичные погребения халафской культуры несут на себе следы огневого воздействия разной степени интенсивности. Этот факт был неоднократно отмечен на ряде поселений, и прежде всего на Ярым-Тепе 2 [Мунчаев, Мерперт, 1981, с. 198–207]. Вторичные погребения могут принадлежать как взрослым индивидуумам, так и детям, что было зафиксировано в Ярым-Тепе 2 [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 198–208]. Также известны детские погребения в сосудах, как это было отмечено в Телль-Халула [Brereton, 2011, p. 647–648].

Для ингумаций халафской культуры характерны несколько вариантов погребальных конструкций. В частности, известны как погребения в ямах, так и погребения в ямах с подбоями и катакомбах [Мерперт, Мунчаев, 1982; Merpert, Munchaev, 1993(2)].
Отмеченная многовариантность погребального обряда кажется беспрецедентной для единой культурной традиции, но если структурировать халафские погребения с точки зрения их географического распространения и относительного положения во времени, то ситуация выглядит несколько более упорядоченной, по меньшей мере на уровне статистических тенденций. Если исключить экстраординарное захоронение в Домуз-Тепе и учитывать только стандартные (т.е. повторяющиеся) разновидности известных нам халафских погребений, то мы увидим, что вторичные захоронения наиболее многочисленны в Восточной Джезире. Больше всего их известно в Ярым-Тепе 2 [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 208], также они зафиксированы в Арпачии [Hijara, 1978], Телль-Аззо [Killick, Roaf, 1983; Brereton, 2011, p. 609], Гавра (Burial B; C) [Tobler, 1950; Peasnall, 2002; Brereton, 2011, p. 685–686], Харабех-Шаттани [Watkins, 1986; Brereton, 2011, p. 561–562].
В западной части халафского культрного ареала вторичные погребения встречаются несколько реже, тем не менее они известны также и в халафских поселениях на Евфрате. Например, в Чави-Тарласи среди 19 погребений по меньшей мере 10 вторичных (как захоронения черепов, так и посткраниальные скелеты), но и первичные ингумации здесь также зафиксированы [Becker, von Wickede, 2018, p. 51–68, Abb 25; Brereton, 2011, p. 483–485]. В Шамс-ад-Дин было обнаружено вторичное погребение [Brereton, 2011, p. 580]. В Гирикихаждиян известно только одно вторичное погребение и 3 случая первичной ингумации [Watson, Le Blank, 1990, p. 121–122; Brereton, 2011, p. 539–540].
В целом обряд вторичного погребения статистически наиболее многочисленно представлен на халафских памятниках, расположенных близко к долине Тигра, а по мере удаления в сторону Евфрата и к западу от него эта форма погребального ритуала встречается реже.
Если рассматривать халафский погребальный обряд в диахронном контексте на памятниках с мощным культурным слоем, отражающим длительную эволюцию этой культуры, то становится очевидным, что если на относительно раннем этапе развития халафской культуры статистически наиболее многочисленны вторичные погребения, то для наиболее позднего этапа (позднего халафа и переходного халафско-‘убейдского периода) будут наиболее типичны индивидуальные первичные ингумации. Здесь показательны памятники с мощностью халафского культурного слоя, порядка 7 м, такие как Ярым-Тепе 2 и Арпачия. Если для нижних слоев этих поселений типичны вторичные погребения¹⁵ [Мунчаев, Мерперт, 1981, c. 198–208; Hijara, 1978], то относительно поздние погребения халафской культуры, исследованные на поселениях Арпачия, Ярым-Тепе 2, Ярым-Тепе 3, а также в халафском некрополе, впущенном в слой Ярым-Тепе 1, представлены преимущественно первичными ингумациями¹⁶.

Синтез данных, собранных по материалам погребений и нарративных сюжетов на расписных сосудах, позволяет реконструировать некоторые детали погребального обряда, связанного с практикой вторичных захоронений халафской культуры. Сам по себе обряд вторичного погребения предполагает, по меньшей мере, два этапа в ходе погребального ритуала. Если второй этап воспроизводится материалами погребений, то первый этап халафского погребального ритуала представлен на одном из сосудов, обнаруженных в Домуз-Тепе. На этом сосуде изображена экскарнация стервятниками нескольких предварительно обезглавленных тел [Carter, Campbell, 2006, p. 320, fig. 6; Carter, 2012, p. 111, fig. 9.a–b]. А на другом сосуде из того же Домуз-Тепе очень похожие птицы изображены сидящими на двускатной крыше некого башнеобразного сооружения [Carter, 2012, p. 112, fig. 10.a–b]¹⁷. Это дает основания предположить, что такого рода высокие башнеобразные сооружения с двускатной крышей могли быть как-то связаны с обрядом эскарнации¹⁸.

Соответственно дальнейшие ритуальные действия воспроизводятся на основании обнаруженных останков погребенных. Основываясь на статистике, мы можем утверждать, что после обряда обезглавливания и экскарнации тел стервятниками собранные костные остатки, как правило, подвергались огневому воздействию различной степени интенсивности, поскольку известны погребения как полностью, так и частично кремированных останков. После этого останки захоранивались либо под полами помещений, либо на специальных открытых участках, в том числе и в некрополях непосредственно на территории поселений.

ТОРГОВЫЕ КОНТАКТЫ

Для халафской культуры характерна активная торговая деятельность, которая касалась как региональной и внутренней торговли, так и внешней торговли за пределы халафской ойкумены.
При помощи изотопного метода была выявлена система внутренней обменной торговли между халафскими поселениям. В Хабурской степи и на Тигре в районе Арпачии метод нейтронной активации позволил выявить отдельные центры производства и площадь циркуляции керамики, изготовленной в этих центрах [Davidson, McKerrel, 1976; 1980].
Внешняя торговля за пределы халафской ойкумены была в значительной мере определена потребностями в сырье. Большая часть орудий труда и многочисленные поделки, включая отдельные эксклюзивные сосуды, изготавливались из обсидиана. Ближайшие к Месопотамии источники обсидиана находятся в Восточной Анатолии. Проведенные анализы в качестве основных месторождений обсидиана для поселений халафской культуры называют вулканы Бингёль и Немрут-Даг. Соответственно в этом направлении, ближе границе Месопотамской степи и гор Тавра и прежде всего вдоль русел Тигра и Евфрата, вплоть до озера Ван (Тильки-Тепе), отмечено значительное распространение как керамических импортов, так и переселенческих поселений носителей халафской культуры [Healey, Campbell, 2014; Korfmann, 1982, p. 43–60].
Для халафской культуры характерной и распространенной категорией находок являются многочисленные печати-штампы с геометрическими изображениями, которые интерпретируются как знаки собственности. Их обнаруживают в различных частях халафской ойкумены и в значительном количестве, иногда десятками и более [Мунчаев, Амиров 2018(1), c. 14–19; Мунчаев, Амиров, 2018(2), c. 5–8; Carter, 2010; Atakuman, 2013].

СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

На основании доступных нам остатков архитектурных сооружений поселения халафской культуры внешне выглядит достаточно эгалитарно. Нам неизвестны примеры очевидной имущественной либо социальной стратификации внутри халафских поселений. Также мы не знаем прямых архитектурных примеров, которые могут говорить о концентрации общественного труда либо о концентрации общественного продукта в едином хранении (типа общинных зернохранилищ). В качестве исключения можно отметить так называемый сгоревший дом гончара в слое ТТ6 Арпачии, где были обнаружены в значительном количестве керамические сосуды высокого качества изготовления, что выделяло это здание из ряда других¹⁹. В то же время о существовании в халафском обществе значительных по размерам сооружений, архитектурно отличающихся от рядовых домостроений, можно судить по таким косвенным данным, как уже упоминавшиеся сосуды с изображениями сложных, очевидно общественных, зданий [Hijara, 1978; Campbell, 2010, p. 153].

Не вызывает сомнения, что халафское общество было достаточно сложно организованным, о чем свидетельствуют многие признаки, такие как наличие специализированного керамического производства, широкое использование знаков собственности и значительная торговая активность как внутри, так и за пределами халафской ойкумены. К важным признакам, говорящим о существовании элементов иерархической организации в халафском обществе, относится наличие по меньшей мере двух размерных групп среди оседлых (не сезонных) поселений. Помимо стандартных поселений мы знаем о существовании сложно организованных поселков, имеющих несколько центров, по-видимому объединявших несколько общин. Среди таких поселений можно отметить двуядерное поселение халафского времени группы Ярым-Тепе 2–3 и мегапоселения, или кластеры поселений, такие как Телль-Айлюн, Телль-Халаф, Домуз-Тепе и ряд других. Наличие поселений, объединявших несколько близкорасположенных общин, и значительное количество жителей (на самых крупных из них можно предположить до нескольких сотен человек) свидетельствует о существовании общих идеологических воззрений и общественных структур, управлявших этими сложно составленными социальными организмами. В связи с этим, несмотря на то что мы не имеем для халафской культуры материальных свидетельств стратификации и выделения лидеров, мы можем с достаточной долей достоверности предположить, что общественная организация халафского общества была близка к так называемому вождеству.