СТАТЬИ

Межконфессиональные браки находятся в фокусе внимания этнологов и социологов различных регионов постсоветского пространства. В их трудах неоднократно отмечалось особое значение смешанных браков в качестве маркеров толерантности. Кроме того, многие исследователи признают культурную и социальную значимость смешанных браков и продолжают обращаться к ним в рамках таких масштабных проблем, как миграция, глобализация, взаимодействия религий. Однако, такая сторона вопроса, как отношения к межнациональным и межконфессиональным бракам пользователей сети Интернет осталась без внимания исследователей, что подчёркивает актуальность публикации. Целью статьи является анализ отношений к межконфессиональному браку русского и чеченки, чеченки и русского. Источниковой базой исследования стало 726 комментариев к тематическим статьям о смешанных браках, опубликованных на Яндекс-дзен в период с 24.11.2020 по 6.12.2020. Анализ текстов производился «в ширину» (англ. breadth-first search, BFS), то есть сначала анализировался сам рассказ, затем комментарий к нему, после чего комментарий к комментарию и т. д. Подводя итог проведённым исследованиям, автор заключает, что существует два варианта отношения комментаторов к межконфессиональным бракам. Первый вариант – отрицательное отношение, являющееся отражением в целом негативного настроя условных «россиян» к бракам с чеченцами. Второй вариант – нейтрально-положительное отношение, не рассматривающее религию как фактор дестабилизации таких семей, либо вовсе не берущее в расчёт религиозные, а иногда и этнические различия супругов. Эндогамные браки по-прежнему остаются приоритетными для ряда регионов России, в первую очередь для Северного Кавказа, с его традиционной культурой и усилившимся за последние десятилетия влиянием религии. Тем не менее, исследование выявило что религиозный фактор не является ведущим при оценке смешанных браков комментаторами тематического канала. Чаще всего, описывая своё отношения к тем или иным примерам подобных браков, они апеллируют к другим факторам. Например, к культурным и бытовым различиям этносов.
 

Скачать JATS

ВВЕДЕНИЕ

В Российской Федерации с её многовековой многонациональностью и многоконфессиональностью вопросы, связанные с такими явлениями, как межэтнические и межконфессиональные браки, являются важнейшими для всего общества в целом и научного сообщества в частности. С другой стороны споры о природе подобных браков и, как следствие, семей, их допустимости и недопустимости в современных реалиях российского общества, об их роли в процессе диалога и взаимопроникновения культур и традиций всё чаще ведутся в обширном пространстве Рунета, вовлекая людей самых разных взглядов, что делает исследование межконфессиональных браков ещё более актуальным.
В публикациях отечественных исследователей неоднократно отмечалось особое значение смешанных браков в качестве маркеров толерантности и интолерантности [Дробижева, Сусоколов, 1981; Сусоколов, 1987; Топилин, 1995; Сизоненко, 2007; Жигунова, Коптяева, 2016; Узакова, Ивченков, Симонович, 2017; Шабыков, 2018], традиционности и нетрадиционности различных обществ [Карцева, 2001; Загирова, 2017], изучались такие аспекты как динамика межэтнических браков [Шабалина, 2002; Коростелёв, 2008; Касымова, 2010], их влияние на диалог культур [Клинцова, 2016, с. 30; Гурко, 2017; Романова и др., 2020; Коровкина, Садретдинова, 2020]. Среди других исследователей, занимавшихся данной проблематикой отметим А. Г. Волкова [Волков, 2014] и Е. Л. Сороко [Сороко, 2014], на материале переписей рассмотревших распространение смешанных браков в СССР и в современной России, Е. С. Лурье [Лурье, 2018], подметившую некоторую растерянность российского, в том числе научного, сообщества, возникшую в постсоветское время, когда межэтнические браки лишились идеологической поддержки государства. В общем и целом, и мы здесь склонны соглашаться с Е.С. Лурье, в «современных исследованиях уже нет ощущения социального заказа, обращения к важной и ценностно осознаваемой теме, нет и новой научной и культурной парадигмы, в которую эти исследования встраиваются» [Лурье, 2018, с. 122–123]. Тем не менее, почти все исследователи признают культурную и социальную значимость смешанных браков и продолжают обращаться к ним в рамках более масштабных проблем, таких, например, как межэтнические отношения, миграция, глобализация, взаимодействия религий. Отметим, что такая сторона вопроса, как отношения к межнациональным и межконфессиональным бракам пользователей сети Интернет, по большей части остаётся не исследованной. Данное обстоятельство подчёркивает своевременность нашей публикации.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ

Целью статьи является анализ отношений к межконфессиональному браку русского и чеченки, чеченки и русского, основанный на комментариях к тематическим статьям Яндекс-дзен. Особенность данной интернет-платформы является то, что она подбирает публикации, «подстраиваясь» под сферу интересов пользователя. Таким образом, аудитория, подписчики и комментаторы тематических блогов формируется из людей, в той или иной степени осведомлённых о соответствующей области или интересующихся ей. В некотором смысле, аудитория каналов, посвящённых межнациональным и межконфессиональным бракам, является целевой для подобных публикаций и изучение её мнений может внести некоторую ясность на данный аспект межэтнических отношений. Анализ текстов производился «в ширину» (англ. breadth-first search), то есть сначала анализировался сам рассказ, затем комментарий к нему, после чего комментарий к комментарию. Всего было проанализировано 726 комментариев к 3 рассказам: «Как в Чечне относятся к детям от смешанных русско-чеченских браков?» [Как в Чечне…, 2020] (436 комментариев, 274 тыс. дочитываний, 1707 одобрений – «лайков»), «Может ли русский парень жениться на чеченской девушке?» [Может ли русский…, 2020] (141 комментарий, 8 тыс. дочитываний, 135 одобрений) и «Разрешено ли чеченцу жениться на русской девушке?» [Разрешено ли чеченцу…, 2020] (149 комментарий, 4,5 тыс. дочитываний, 82 «лайка»). Все три статьи опубликованы на авторском канале с особенно значимым в контексте исследования названием «Чеченский след», с количеством подписчиков в 46 417 человек и с аудиторией в 1 664 845 человек, и отобранных нами согласно следующим критериям: 1) раскрытие темы смешанных русско-чеченских и чечено-русских браков; 2) упоминание различных аспектов религиозности; 3) наибольшее число комментариев; 4) недавняя дата публикации.
Анализ «никнеймов» комментаторов, среди которых, можно предположить, большое число вымышленных, показал преобладание «славянских» имён и фамилий и сравнительно небольшое количество «мусульманских». Идентификация комментаторов по дополнительным критериям, например, по их отзывам в том числе на другие статьи Яндекс-дзена, которые в ряде случаев содержали упоминания национальной принадлежности, подлинных имён, а также обращение к «чеченцам» в первом («у нас»), втором («у вас») или третьем лицах («они», «у них»), позволило выявить следующие, пусть и условные группы участников «дискуссии»: «славянская» (151 комментатор), «неопределённая» (104 комментатора), об этнической принадлежности которых нельзя сделать окончательных выводов исходя из «никнеймов» и комментариев, «мусульманская» (30 комментаторов), «еврейская» (3 комментатора). Отметим, что в группу с «неопределённой» этнической принадлежностью вошли также комментаторы, рассказавшие о том, что родились в смешанных семьях, например, русско-чеченских, или комментаторы, имена которых «славянские», а фамилии – «мусульманские». В половом отношении среди комментаторов заметно преобладание мужчин. В «славянской» группе: 93 мужчины, 42 женщины и 16 человек, о половой принадлежности которых ничего определённого сказать нельзя. В «мусульманской» группе цифры распределились соответственно следующим образом: 19 мужчин, 8 женщин, 3 неидентифицируемых респондента. Таким образом, мнения комментаторов канала «Чеченский след» отражают по большей части отношения к межконфессиональным бракам лиц мужского пола, которые в этническом плане относятся к условным «славянам» – не только русским, украинцам и белорусам, но и этносам, представители которых также нередко носят славянские имена (чуваши, мордва, удмурты, марийцы и т. д.)
Выбор смешанных русско-чеченских и чечено-русских браков в качестве объекта исследования обусловлен несколькими причинами: оба народа относятся к наиболее многочисленным этносам России. Например, чеченцы занимают 6 место среди всех народов страны по численности и второе – среди «мусульманских» этносов после татар. Кроме того, межэтнические отношения чеченцев и русских «в сухом остатке» последних тридцати лет новейшей истории страны следует считать самыми сложными, противоречивыми, динамичными. Достаточно вспомнить две чеченские кампании 1990-х – начала 2000-х гг., по окончании которых началось сближение российской исполнительной власти с политическими лидерами Чеченской Республики, и в первую очередь В. В. Путина и Р. А. Кадырова, которые нередко обмениваются в адрес друг друга комплементарными высказываниями. Достаточно быстрая смена политического аспекта отношений с прямой конфронтации и военных действий к мирному сосуществованию, сама по себе вызывает интерес, не смотря на то что в реальной жизни сохраняется проблема этнической интеграции. Кроме того, никуда не исчезли (а во многом и укрепились) культурные, религиозные различия, связанные с ними этнические стереотипы, воздействующие на характер оценки межконфессиональных браков и потому анализируемые в нашей статье.
Наконец, матрица этнических комбинаций в супружеских парах для 11 народов России показывает, что русско-чеченских браков в России сравнительно немного. Больше всего браков, в которых мужчина – чеченец, а женщина – русская (4443), меньше – в обратной ситуации (725) [Сороко, 2014, с.110]. Для сравнения: количество русско-казахских браков составляет соответственно 16055 и 11491, при том что численность казахов в России почти в два раза меньше, чем чеченцев. Напомним, что и чеченцы, и казахи исповедуют ислам. Таким образом, мы имеем дело с весьма примечательной ситуацией, сложившейся в брачных отношениях между русскими и чеченцами, требующей своего осознания.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Этническая специфика комментаторов статей, а именно преобладание условных «славян» вызывает закономерный вопрос о том, как может относится к смешанным бракам данная группа на всероссийском уровне. В 2018 г. С. В. Лурье проанализировала результаты исследований, проведённых по большей части в регионах с преобладанием русского населения, а также среди русской молодёжи и пришла к выводу, что межэтнические браки вполне допускаются опрошенными [Лурье, 2018, с. 127], однако, и здесь автор солидаризуется с Е. С. Токаревой, в целом межэтнический брак по отношению к моноэтническому в системе ценностей студентов занимает периферийные позиции [Токарева, 2013]. Последнюю мысль подтверждают и данные опроса ВЦИОМ (2010) согласно которым наибольшее одобрение (70%) вызывают у наших сограждан браки между русскими людьми. Спокойно наши сограждане воспринимают брак россиянина с украинцем или белорусом (45%). В наибольшей степени негативно (65%) воспринимают россияне браки с чеченцами [Россияне о межнациональных…, 2010].
Интересные сведения, показывающие отношения россиян к смешанным бракам можно подчерпнуть из исследований, в основе которых лежит шкала социальной дистанции, предложенная для измерения социальной установки к представителям различных социальных групп Эмори Богардусом [Ляпунова, 2014]. В частности, согласно данным Левада-центра (2020) лишь 4% россиян готовы видеть их среди членов семьи чеченцев, причём по сравнению с 2010 г. данный показатель увеличился в 4 раза. Гораздо больше россиян допускают в качестве членов семьи евреев (13%), украинцев (11%) и китайцев (5%). Кроме того, социальная дистанция с этими же народами у россиян меньше (4,23-5,15), чем с чеченцами (5,21) [Ксенофобия и национализм, 2020]. Исследование архангельских студентов (в основном русских) также показало, что социальная дистанция с чеченцами у них весьма значительная (больше только с цыганами) [Ляпунова, 2014].
Фиксируют напряжённое отношение россиян к этническим группам Серверного Кавказа и исследования по межэтнической толерантности. По результатам опроса в Москве более половины респондентов (57%) прямо заявили о неприязненном отношении к приезжим из республик Северного Кавказа (в том числе из Чечни): они собрали в полтора раза больше отрицательных оценок, чем мигранты из Средней Азии и Закавказья, и они же получили меньше всего положительных оценок [Зайончковская и др., 2014, с. 6]. Опросы, показывают, что напряжённость в отношениях нередко носит зеркальный характер. Например, чеченцы ряда районов Чеченской Республики, никогда не бывавших в столице, воспринимают москвичей как «аморальных, негостеприимных, равнодушных, высокомерных и злых людей, навязывающих свои обычаи другим» [Григорьева, Хамидова, 2018, с. 246].
Очевидна меньшая толерантность по отношению к представителям Северного Кавказа и по материалам исследований в Московской, Астраханской и Калининградской областях [Арутюнова и др., 2015, c. 58]. Наиболее сенситивными вопросами явились вопросы о вхождении в семью (чеченцы неприемлемы для 60% респондентов) [Арутюнова и др., 2015, c. 91]. Боле того, согласно социологическому анализу, проведённому Е. Ю. Щегольковой, русские чаще, чем граждане других национальностей, характеризуют межэтнические отношения как напряженные, и реже как доброжелательные. Готовность русских к тому, чтобы человек другой национальности стал супругом/супругой уступает представителям других этнических групп и составляет 43% против 60% [Щеголькова, 2020, c. 511]. В тоже время, высокими оценками доброжелательности отмечены Северо-Кавказский (!), Южный и Приволжский федеральные округа – исторически наиболее многонациональные регионы России [Щеголькова, 2020, c. 518]. Таким образом, заметно, что низкий уровень брачности между русскими и чеченцами хорошо интерпретируется в контексте межэтнических отношений и незначительной толерантности «россиян» и, в частности, русских, к представителям Северного Кавказа. Можно предположить, что комментарии канала также отразят в целом негативный настрой россиян к бракам с чеченцами. Однако, важно выяснить, какую роль играет в этом вопросе религиозный фактор. Каково отношение комментаторов тематического канала Яндекс-дзен к конфессиональным различиям членов смешанных семей?
В первой публикации [Как в Чечне…, 2020] религиозный фактор упомянут как один из трёх критериев, которым должны соответствовать дети, рождённые в смешанных семьях, чтобы их признали «настоящими» чеченцами. Комментарии к данной публикации можно разделить на несколько групп, большинство из которых рассматривают религию как важную составляющую смешанных браков (дестабилизирующую или культурно-значимую), что нашло отражение и в предыдущих исследованиях данной проблемы [Коровкина, Садретдинова, 2020, с. 40]. Действительно, несмотря на очевидную дискуссионность и полемичность точек зрения относительно масштабов и географии межконфессиональных браков как явления, мало кто из исследователей отрицает их значимость в том, что называется процессом взаимодействия различных этнических культур и конфессий: от диалога [Гурко, 2017], взаимообогащения, религиозной трансгрессии и конверсии, синкретизма до разного рода конфликтов [Клинцова, 2016, с. 30], дистанцирования [Узакова и др., 2017, с. 416], ограничений, запретов. Более того, ряд изысканий доказывают, что межконфессиональные браки являются одним из важнейших факторов смены религиозной идентичности в современном российском обществе [Романова и др., 2020].
Среди данных групп высказываний, во-первых, ожидаемо выделяются мнения, которые осуждают необходимость смены веры, религии в таких семьях: «Должен принять веру и т. д. А с какой спрашивается стати? У каждого человека есть свободный выбор! И если человек чувствует себя внутренне христианином, а не мусульманином, с чего он должен менять свою веру?» Иногда, подобные мнения формулировались и в более резкой форме. Высказывались также опасения, сможет ли славянская девушка, перешедшая в ислам, принять такие нормы данной религии, как многоженство. Предполагалось, что это может произойти только под сильным давлением со стороны супруга.
Во-вторых, следует обозначить группу мнений, в которых религиозные различия в смешанных семьях оцениваются с нейтрально-положительной точки зрения: «У меня братья двоюродные – чистокровные ингуши, мы общаемся, как обычная семья! И, кстати, я христианин, а они мусульмане!!!» Сюда же следует отнести мнения, согласно которым религиозный выбор детей в таких семьях не представляет собой какой-либо явной проблемы. Третью группу составили мнения об «этноцентризме», в редких случаях о «шовинизме» вокруг проблемы смешанного брака и детей от таких браков, якобы имеющие место быть в чеченской среде. Например, говорится о том, что в чеченском обществе положительно относятся к бракам чеченского парня и русской девушки, но отрицательно к смешанным бракам, где супруга – чеченская девушка.
Четвёртую группу составляют мнения, которые вообще не анализируют смешанные браки в контексте какой-либо религиозности. Для таких комментаторов гораздо важнее этнические и культурные различия супругов, которые оцениваются либо отрицательно (дескать, «не надо никому мешать кровь»), либо нейтрально-положительно. Относительно положительных мнений обозначим ещё одну тенденцию: нередко комментаторы говорят о положительном опыте, маркируя его как советский, или имевший место быть уже в отдалённом прошлом: «В наше советское время с браками было гораздо проще. Никто не считал себя выше другого. А сколько комсомольских свадеб было, вам молодым и не снилось. И семьи крепкие были, полюбил – так навсегда. Конечно и исключения были. Только никто не смотрел, кто ты по национальности. Главное, какой ты. И русские женились на чеченках, и чеченцы на русских. Как-то дружнее все было. Может беднее жили, но знали, что всегда сосед соседу поможет, да и не только сосед. Если что в жизни плохо, иди в райком комсомола, всегда помогут. А там люди всех национальностей СССР». В таких оценках ощущается не только ностальгия по временам «былого» интернационализма, но и обеспокоенность сегодняшними межнациональными отношениями, что, в целом, является тревожным сигналом. Вероятно, «на формирование советского феномена межэтнической брачности влияла безрелигиозность советского общества, атеизм был общесоветской идеологией, стимулирующей распространение национально-смешанных браков» [Лурье, 2018, с. 126]. Усиление роли религиозных институтов в постсоветском обществе неизбежно поставили смешанные браки в более жёсткие рамки, сдерживая рост их числа в регионах с устойчивой традиционной доминантой.
Во второй статье под названием «Разрешено ли чеченцу жениться на русской девушке?» [Разрешено ли чеченцу…, 2020] религиозный аспект проблемы также присутствует. Например, упоминается, что препятствием для такого брака могут быть опасения чеченских родителей, что русская жена «воспитает будущих детей далеко от исламских и вайнахских традиций». Таким образом, по мнению автора, главным условием для смешанного брака является то, чтобы дети «от вайнахского мужа были воспитаны как мусульмане и чеченцы».
Комментарии по поводу данной статьи разделились примерно на те же группы, что и в предыдущем случае. Первая группа объединила комментарии, в которых оговаривается возможность брака чеченца-мусульманина с представительницами неисламских конфессий, и малая доля вероятности обратного случая. В эту группу вошли и более подробные разъяснения, которые имеют очевидные исламские корни. Действительно, согласно исламской традиции мусульманин может жениться на девушке, которая исповедует «религию книги», то есть иудейке или христианке, в то время как девушка такого права лишена. Такие мнения можно назвать традиционными или близкими к традиционным, так как они учитывают мусульманские нормы, устоявшиеся взгляды на смешанные браки в среде чеченцев и не претендуют на оценку или критику подобных воззрений. В целом их тональность носит нейтральный характер.
Вторая группа мнений объединяет отрицательное отношение к таким бракам, и нередко сводится к призывам запретить браки между чеченцами и русскими: «Поэтому нужно запретить браки чеченцев с кем-то с другой веры, ну, чтоб не нагнетать. Лучше жить на дистанции, но в мире. Пока не будет взаимоуважение к нациям и верам друг друга».
Наличие мнений первой и второй группы свидетельствует о неровности отношений к межконфессиональным бракам среди комментаторов. Во всяком случае, выводы ряда исследователей о том, что в многонациональном российском обществе этнические и конфессиональные препятствия при заключении брака сняты [Карцева, 2001, с. 499], кажутся нам несколько оптимистичными, или во всяком случае применимыми для отдельных историко-культурных областей страны, в частности, для Среднего Поволжья и Приуралья. Весьма вероятно, что нейтрально или нейтрально-положительно к межконфессиональным бракам относятся городские жители [Шабыков, 2018]. В тоже время, для ряда субъектов Российской Федерации с их традиционной культурой и усилившимся за последние тридцать лет влиянием религии, характерна привязанность к эндогамным бракам. К таким регионам относятся в первую очередь часть республик Северного Кавказа, например, Дагестан [Загирова, 2017, с. 88]. Думается, что не будет преувеличением считать регионом, ориентированным на эндогамные браки, и Чеченскую Республику.
Третью группу составляют мнения, которые не считают религиозный, впрочем, как и этнический, фактор значимым для подобных браков: «Мы все люди, прежде всего, как можно делить друг друга по национальности или вере?» Данные мнения схожи с «ностальгическими» комментариями по поводу первого рассказа, и по всей видимости объединены общей идей интернационализма, примата общечеловеческих ценностей над «этническими» и «религиозными традициями». Встречаются среди данных мнений и высказывания, резко отрицательно оценивающие религиозность как таковую, или искренность веры, вступающих в брак. Эти настроения, назовём их условно антиклерикальные, также весьма симптоматичны, так как являются во многом реакцией на увеличившиеся влияние религии в российском обществе. В самом деле, религия и смежные с ней явления за достаточно короткий срок (начиная с конца 80-х гг. XX в.) стали важнейшей частью российской действительности, проникнув в различные сферы нашей жизни: от школы и армии, с одной стороны, до телевидения и сети Интернет, с другой. И если споры о степени воцерковлённости, уровне религиозности и религиозной грамотности населения и отдельных этносоциальных групп не прекращаются до сих пор, то факт реванша всего религиозного и околорелигиозного как явления повседневности, пожалуй, отрицать уже бессмысленно. Усиление роли религии на поведенческую составляющую этнокультурной идентичности, в том числе, по всей вероятности, при выборе брачного партнёра уже отмечалось рядом исследователей [Жигунова, Коптяева, 2016]. Данные ВЦИОМ (2020) свидетельствуют о том, что при высокой степени одобрения деятельности РПЦ (на втором месте после армии), доля лиц, которые относятся к данному институту с неодобрением также увеличилась (с 14,9% в 2012 г. до 22,6% в 2020 г.) [Главные российские институты…, 2020]. Таким образом, предполагаем, что поляризации мнений о смешанных браках в контексте религиозного аспекта будет только увеличиваться.
Наконец, есть группа комментариев, которые оценивают браки с позиции межэтничности, а не межрелигиозности. В таком случае мнения имеют либо положительную, либо отрицательную тональность. В третьей статье «Может ли русский парень жениться на чеченской девушке?» [Может ли русский…, 2020] религиозный аспект присутствует, но не играет существенной роли. Ислам здесь является лишь одним из маркеров «чеченской идентичности», важным среди равных. Кроме того, сам смысл статьи значительно отличается от предыдущих, так как фактически сводит сам факт замужества чеченских девушек за «нечеченцев» к крайне редкому событию. Видимо, по этой причине большинство мнений, высказанных по поводу публикации, в той или иной форме обсуждали браки эндогамные, нередко поддерживая их.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, исследование показало, что существует два наиболее распространённых варианта отношения комментаторов к межконфессиональным бракам. Первый вариант, нашедший своё подтверждение в данных всероссийских и региональных социологических исследований, – отрицательное отношение, основанное либо на критике религиозных аспектов такого брака, в частности на необходимости менять религию одному из супругов (чаще всего русской невесте), либо на общем, зачастую, ничем не обоснованном, стереотипном, убеждении, что эндогамные браки наиболее целесообразны. Второй вариант – нейтрально-положительное отношение, не рассматривающее религию как фактор дестабилизации таких семей, либо вовсе не берущие в расчёт религиозные, а иногда и этнические различия супругов – главное, чтобы «жили в любви и взаимопонимании». Анализ комментариев показывает, что нередко положительное отношение к смешанным бракам является наследием советского интернационализма.
Кроме того, исследование зафиксировало, что эндогамные браки по-прежнему остаются приоритетными для ряда регионов нашей страны, в первую очередь для Северного Кавказа, с его традиционной культурой и усилившимся за последние десятилетия влиянием религии. Исследование выявило также тенденцию к росту религиозных и антирелигиозных оценок межконфессиональных браков, что является следствием двух взаимосвязанных процессов: религиозного ренессанса с одной стороны и появлением антиклерикальных настроений, обеспокоенностью увеличившимся влиянием религиозного фактора – с другой.