СТАТЬИ

Статья посвящена рассмотрению опубликованной в 2019 г. ахеменидской трехъязычной надписи с гробницы царя Дария I (522–486 гг. до н.э.) в Накш-и Рустаме (DNf). Эта надпись является третьей по счету, подписывающей рельефы персидских вель- мож, изображенных на фасаде гробницы, которые были ближайшими сподвижниками Дария и способствовали его приходу к власти. Первые два – изображения и надписи Гобрия и Аспафина (DNc–d), и вот теперь, по всей вероятности, – Утана. Древнеперсидская версия новой надписи содержит неизвестный прежде глагол, который описывал действие вельможи, изображенном с рукой у своего рта, на рельефе ниженадписи. Обстоятельное рассмотрение спорных моментов интерпретации надписи позволяет сделать вывод, что текст указывает на то, что представленный на рельефе перс обращался к царю Дарию с жестом благословления или приветствия, в древнеперсидской версии выраженной глаго- лом āfərnāti-/ āfr̥nāti-, а в аккадской – ikarrab (форма 3 л. ед. ч. наст.вр. от глагола karābu).
Соотнесение этих текстуальных и визуальных свидетельств царской гробницы в Накш-и Рустаме с античной традицией о проскинесисе в Ахеменидской империи позволяет заключить, что новые данные представляют уникальную информацию о восприятии пер- сами церемонии проскинесиса царю. На гробницах последующих персидских царей в Накш-и Рустаме (Ксеркса, Артаксеркса I, Дария II) и в Персеполе (Артаксеркса II и Артаксеркса III), выполненных в стиле гробницы Дария I, стало традиционным помещать на фасаде рельефные изображения вооруженных копьями или секирой персов слева от трона (там, где на гробнице Дария были Гаубарува и Аспачана), и персов, приветствующих царя поднятием рук ко рту – справа (там, где изображался Утана). Жест поднесения руки ко рту встречается как на знаменитых сценах царской аудиенции из ападаны Персеполя, так и на других изображениях ахеменидского периода. В таком случае, конечно, лучше всего данный жест может характеризовать глагол со значением «благоволить», «благословить».

Скачать JATS

НОВАЯ НАДПИСЬ ДАРИЯ I ИЗ НАКШ-И РУСТАМА
В 2001 г. во время реставрационных работ на наскальной гробнице персидского царя Дария I в Накш-и Рустаме (рис. 1) рабочие произвели очищение от природных наслоений рельеф в виде мужской фигуры, изображенной с поднятой левой рукой ко рту, в верхнем правом углу фасада гробницы (рис.2). В результате явственно проступила надпись, состоящая из четырех строк. Что касается самого рельефа, то он был одной из шести симметрично расположенных мужских фигур, по три с каждой стороны от царского трона, изображенных на фасаде гробницы, которые олицетворяли ближайших сподвижников Дария I, участвовавших в заговоре против Гауматы в 522 г. до н.э.
Однако, вплоть до 2018 г. надпись оставалась неизвестной в научных кругах и была «вновь открыта» только 23 октября того года, когда иранский лингвист М. Доруди в сопровождении фотографа М.А. Мосалланежада посетил некрополь в Накш-и Рустаме и при помощи окуляра фотоаппарата заметил надпись и сделал несколько качественных ее фотографий. Впоследствии Доруди послал фотоснимки своему коллеге С. Дельшаду, в то время завершающему свою диссертацию, посвященную ахеменидской эпиграфике, в Свободном университете Берлина, который подтвердил, что была обнаружена новая надпись. 27 января 2019 г. С. Дельшад и М. Доруди, поднявшись на гробницу, исследовали надпись с более близкого расстояния, а в марте опубликовали совместную статью, посвященную вновь открытой надписи, получившей обозначение DNf [Delshad, Doroodi, 2019]. Среди Накш-и Рустамских текстов с гробницы Дария I она является шестой по счету: первые два (DNa–b) – пространные тексты, высеченные на фасаде гробницы в ее правом верхнем углу и по центру; два других (DNc–d) –надписи, выполненные над рельефами мужских фигур слева от трона и идентифицирующие двух сподвижников Дария: Гаубаруву – Гобрия (рис. 3) и Аспачану – Аспафина (рис. 4); также и другие надписи (DNe) сопровождают рельефные изображения тридцати представителей народов Ахеменидской империи, символически поддерживающих царский трон¹. Вновь открытая надпись, таким образом, по своему исполнению является схожей с DNc–d, и подобно им, также выполнена на трех языках – древнеперсидском, эламском и аккадском. Древнеперсидская версия надписи состоит из двух строк, эламская и вавилонская – из одной строки каждая (рис. 5); начало надписи не сохранилось, однако, восстанавливается по аналогии с двумя другими подобными текстами (DNc–d).

ДРЕВНЕПЕРСИДСКАЯ ВЕРСИЯ НАДПИСИ
Прежде всего, обратимся к тексту на древнеперсидском и приведем транслитерацию сткк. 1-2 надписи: 1[---------]-š-u-v-r-i-š : d-a-r-y-v-h-u- 2[---------]-h-y-a : a-f-r-[?]-a-t-i-y
В этой связи напрашивается аналогия с надписью в отношении Гаубарувы (DNc), рельеф под которой изображает человека с копьем; -r--t-i-b-r в тексте принято в историографии переводить как «копьеносец» – arštibara². Таким образом, Гаубарува характеризуется как копьеносец царя Дария: 1g-u-b-r^u-u-v : p-a-t-i-š-u-v-r-i-š : d-a-r- 2y-v-h-u-š : x-š-a-y-ϑ-i-y-h-y-a : -r--t-i-b-r

2. Spear-bearer (Tolman, 1908, p. 47; Kent, 1950, p. 140; Schmitt, 2000, p. 45); Lanzenträger (Weissbach, 1911, S. 97; Schmitt, 2009, S. 112); le porteur de lance (Vallat, 1997, p. 159; Lecoq, 1997, p. 224). В вавилонской версии текста надписи – na-šú-ú iṣas-ma-ru-ú, в эламской – GIšṣi-ru-um ku-ik-t[i-r]a. Перевод в обоих случаях – «копьеносец».

Исходя из этой аналогии надпись должна была начинаться с имени, а частично сохранившееся слово -š-u-v-r-i-š, несомненно, должно восстанавливаться как p-a-t-i-š-u-v-r-i-š. Последнее, определенно, является указанием на этническую принадлежность носителя имени. В историографии соотносят этникон Pātišuvariš с названием одного из племен в южном Иране³, о котором сообщает Страбон (XV. 3. 1), именуя его патисхориями (Πατεισχορεῖς).

Принимая во внимание, что следующие два слова представляют собой упоминание имени Дария и его царского титула, мы, таким образом, восстанавливаем большую часть самой древнеперсидской надписи, кроме, разумеется только имени изображенного на рельефе человека: [-----p-a-t-i]-š-u-v-r-i-š : d-a-r-y-v-h-u-[š : x-š-a-y-ϑ-i-y-]-h-y-a : a-f-r-[?]-a-t-i-y. Что касается собственно имени, то оно должно было состоять не более чем из четырех знаков в дополнении к знаку словораздела. Р. Шмитт [Schmitt 2019, S. 45] обоснованно предположил, что в лакуне упоминается имя Утаны – Отана, одного из «шести персов», сподвижников Дария и единственного из них, имя которого насчитывает всего четыре знака – U-t-a-n (DB. IV. 83) (имена оставшихся трех пока не засвидетельствованных на гробнице Дария I, длиннее). С учетом этого древнеперсидская часть надписи могла выглядеть следующим образом: 1[U-t-a-n : p-a-t-i]-š-u-v-r-i-š : d-a-r-y-v-h-u- 2[š : x-š-a-y-ϑ-i-y-]-h-y-a : a-f-r-[?]-a-t-i-y
Между тем, рельеф под вновь открытой надписью изображает персидского вельможу (Утану?) с левой рукой, поднятой ко рту, а сама надпись включает в себя глагол 3л. ед.ч. наст.вр., четвертый слоговый знак которого с начала слова недостаточно идентифицирован. Более-менее определенно по фотографии можно рассмотреть символ :, который может быть частью слогового знака.
С. Дельшад и М. Доруди [Delshad, Doroodi, 2019, p. 6, not. 7–8] отмечали, что еще при аутопсии надписи они усматривали знак y (ya). Однако, в дальнейшем в своей статье они допускали возможность употребления и других знаков – s (ϑa) или даже n (na). В своей недавней публикации на персидском языке они более склонялись к последнему варианту – присутствию знака n (na), однако, они делают этот свой вывод уже на основе интерпретации всего текста [Delshad, Doroodi, 2020, p. 7, 9]. Дело в том, что независимо от того, какой из этих знаков действительно присутствовал в тексте, становится понятным, что в нем употреблено слово, прежде не отмеченное во всем корпусе ахеменидских царских надписей. Поэтому, реконструкция самого глагола, даже с учетом возможных параллелей, встречающихся в текстах на авестийском и среднеперсидском, до известных пределов будет гипотетичной.
Рассмотрим основные варианты реконструкции испорченного знака надписи, предложенные первоиздателями. Так, если в тексте присутствует знак y (ya), то в таком случае сам глагол должен транслитерироваться как a-f-r-[y]-a-t-i-y. Такой глагол мог быть производным от древнеиранских глаголов движения с корнем yā- «идти» [Bartholomae, 1904, Col. 1282]; в авестийском засвидетельствован глагол frayāi со значениями «идти», «следовать» [Bartholomae, 1904, Col. 989], а префикс a- указывают на направление движения. В древнеперсидском, однако, такой глагол не отмечен, хотя встречается глагол с корнем ay- в аналогичном значении: āyatā – «они пошли» (DZc. 11). В подобном значении употребляются глаголы и с корнем šiyav-, например, ašiyavam – «я отправился», «я пошел» (DB. I. 84, 91; II, 65; V. 21); ašiyava– «он отправился», «он пошел» (DB. I. 33, 41, 76, 80 II. 3, 17, 22, 32, 72, 85, 95; III. 4, 16, 28, 32–33, 42, 72, 82, 87). Именно в пользу глагола *āfrayāti- склоняется Р. Шмитт [Schmitt, 2019, S. 47–48] при интерпретации древнеперсидской версии текста надписи. Альтернативный вариант допускает возможность восстановления знака s (ϑa) – a-f-r-[ϑ]-a-t-i-y, что может свидетельствовать о глаголе, производном от корня ϑa-, «говорить». В древнеперсидском корпусе 145 раз встречается глагол ϑāti- – «он говорит». В том случае, если предположить глагол *āfraϑāti- с корнем ϑa-, то следует также допустить употребление одновременно двух префиксов со значением направления действия a-, fra-, однако такое не засвидетельствовано для древнеперсидских глаголов. И, наконец, третий вариант – восстановление знака n (na), что предполагает присутствие глагола a-f-r-[n]-a-t-i-y со значением «благоволить», «благословить», «молиться». В древнеперсидском, однако, такой глагол не отмечен; в нем употребляются глаголы с корнем yad- в значении «почитать», «молиться»⁴, однако, исключительно по отношению лишь к божеству Ахурамазде: ayadaiy – «я почитал» (DB. V. 16, 32; DSf. 18; DSk. 5); ayadiya – «они почитали» (DB. V. 16, 32; XPh. 36, 40); jadiyāmiy – «я почитаю» (DNa. 54; DPd. 21; XSc. 4); yadataiy– «они почитают» (DB. V. 19; XPh. 53). С. Дельшад и М. Доруди [Delshad, Doroodi, 2020, p. 13] видят связь предполагаемого в тексте надписи глагола a-f-r-[n]-a-t-i-y с авестийским *āfrīnāti-⁵, производным от древнеиранских глаголов с корнем fray- «удовлетворять» [Bartholomae, 1904, Col. 1016–1017]; префикс a- также указывает на направление действия. Такой глагол засвидетельствован и в языке пехлеви⁶, причем в контекстах, даже более подходящих к данной надписи. Так, в одной надписи из Персеполя упоминаются благословления (’plyny krty) царя Шапура II по отношению к своему отцу и предкам, а также Шапуру I, царю царей, а в другой надписи – Селевк, судья Яведшапура и Кабула, выражал благословление самому царю царей Шапуру II [Frye 1966, p. 84–88]. Словоформа *āfrīnāti- в тоже время должна была следовать из транслитерации a-f-r-[i-n]-a-t-i-y, а не a-f-r-[n]-a-t-i-y, но тогда необходимо восстановить в соответствующем испорченном месте текста надписи два клинописных знака – in (i-na), а не один n (na). Недостаток места в лакуне для написания двух знаков говорит против этого варианта [Delshad, Doroodi, 2019, p. 6, not. 7; Schmitt 2019, S. 46]. Тем не менее, употребление глагола *āfrīnāti- выглядит наиболее предпочтительным, и эта особенность в орфографии (написание a-f-r-[n]-a-t-i-y, а не a-f-r-[i-n]-a-t-i-y) скорее может объясняться особенностями древнеперсидского по сравнению с авестийским. Необходимо принять также во внимание и аргументы М. Кюммеля [Kümmel 2019], который предположил в тексте надписи восстановление древнеперсидского глагола a-f-r-[n]-a-t-i-y в качестве производного от глаголов с иранскими корнями āfərn°/ āfr̥n в том же самом значении – «благословлять», «молиться».

Р. Шмитт [Schmitt, 2019, S. 47–48] доказывает возможность употребления в надписи глагола *āfrayāti- не только с учетом лингвистических аргументов, но и исторических. По мнению исследователя, надпись могла описывать сферу деятельности при царском дворе изображенного на рельефе человека с рукой, поднятой ко рту⁷. Р. Шмитт считает его дворцовым служащим, вводящим посетителей в царские покои, известного по сообщениям древнегреческих авторов как εἰσαγγελεύς ⁸. В таком случае, по мнению исследователя, употребление глагола со значением «входить», т.е. *āfrayāti-, описывающего сферу деятельности указанного лица, представляется оправданным. Однако, исследователь не учитывает, что действие, которое может описывать глагол новой надписи, могло быть связано с жестом поднесения руки ко рту, что встречается как на знаменитых сценах царской аудиенции из ападаны Персеполя (рис. 6–7), так и на других изображениях ахеменидского периода⁹, и копируется на всех царских гробницах, построенных царями после Дария I (рис. 8).

Кроме того, надписи, относимые к первым двум рельефам, описывают конкретные действия каждого изображенного на них человека, а не его функции при дворе¹⁰. Это показывает надпись в отношении Гаубарувы, изображенного с копьем в руке, в которой тот называется «копьеносцем царя Дария», но еще более определенно это демонстрирует надпись об Аспачане (DNd), изображенного с секирой, которая, как и рассматриваемая надпись, содержит глагол: 1a-s-p-c-n : v-ç-b-r : d-a-r-y-v-h-u-š : x-š- 2a-y-ϑ-i-y-h-y-a : i-s-u-v-a-m : d-a-r-y-t-i-[y]

И хотя слово v-ç-b-r (vaçabara) интерпретируется исследователями различно¹¹, несомненно, оно представляет собой придворный титул¹², тогда как конкретные действия Аспачаны описывается выражением isuvam dārayati-, т. е. «секиру держит»¹³. Таким образом, и Гаубарува и Аспачана предстают в качестве носителей оружия царя Дария, и надпись над рельефом соответствует изображению на рельефе. В таком случае лучше всего жест поднесения руки ко рту в случае с рельефным изображением Утаны может характеризовать глагол со значением «благоволить», «благословить», т. е. *āfərnāti- / āfr̥nāti-.

ЭЛАМСКАЯ И ВАВИЛОНСКАЯ ВЕРСИИ НАДПИСИ
Практически не поддается интерпретации эламская версия рассматриваемой надписи. После упоминания имени и этникона изображенного на рельефе человека¹⁴, надпись содержит: ^DIŠda-ri-ia-ma-u-iš ^DIŠEššANA-ir-me-na-ma-ak. Можно предположить по крайней мере два возможных варианта транслитерации глагола, где ma- является суффиксом, -k – окончанием 3 л. ед. ч. IIm спр. [Grillot-Susini, 1987, p. 34; Khačikjan, 1998, p. 35; Tavernier, 2011, p. 330]: na-ma-ak¹⁵ и me-na-ma-ak¹⁶. Теоретически можно усмотреть присутствие в данной надписи глагола с корнем na-, «говорить» [Hinz, Koch, 1987, S. 975], однако, следует заметить, что в ахеменидских текстах на эламском языке обычно даются совершенно иные формы этого глагола в III спряжении; в 3 л. ед. ч. наст. вр. этот глагол там всегда встречается в форме na-an-ri – «он говорит»¹⁷.

Обращение к вавилонскому варианту надписи, также при отсутствии ее однозначной интерпретации, тем не менее, поддерживает заключение о связи жеста поднесения руки ко рту и самого текста. После упоминания личного имени и этникона¹⁸ его носителя, следует: ˹a˺-˹na˺ ^mda-a-ri-i̭a-˹muš˺ LUGAL i-GA-ir-ra-bi. В данном случае написание глагола i-GA-ir-ra-bi имеет ряд особенностей. Во-первых, оно не соответствует распространенной практики аккадской орфографии (следовало бы ожидать появления в тексте надписи i-ga-ar-ra-ab), однако, особенности орфографии можно объяснить консонантизацией слогового знака ir, произносимого как [р], и bi, произносимого как [b], что вероятно объясняется влиянием арамейского алфавита и в целом соответствовало нормам поздневавилонской клинописи [Streck, 2012, 384]. Во-вторых, слоговый знак GA имеет первое значении ga, второе – qá, но в аккадской клинописи с территории Элама этот знак дает нам kà [Labat, Malbran-Labat, 1994, p, 245].

Возможно допустить несколько вариантов прочтения и перевода глагола i-GA-ir-ra-bi [Delshad, Doroodi, 2019, p. 9]. Во-первых, если знак GA читать как ga, то можно предположить в тексте надписи глагол *igarrab, форма 3 л. ед. ч. наст. вр., однако, корень g-r-b вообще не засвидетельствован в корпусе аккадских текстов; если GA читать как qá, то получается глагол iqarrab, 3 л. ед. ч. наст. вр. от глагола qerēbu / qarābu, «подходить», «приближаться» (т.е. в том же значении, что и предполагаемый древнеперсидский глагол *āfrayāti- в случае его употребления в тексте надписи)¹⁹. Однако, если GA читается как kà, то мы получаем глагол ikarrab, грамматически верную форму 3 л. ед. ч наст. вр. от глагола karābu, «благословлять», «приветствовать» и, таким образом, имеем перевод на аккадский древнеперсидского глагола со схожим значением, т. е. *āfərnāti- / āfr̥nāti-²⁰. Обращение к случаям употребления глагола karābu в ассиро-вавилонской традиции обнаруживает следующие закономерности. Во-первых, данный глагол используется как правило в связи с пожеланием подданными благословения богов по отношению к царю, во-вторых, в связи с благословением от лица царя самих подданных, и, в-третьих, если подданные непосредственно посылали благословения самому царю. Так, в знаменитом «Цилиндре Кира» (стк. 36) говорится, что народ Вавилона благословил царство Кира (UN.MEŠ TIN.TIR.KI ⸢ik-tar-ra-bu⸣ LUGAL-ú-tu). В случае если подданные посылали благословение царю непосредственно в его присутствии, то они поднимали свои руки в качестве жеста, выражающего эти благословения, как это показывают ассирийские рельефы и строки из письма придворного Адад-шуму-уцура²¹ ассирийскому царю: «И я благословляющий царя моего господина. Перед царем моим господином я стою и от всего сердца свои руки простираю. Когда мои руки устанут, я прибегну к силе моих локтей» (ù a-na-ku ka-ri-ib LUGAL be-lí-ia i-na pa-an LUGAL be-lí-ia la-zi-iz-ma ina gu-mur-ti ŠÀ-bi-ia ina a-ḫi-ia la-ap-làḫ ki-ma a-ḫi-ia e-ta-an-ḫa ina ki-ṣir am-ma-ti-ia e-mu-qí-ia lu-gam-mir) [Parpola 2007, p. 97, no. 124]. Другой придворный Набу-шуму-лишир в своем письме царю клянется в своей преданности, и, в частности, пишет: «Каждый день, от открытия дверного засова до закрытия ворот с поднятыми руками перед Господином и Госпожой я благословляю царя, моего господина (a-na LUGAL be-lí-a [a]-⸢kar⸣-rab)» [Dietrich 2003, p.34]. Среди трофеев Саргона II упоминается статуэтка Аргишти, царя Урарту (ṣa-lam), поднимающего правую руку в виде жеста благословления (ka-ri-bat) (Luckenbill 1927, p. 98). Приведенные примеры непосредственно показывают связь употребления глагола karābu с поднятием рук во время совершения церемонии приветствия царя. Наконец, в месопотамском ритуале Šuilla (от шумерского ŠU.ÍL.LÁ, буквально – «поднятие рук»), направленном на визуальное восприятие молитвы²², также прослеживается взаимосвязь между поднятием рук (nīš qāti) и выражением благословения божеству (karābu)²³. К. Фречет [Frechette 2005, p. 87–88] отмечает, что в ряде случаях глагол karābu, семантическое поле которого было довольно широким (моление, приветствие, превознесение, благословение), обозначал жест поднятия (правой) руки подчиненного при встрече с лицом более высокого статуса, напоминая военное приветствие. В то же время жест изъявления покорности следует усматривать на рельефе победной стелы Асархаддона из Зенджирли в северной Сирии, на которой изображены стоящими перед царем с поднятыми ко рту руками два местных правителя.

В результате данные свидетельства могут подтверждать, что на рельефе в Накш-и Рустаме жест поднятия руки ко рту соотносится со строками аккадской версии надписи, в которой сообщается, что персидский вельможа, очевидно Утана, благоволит или посылает приветствие в отношении царя Дария.
НАДПИСЬ, РЕЛЬЕФ И СЦЕНА ПРОСКИНЕСИСА
На гробницах последующих персидских царей в Накш-и Рустаме (Ксеркса, Артаксеркса I, Дария II) и в Персеполе (Артаксеркса II и Артаксеркса III), выполненных в стиле гробницы Дария I, стало традиционным помещать на фасаде рельефные изображения вооруженных копьями или секирой персов слева от трона (там, где на гробнице Дария были Гаубарува и Аспачана), и персов, приветствующих царя поднятием руки ко рту – справа (там, где изображался Утана). До обнаружения данной надписи исследователи по-разному интерпретировали жесты поднятия руки ко рту на этих рельефах. Э. Шмидт [Schmidt 1970, p. 87a] предполагал, что персы, изображенные справа на фасаде гробниц, были «плакальщиками» (Mourners). М. Рут [Root, 1979, 179] рассматривала эти сцены как выражение уважения царю (the act of respect). С. Дельшад и М. Доруди [Delshad, Doroodi, 2019, p. 5, 6, 15], основываясь на лингвистическом анализе текста надписи (особенно его вавилонской версии), полагают, что фигура ниспосылает благословление царю (the figure invokes blessing upon the King). Однако, данные авторы никак не исследуют ни надпись, ни рельеф в контексте исполнения церемонии проскинесиса в Ахеменидской империи²⁴. Они не обращают внимание и на то обстоятельство, что сцены благословления царя помещены на гробницах, и поэтому в них должен был вкладываться иной смысл, отличный от того, который предполагался в случае изображения придворных сцен аудиенции царя на рельефах в ападане Персеполя.

Современные исследователи рассматривают проскинесис прежде всего в качестве действия, совершаемого по отношению либо к богам, либо к людям – в придворном церемониале правителей Востока. Они сводят проскинесис или к определенному виду жеста (чаще всего это поднесение своей руки ко рту, символически выражающее направление поцелуя с расстояния по отношению к царю²⁵, или земной поклон²⁶), или же полагают, что проскинесис обозначал целый ряд жестов, не сводящихся к какому-либо конкретному²⁷. Рассмотрение употребления в древнегреческой литературной традиции глагола προσκυνεῖν и, в частности, производного от него существительного προσκύνησις, демонстрирует, во-первых, что греки не относили их к характеристике какого-либо конкретного жеста, а, во-вторых, употребляли их для выражения определенных чувств самого широкого диапазона по отношению как к богам, так и к людям (молитва, благословление, уважение, приветствие, подчинение)²⁸.

Наиболее часто выражение проскинесиса греки, конечно, видели в коленопреклонении и земных поклонах, однако, среди жестов проскинесиса поднесение руки ко рту очевидно было в числе наиболее значимых. Вновь открытая надпись, таким образом, явственно демонстрирует, что древнегреческий глагол προσκυνεῖν семантически мог употребляться в схожем значении, что и древнеперсидский глагол с корнями āfərn°/ āfr̥n, и аккадский глагол karābu.
Изображения же на царских гробницах представляют собой еще одно важнейшее свидетельство персидского ритуала совершения проскинесиса по отношению к царю, и, могут быть сопоставлены со сценами царской аудиенции на рельефах из ападаны Персеполя, теперь известными также на буллах из Даскилия [Kaptan, 2002, p. 28–40]. Однако, между представленными жестами проскинесиса на изображениях со сцен аудиенции и на рельефах гробниц, существуют некоторые различия, требующие объяснения. Так, на сохранившихся двух рельефах ападаны (один из которых – центральный рельеф северной лестницы ападаны – находится в Национальной музее Ирана в Тегеране, а другой – с восточной лестницы – демонстрируется на террасе Персеполя) проскинесис по отношению к царю Дарию I совершает некий вельможа в мидийском одеянии (или царский военачальник, получивший аудиенцию царя, или высший сановник – хилиарх²⁹, или дворцовый служащий, вводящий посетителей к царю) посредством небольшого наклона тела и поднятия правой руки ко рту, напоминающего жест направления поцелуя на расстояние³⁰.

Однако, на фасадах гробниц поднесение руки ко рту не сопровождается поклоном, и действие совершается не правой рукой (как на сценах аудиенции), а левой. Последнее требует объяснения, поскольку совершение ритуальных действий именно правой рукой не выглядит случайным, а наполнено глубоким символизмом, связанным с совершением религиозных церемоний.
Поднесение правой руки ко рту видно уже на знаменитой стеле царя Хаммурапи, который стоит перед богом Шамашем в молитвенной позе. М. Гаррисон [Garrison, 2017, p. 410] обратил внимание на то, что на оттисках печатей из Персеполя изображается ритуальная процессия, участники которой поднимают правую руку ко рту; таким образом, вопреки мнению некоторых исследователей [Frye 1962, S.96; Llewellyn-Jones, 2013, p.72], действие проскинесиса при Ахеменидах еще не утратило своего первоначального религиозного контекста и не превратилось в формальную церемонию приветствия царя.
Возможно осуществление проскинесиса посредством поднесения левой руки ко рту вельможами на фасаде гробниц таким же образом не выглядит случайным, а объясняется тем, что в данном конкретном случае почитание получал не правящий монарх, но уже умерший, и, таким образом, мог быть связан с посмертным культом царей в Ахеменидской империи³¹. Здесь следует сослаться на упоминаемое в античных источниках совершение проскинесиса не только самому царю, но и его сакральному двойнику (τοῦ βασιλέως δαίμων) [Рунг, 2016, с. 185–187; Rung 2020, p. 426–427], а также обратиться к уже названной надписи Шапура II из Персеполя, в которой тот выражает благословление по отношению к своему отцу и своим предкам [Frye 1966, p. 85].

Что касается поклона при проскинесисе, то рельефы из Персеполя, изображающие делегации персидской и мидийской аристократии, показывают, что поклон не обязательно присутствовал при поднесении руки ко рту. Разнообразие жестов проскинесиса и многозначительность самой церемонии вполне объясняют различия в нюансах при ее исполнении [Rung 2020, 409–412].
УТАНА, СЫН ТУХРЫ В НАДПИСИ И НА РЕЛЬЕФЕ
Итак, как следует из наиболее надежного прочтения несохранившегося начала новой надписи с гробницы Дария I из Накш-и Рустама, в ней должно называться имя Утаны – Отана, одного из виднейших сподвижников царя.
В Бехистунской надписи имя Утаны, сына Тухры, упоминается единожды в числе шести знатных персов, роды которых царь призывал своих потомков оберегать (DB. IV. 80–86). И хотя Утана не принимал участия в военных действиях против мятежников в первые годы царствования Дария I³², и по отношению к нему не зафиксировано в Бехистунской надписи использование определений «подчиненный» (baⁿdaka) или «военачальник» (maθišta)³³, он значится вторым после Виндафарны в числе заговорщиков против Гауматы. Такое положение нужно связать с происхождением и статусом самого Утаны.

Геродот упоминает нескольких персов с именем Отана³⁴, но среди них особо выделяет Отана, сына Фарнаспа³⁵. Фарнасп, помимо Отана, имел дочь Кассандану, которая являлась женой Кира Великого (Hdt. III. 2–3). Из сообщения историка следует, что Кассандана умерла раньше Кира, а он в свою очередь впал в скорбь и повелел поданным объявить траур по почившей супруге (Hdt. II. 1). Подтверждение этому находим в Вавилонской хронике Набонида за 17 год, где сказано: «В месяце [арахсамну…] жена царя умерла. От 27-го дня аддару до 3-го дня нисану в Аккаде был траур, (и) все люди обнажили головы»³⁶. Не исключено, что Кассандана из рода Ахеменидов подразумевается в Бехистунской надписи в качестве матери Камбиса II, что дает Дарию право называть Камбиса представителем «нашего рода» (DB. I. 26–35).

Таким образом, из сообщения Геродота следует, что Фарнасп и соответственно его дети Кассандана и Отан изначально были Ахеменидами, а Кир Великий породнился с этим родом, что впоследствии дало Дарию I возможность претендовать на престол за счет родства с матерью Камбиса II и Бардии.
И. Брем [Brehm, 2009, p. 58–59], проанализировав генеалогические сведения Геродота, приходит к выводу, что легитимация власти через матримониальные связи являлась достаточно типичной для персов. Кир Великий связан с родом Астиага через прямое родство с его дочерью Манданой. Камбиз II был сыном Кассанданы из рода Ахеменидов и при этом бездетным, что привело к разрыву преемственности с Киром Великим по патрилинейному принципу. Дарий I связал себя узами брака с дочерями Кира Великого, заговорщиков, а также с женами Камбиса II и Бардии. Ксеркс I был рожден Атоссой, дочерью Кира Великого и соответственно связан по женской линии не только с персами, но и с мидянами. Таким образом, Отан и Дарий I могли являться родственниками, но не находились в кровном родстве по мужской линии с Камбисом II и Киром Великим. В пользу такого восстановления генеалогии Отана свидетельствует его положение в период царствования Дария.
Именно Отан при помощи дочери Федимы, вышедшей замуж за Бардию, узнает о самозванце на царском троне, а затем организовывает заговор, к участию в котором привлекает знатных персов из числа своих друзей – Аспафина и Гобрия (Hdt. III. 70). После переворота, как сообщает Геродот, Отан, единственный из заговорщиков, отказывается от притязаний на престол, с условием, что сохранит независимость от власти будущего Великого царя и остальных участников заговора (Hdt. III. 83). Из этого имплицитно следует, что Отан номинально мог иметь даже больше прав занять трон, нежели другие заговорщики. После отказа от притязаний на верховную власть, знатнейшие персы договорились о том, что будущий царь будет выделять Отана предоставлением ему мидийских одежд и других даров (Hdt. III. 84).
Несколько слов нужно сказать о принадлежности Отана к патисхориям, ведь ни в одном известном ранее источнике данный этникон не применялся к этому персу. Видится логичным рассмотреть это через обращение к надписи Гаубарувы, где тот именуется аналогичным образом. М.А. Дандамаев [Дандамаев, 1985, с. 78–79] интерпретировал сообщение надписи так: «Гаубарува происходил из знатного рода Патейхорейев». И.В. Пьянков [Пьянков, 2013, с. 343, 345] отмечал, что Гаубарува – единственный, чье имя сопровождается не только этническим определением «перс», но и имеет сословно-племенное уточнение – «патисхорей». По его мнению, патисхоры – это племя земледельцев и, таким образом, сам Гаубарува происходит из сословия земледельцев, на что Дарий I указывает демонстративно. И.М. Дьяконов [Дьяконов, 1956, с. 434] считал, что Гаубарува мог быть вождем племени (или фратрии) патисхориев, которое он отождествляет с мидийским племенем Патишхвар. Таким образом, принадлежность Утаны к патисхориям может объяснять важность его социального статуса и ведущую роль в заговоре против Гауматы. Уточнение о том, что Утана был патисхорием, делает уязвимым предположение П. Бриана, поддержанное В.Ф.М. Хенкельманом и М.В. Столпером [Henkelman, Stolper, 2009, p. 286.], согласно которому именно Гобрий был лидером субклана патисхориев, упоминаемого Страбоном (Strabo. XV. 3. 1). Данная гипотеза основывалась на том, что этникон «патисхорий» применительно к Гаубаруве упоминаются не только в надписи в Накш-и Рустаме (DNc), но и в вавилонской версии Бехистунской надписи (DB. IV. 54), а также в персепольской фортификационной табличке (NN 1581). Схожей точки зрения придерживается А. Бахадори [Bahadori, 2017, p. 186; 2019, p. 320–321], который считает, что возглавляемое Гаубарувой племя патисхориев контролировало область, пролегающую между современными городами Башт и Эрдекан. Теперь же позиция о ведущей роли Гаубарувы в племени патисхориев требует однозначного пересмотра в пользу признания такой роли за Утаной, тоже родом патисхория.
Помимо этнической принадлежности Утану и Гаубаруву сближают матримониальные связи с царем Дарием. По данным «отца истории», до вступления на престол Дарий обзавелся тремя сыновьями от дочери Гобрия (Hdt. VII. 2). В свою очередь, Мардоний был сыном Гобрия и сестры Дария I (Hdt. VII. 5), а соответственно этот брачный союз мог санкционировать еще Гистасп, отец Дария I, который выдал свою дочь замуж за Гобрия. Дж. Хайланд [Hyland, 2018, p. 33] считает, что матримониальные связи, которые установили Гистасп, сын Аршамы и Гобрий, сын Мардония, около 520 г. до н.э., были типичным примером брачного союза между аристократическими семьями в ранний период истории Ахеменидской империи. Вскоре сын от дочери Гобрия Артобазан якобы высказал свои притязания на трон, так как считался самым старшим (Hdt. VII. 2), а Ксеркс I аргументировал свое право стать царем тем, что он родился от Атоссы, дочери Кира. Что касается Отана, то его дочь Федима стала также женой и Дария I (Hdt. III. 88). Таким образом, во время царствования Дария I наиболее могущественными его сподвижниками выступали Отан и Гобрий. Оба перса принадлежали к могущественному племени или клану патисхориев, а, кроме того, именно об их матримониальных связях с Дарием I лучше всего осведомлен Геродот, хотя, по словам историка, Великий царь мог брать в жены только дочерей из числа заговорщиков (Hdt. III. 84). В силу этого исторический контекст объясняет, почему именно Гаубарува и Утана изображены напротив по обе стороны от трона на Накш-и Рустамском рельефе.
Таким образом, представляется определенным, что новая надпись на гробнице Дария I в Накш-и Рустаме описывает жест поднесения руки ко рту, изображенный на рельефе и интерпретируемый как выражение проскинесиса, а соответствующие глаголы на древнеперсидском и аккадском по своему семантическому значению описывают совершение этого церемониального действия. Однако, ни надпись, ни изображение не имеют никакого отношения к характеристике дворцовых обязанностей представленного на рельефе вельможи. Поэтому, мнение Р. Шмитта [Schmitt, 2019, S. 48], что изображенный на рельефе перс Утана служил в качестве церемониймейстера при дворе Дария I, выглядит спекулятивным. На правой части фасада гробницы изображены с поднятыми ко рту руками все три фигуры, а не только снабженная надписью. Более того, возможность обнаружения надписей, относящихся к нижестоящим фигурам, также нельзя исключать. В частности, те же С. Дельшад и М. Доруди анонсировали такую возможность применительно к средней фигуре на правой стороне фасада гробницы, уже введя обозначение для неоткрытой надписи как DNg [Delshad, Doroodi, 2019, p. 15–17].