С 2017 г. на памятнике Дерахейб, расположенном в верховьях Вади-аль-Аллаки на территории Республики Судан, работает Нубийская археолого-антропологическая экспедиция НИИ и Музея антропологии МГУ им. М.В. Ломоносова. До настоящего времени проведено пять сезонов полевых исследований, начаты работы на объектах Городище, Южный некрополь и Северная крепость. Археологический памятник Дерахейб может быть идентифицирован с городом Аль-Аллаки, часто упоминаемом в средневековых арабских источниках, в частности в сочинениях Ибн Русте (составлено ок. 903–913), аль-Йакуби (ум. 897), Ибн Хаукаля (ум. после 988), аль-Бакри (1014–1094), Йакута (ок. 1179–1229), Ибн Саида аль-Магриби (1214–1275). Расцвет Аль-Аллаки относится к IX–XII вв. Город был центром золотодобычи в регионе. Через Аль-Аллаки проходил один из торговых путей, соединявших красноморский порт Айзаб и верхнеегипетский город Асуан, а также один из маршрутов движения паломников из Египта и стран Магриба в хадж. Одним из интереснейших объектов на памятнике является Северная крепость – фортификационное сооружение квадратной в плане формы 26,50×26,50 м. Крепость бы-ла исследована в ходе двух сезонов 2020 и 2022 гг. В результате раскопок были обнару-жены предметы, связанные с бытом обитателей крепости: керамика, текстиль, растительные остатки, кости животных. Показательно, что и текстильные находки, и керамика, происходящие из крепости, отличаются наличием достаточно большого количества импорта и статусными, роскошными вещами: иракская люстровая поливная керамика, фрагменты китайских селадонов, шелковые изделия. Анализ обнаруженных предметов позволил сформулировать гипотезу о том, что Северная крепость являлась скорее замком местного правителя, нежели крепостью, в котором располагался воинский гарнизон. Сопоставление полученных археологических, антропологических, археоботанических и археозоологических данных со свидетельствами арабских источников позволяет предпринять попытку реконструировать жизнь обитателей Северной крепости IX–XII вв.

Скачать PDF Скачать JATS

ПАМЯТНИК ДЕРАХЕЙБ

Археологический памятник расположен на территории Республики Судан в центре обширного региона, именуемого Центральный Атбай и являющегося частью Нубийской пустыни между широтой Асуана на севере и Абу-Хамеда на юге. В составе Центрального Атбая нами выделяется регион Вади-аль-Аллаки – само вади (сухое русло реки) и ее многочисленные притоки. У истоков этого вади и находится Дерахейб [Крол и др., 2023, с. 262–264] (рис. 1).

Памятник занимает площадь около 36 га, на которой расположены следующие археологических объекты: Северная крепость, Южная крепость, Городище, Южный некрополь, поселения старателей, древние и средневековые прииски (рис. 2).

С 2017 г. на памятнике работает Нубийская археолого-антропологическая экспедиция НИИ и Музея антропологии МГУ имени М.В. Ломоносова. До настоящего времени проведено пять полевых сезонов. Данные, полученные в ходе раскопок, и сообщения средневековых арабских авторов свидетельствуют о том, что в IX–XII вв. на городище Дерахейб функционировал крупный административный центр золотодобывающего региона Вади-аль-Аллаки. Через Дерахейб, известный в арабских источниках как город Аль-Аллаки, проходил караванный путь по Нубийской пустыне, соединявший Асуан и красноморский порт Айзаб и занимавший в среднем две недели; по нему перевозили пряности из юго-восточной Азии, благовония из Аравии, китайскую керамику и шелк [Hassan, 1973, p. 66–82; Крол, 2020, с. 203–217]. В Аль-Аллаки останавливались паломники из Египта и стран Магриба, направлявшиеся в хадж [Крол, 2018, с. 21–30].

ИСТОРИЯ РЕГИОНА ВАДИ-АЛЬ-АЛЛАКИ В IX–XI вв.

Регион Вади-аль-Аллаки был известен своей золотоносностью уже в фараоновский период [Vercoutter, 1959, p. 128–130; Крол, Кузнецов, Ладынин, 2024]. Организованная в государственном масштабе добыча драгоценного металла здесь велась в правление XVIII–XX династий Нового царства [Klemm, Klemm, 2017, р. 260–270], возможно, в Птолемеевский период [Бухарин, Крол, 2020], средневековье [Hassan, 1973, p. 50–63; Power, 2012, p. 158–163] и вплоть до настоящего времени.

Как свидетельствует современный опыт золотодобычи в Нубийской пустыне, существенную прибыль может приносить лишь масштабная добыча и переработка золотоносной кварцевой породы, что требует привлечения большого количества квалифицированных рабочих, создания сложной инфраструктуры, которая бы обеспечивала их длительное пребывание в пустыне (проживание, доставку воды, пищей, охрана путей сообщения и самих приисков), первичную переработку породы и транспортировку золота в «метрополию». Успешное функционирование всех этих сложных логистических цепочек нуждается в привлечении значительных инвестиций и административного ресурса, что под силу лишь государству. Кроме того, для организации золотодобычи во внутренних областях Нубии необходимо установление долгосрочных договорных отношений с местными кочевниками беджа, которые как ранее, так и ныне враждебно относятся к добыче золота на своей земле чужаками, особенно если это не приносит им ощутимую выгоду. От государства требуется уговорами, подкупом или угрозами принудить лидеров беджа к заключению соглашений, которые обеспечат бесперебойное функционирование сложного механизма добычи золота в пустыне и контролировать исполнение договоренностей. Ранее, в эпоху Нового царства, те же проблемы стояли перед египетской администрацией в Нубии [Крол, Кузнецов, Ладынин 2024]. Поэтому добыча золота в Вади-аль-Аллаки процветала лишь в периоды стабильной централизованной власти в Долине Нила, в первую очередь в Египте.
Как только власть в Египте или Судане ослабевала или же менялась политическая или экономическая конъюнктура в регионе это неизбежно приводило к нарушению логистических цепочек обеспечения приисков едой, пищей, рабочей силой, орудиями труда; золотодобыча и торговля становились менее рентабельными; поселения старателей пустели, смещались караванные пути. Лишившись возможности получать мзду со старателей, торговцев и паломников, кочевники начинали грабить тех, кто еще оставался в пустыне. Подобное развитие событий с некоторыми вариациями может быть прослежено на основании письменных источников, начиная с периода Нового царства и вплоть до XII в., когда золотодобыча в Восточной пустыне прервалась. Схожую картину мы можем наблюдать и применительно к золотодобыче в современном Судане.
Активная добыча золота в Нубийской пустыне в Средние века начинается, вероятно, в первой трети IX в. [Hassan, 1973, p. 50]. Согласно египетскому историку аль-Макризи (1364–1442), к началу IX в. множество мусульман работало на рудниках в землях беджа, простиравшихся к югу от Асуана [Vantini, 1975, р. 624]. Они активно вступали в браки с беджа из племени аль-хадариб, многие беджа принимали ислам. Однако в правление халифа аль-Мамуна (813–833) кочевники стали совершать нападения на южные земли ас-Саида. Для их усмирения халиф послал некоего Абдаллаха ибн Джахма, который нанес беджа несколько поражений и в апреле 831 г. заключил с ними договор, который кодифицировал отношения между мусульманами и беджа [Vantini, 1975, р. 625–628].
Другое значительное восстание беджа произошло в 855–856 гг. Ат-Табари (839–923) повествует о том, что беджа перестали платить налог (харадж), напали на рудники, расположенные на границе египетских владений, часть рабочих вырезали, а остальных изгнали, заявив, что отныне запрещают мусульманам работать на своей земле [Арабские источники, 1960, с. 102]. Почувствовав безнаказанность, они атаковали египетские города Эсна и Эдфу в Долине Нила [Vantini, 1975, р. 727]. Для подавления восстания халифом аль-Мутаввакилем была организована карательная экспедиция под руководством Мухаммада ибн-Абдаллаха аль-Куми. Для снабжения своего войска в пустыне продовольствием аль-Куми распорядился отправить из Суэца семь кораблей, груженых продуктами. Корабли эти должны были ждать армию аль-Куми в местности Санджа [Арабские источники, 1960, с. 104], которая располагалась рядом с Айзабом [Vantini, 1975, p. 729]. Это позволяет нам сделать вывод о том, что события противостояния между беджа и войском аль-Куми разворачивались в Вади-аль-Аллаки.
Следующий чрезвычайно важный для изучения средневековой истории Атбая эпизод имел место во второй половине 50-х годов IX в., когда некто Абд ар-Рахман аль-Омари захватил власть в золотоносном регионе и создал, по образному выражению Тимоти Пауэра, «государство рабов и золота» [Power, 2012, р. 162]. Аль-Умари удалось объединить военные силы арабских племен (прежде всего ар-рабиа и аль-джухайна), населявших Нубийскую пустыню, и силы племен беджа и в течение почти 15 лет (с 855 по 870 гг.), успешно противостоять попыткам эмира Египта Ахмеда ибн Тулуна и правителей нубийского царства Мукурра разрушить созданное им квазигосударственное формирование, охватывающее территорию почти всей Нубийской пустыни. Об этих событиях мы узнаем из сочинения арабского историка и географа Мухаммада ибн Йусуфа аль-Кинди (895–961) «Истории правителей и судей Египта» [Al-Kindi, 1912, p. 214] и хроники аль-Макризи «Китаб ал-мукаффа аль-кабир» («Большая рифмованная книга») [Vantini, 1975, р. 706–722]. Под властью аль-Омари регион Вади-аль-Аллаки переживает подлинную золотую лихорадку из-за притока мусульман, стремящихся добывать золото. По сообщению Аль-Макризи, население региона золотых приисков в стране беджа было таково, что требовалось 60 тысяч тягловых животных, чтобы доставлять старателям провизию из Асуана, не считая продовольствия, которое привозили из Кулзума в Айзаб» [Vantini, 1975, р. 719].
Аль-Омари был убит где-то в районе 872 г., судя по упоминанию аль-Кинди [Vantini 1975, p. 146]. Вряд ли он жил в Дерахейбе, так как большую часть золотодобычи при нем велась в аль-Шункейр (Вади-Габейт) [Power, 2012, р. 161–162].
Согласно Ю.Ф. Хасану, в период, когда Нубийская пустыня находилась под контролем аль-Омари, туда переселилось много арабов из Аравии (ар-рабиа, аль-джухайна) и арабские племена из Сирии [Hassan, 1973, р. 54].
После гибели аль-Омари в регионе Вади-аль-Аллаки, вероятно, не происходило никаких значительных событий, которые бы заслужили упоминания арабскими авторами. Главенство в регионе принадлежало ар-рабиа, которые доминировали над племенами аль-мудар, аль-яман и беджа из племени аль-хадариб [Hassan, 1973, р. 59]. Установившееся затишье создало благополучную обстановку для активной золотодобычи. Вероятно, именно в этот период был основан город аль-Аллаки и возведена Северная крепость.
Аль-Аллаки впервые упоминается в сочинении аль-Йак̣уби (ум. 897) «Книга стран»: «А Вади-л-ʿАллаки – подобие большого города, очень населенного, со смешением арабов и инородцев, искателей сокровищ; в нем [ведется] торговля и [есть] рынки. [Жители] пьют воду из колодцев, вырытых в Вади-л-ʿАллаки. Большая часть [жителей] ʿАллаки принадлежат к рабиʿа, к бану ханифа, которые [происходят] из ал-Йамамы и переселились сюда с женами и детьми. Вади-л-ʿАллаки и ее окрестности – [область] золотых копей. Повсеместно находящиеся там люди из всяких народностей, купцы и прочие, используют для земляных работ черных рабов» [ал-Йаʿкуби, 2011, с. 89–90].
Ибн Русте в «Книге драгоценных ожерелий», написанной между 903 и 913 гг., в одном из пассажей так описывает маршрут паломников из Асуана: «От Асуана до Ал-ʿАллāк̣ӣ расстояние в 10 дней; от ал-ʿАллāк̣ӣ до берега [Красного моря] расстояние в четыре дня, а от берега до Джидды – день и ночь, а от Джидды до Мекки – два дня» [Ibn Rusteh, 1955, p. 211].
Ибн Хаукал (ум. ок. 977) в «Книге облика Земли» упоминает регион аль-Аллаки «расположенный в песках и на равнине, а частично в горах, что между ал-ʿАллāк̣ӣ и Асуаном. Богатства этой россыпи доставляются в Египет; это золотая россыпь, серебра в ней нет. Она находится в руках рабӣʿа, а они – главная часть населения рудника» [Древние и средневековые источники, 1965, с. 54]. Топоним нанесен на карту, приложенную к сочинению Ибн Хаукаля [Ibn Ḥawqal, 1964, pl. 5].
Географ аль-Бакрӣ (ум. 1094) в «Книге путей и государств» описывает две дороги, соединявшие Асуан и Айз̣аб: «Одна называется ал-Вад̣аʿ; она равна восемнадцати переходам по безводной пустыне и пескам, где нет населенных мест. Вторая дорога называется дорогой ал-ʿАллāк̣ӣ; она также равна восемнадцати переходам. На ней нет населенных мест, за исключением города на середине пути. Он называется ал-ʿАллāк̣ӣ – по названию реки там. Город обилен гранатами и прочими благами. Его населяет множество людей, утверждающих, что они – арабы из [племени] калб ибн вабра; они честны и соблюдают законы в отношении тех, кто проезжает мимо них» [Древние и средневековые источники, 1965, с. 190].
Из этих сообщений следует, что первоначально топоним аль-Аллаки чаще применялся для обозначения золотоносного региона у истоков вади в Красноморских горах, где располагались многочисленные золотые рудники. Однако потребность в центре, из которого бы осуществлялось управление приисками, куда бы стекалось золото на предварительную обработку и хранение, где бы могли остановиться караваны торговцев и паломников направляющиеся к порту Айзаб и в обратном направлении от Красного моря к Нилу, привело к появлению в аль-Аллаки города. В нем, на наш взгляд, проживали люди, не вовлеченные непосредственно в добычу золота и торговлю, а занимавшиеся администрированием этой деятельности, обеспечением старателей и путешественников едой, водой, изготовлением и ремонтом орудий. Такие «города» (Джебель-Нымр, Нурайя, аль-Ансари, Габет аль-Маадин и др.) образовались в Нубийской пустыне и в начале XXI в. с новым приступом золотой лихорадки в Судане.
Аль-Аллаки был отстроен, вероятно, на уже обжитом местными племенами кочевников беджа месте, где было много зелени и колодцев. Высказывалось предположение, что на месте нынешнего памятника Дерахейб, прежде чем возник средневековый город, существовало поселение старателей, добывавших золото в эпоху Нового царства [Paul, 1954, р. 27; Krol, Tolmacheva, Dmitrieva, 2024]. По мнению Ан. и Ал. Кастильоне, работавших в Дерахейбе в рамках проекта Центра изучения Восточной пустыни, в верховьях Вади-аль-Аллаки в Птолемеевский период был выстроен город Береника Всезлатая – столица золотодобывающего региона [Castiglioni, Castiglioni, Vercoutter, 1998, S. 46–71, 149–153]. Впрочем, убедительных доказательств высказанным предположениям представлено не было [Бухарин, Крол, 2020, с. 172–192].
В позднеантичный период, по мнению тех же исследователей, в Дерахейбе находилась одна из столиц царства блеммиев, которые были вынуждены вернуться в пустыню после того, как в середине V в. потерпели поражение от нобадов [Sadr, Castiglioni, Castiglioni, 1999, S. 55]. Царский некрополь беджа, видимо, находился в котловине Ониб, в 40 км к юго-востоку от Дерахейба [Castiglioni, Castiglioni, 2020(1), p. 65].
Когда же аль-Аллаки становится городом с формальной точки зрения? Вероятно, это произошло, когда количество людей, обеспечивавших функционирование золотодобычи в регионе и постоянно проживающих у истоков вади, возросло настолько, что возникла необходимость в строительстве пятничной мечети – ведь именно ее наличие, по мнению аль-Мукаддаси, и является определяющим признаком города [Большаков, 1984, с. 59]. Это произошло, вероятно, в первой трети X в., когда, согласно данным радиоуглеродного датирования, была основана пятничная мечеть в аль-Аллаки¹. О том, что это именно пятничная мечеть, свидетельствуют ее размеры (29×16 м) и местоположение в самом центре городища [Крол и др., 2019, с. 137]. Мечеть таких размеров могла вместить от 400 до 500 человек [Крол, 2024].

Аль-Аллаки может быть отнесен к городу третьего типа застройки по классификации О.Г. Большакова: «Плотная застройка. Двухэтажный дом с небольшим внутренним двориком, занимающим около 1/3 участка. Этот тип характерен для центра большинства городов Ближнего Востока X–XII вв.» [Большаков, 1984, с. 102]. О.Г. Большаков определяет плотность населения в городах такого типа в 250 чел./га [Большаков, 1984, с. 106]. Площадь городища составляла 3,28 га. Таким образом, в аль-Аллаки могло проживать более 800 человек, к которым мы должны прибавить тех, кто жил в домах, выстроенных напротив городища по западной кромке вади, вне досягаемости селевых потоков.
В отличие от современных «рынков», возникших в Нубийской пустыне с началом золотой лихорадки в Судане в 2012 г., население которых составляют исключительно мужчины возраста 20–30 лет, в аль-Аллаки проживали представители обоих полов и всех возрастных категорий. Такие данные дают ведущиеся с 2018 г. раскопки Южного некрополя в Дерахейбе [Крол и др. 2023, c. 275–279], в котором захоронено средневековое население города, преимущественно исповедовавшее ислам. Об этом свидетельствует типично мусульманский погребальный обряд, зафиксированный в большинстве могил. Радиоуглеродым методом были датированы находки из пяти мусульманских захоронений и получены калиброванные даты между 863 и 959 гг.²

Не только пятничная мечеть позволяет с полным основанием считать аль-Аллаки городом, но и расположенная на противоположной западной стороне вади строение, получившее условное обозначение Северная крепость.

СЕВЕРНАЯ КРЕПОСТЬ

Объект Северная крепость (СК) представляет собой здание квадратной в плане формы 26,50×26,50 м. В более позднее время участок 10×10 м, примыкающий к юго-западной стене сооружения, был дополнительно обнесен стеной. В центре юго-восточной стены СК расположена башня, в которой находится вход в виде высокого арочного проема. Он открывает доступ во внутреннюю часть башни, где расположен другой более низкий проем, ведущий во внутреннее пространство СК. Оба проема, безусловно, закрывались воротами или порткулисами. Такое устройство башни позволяло уничтожать нападавших, оказавшихся в пространстве между первыми и вторыми воротами. Углы СК укреплены контрфорсами, возведенными для защиты основания крепости от воздействия селевых потоков. Стены СК сложены из сланцевых плит, уложенных на связующий раствор. Высота наиболее хорошо сохранившейся восточной части юго-западной стены достигает около 10 м. (рис. 3). Внутри СК представляет собой комплекс разновременных построек, перекрытых завалами стен.
Данные, полученные Нубийской экспедицией МГУ, позволяют предполагать, что Северная крепость была возведена в конце IX – начале X в.
Раскопки в центре юго-западной стены, в которой располагался вход в крепость, были начаты в 2020 г. с целью установления ее конструктивных особенностей (глубина залегания фундамента, высота стен и т.д.), а также установления возможной даты ее основания [Крол и др., 2021, с. 127–133]. Тогда же был расчищен «заплывший» грабительский котлован, который позволил проследить строительную историю памятника.
В слое, связанном со строительством (или перестройкой) крепости, была обнаружена сильно окисленная монета, которая после реставрации оказалась фельсом Ахмеда ибн Тулуна, правившего в Египте в 868–884 гг. (рис. 4.1). Монета была отчеканена в Египте в 258 г. по Хиджре, что соответствует 871/2 г. Найденный фельс относится к первому чекану Ибн Тулуна [Grabar, 1957, р. 29–30, pl. I] и позволил датировать слой, связанный со строительством (или перестройкой) крепости. Таким образом, сооружение крепости, скорее всего, последовало за убийством аль-Омари в 870 г. и завершением беспокойного периода его доминирования над золотоносным регионом³.

Имеющиеся даты позволяют предположить, что город аль-Аллаки был основан в конце IX – начале X в. Причем основные здания города – Северная крепость, Южная крепость (караван-сарай), мечеть возводились по единому архитектурному замыслу. Во всех перечисленных сооружениях одним из конструктивных и декоративных элементов является арка; в качестве связующего вещества для каменной кладки, а также для декорировки помещений, применялся туф [Кандинов, Крол, 2021, с. 109–119]. Использование арочных проемов (рис. 5) и резьбы по штукатурке (рис. 4.2), которые, вероятно, составляли декоративные панели, позволяет предполагать возможную стилистическую связь между сооружениями Дерахейба, с одной стороны, и постройками Самарры абассидского времени и Каира времени правления Тулунидов, с другой.
Важную информацию о времени функционирования Северной крепости и жизни его обитателей дали материалы из раскопок в центре северо-западной стены у прямоугольного (55×65 см) сквозного проема. Под этим проемом находился холм грабительского выброса из Помещения I, расположенного внутри крепости. Выброс был тщательно просеян, а затем был выбран грабительский перекоп внутри Помещения I.
Находки условно делятся на следующие группы: керамика (асуанская гончарная керамика, нубийская гончарная и лепная, египетская и иракская поливная керамика); предметы, связанные с бытом обитателей крепости: украшения (бусины, серьга) (рис. 4.3), фрагменты изделий из стекла; обрывки бумаги с арабской вязью (рис. 4.4), текстиль, предметы, связанные с прядением и ткачеством (костяное пряслице), фрагменты настенной резьбы по туфу, бронзовая чаша, декоративные накладки на мебель (?), предметы личной гигиены (расческа, палочки для чистки зубов); кожаные изделия; плетеные изделия из растительных волокон; растительные остатки.
Предметы археологического текстиля относятся к числу важных находок, неожиданно многочисленных, что не характерно для данной местности и природных условий и потому уникальных⁴. Всего было обнаружено около 200 фрагментов ткани. Состав находок поражает своим разнообразием: помимо стандартных для данного региона хлопковых тканей (часть из которых, вероятно, мог составлять индийский импорт), фиксируются льняные ткани египетского происхождения, местная и привозная шерсть (Египет и страны Передней Азии; Восточное Средиземноморье), а также фрагменты шелковых тканей. Последние нечасто встречаются среди археологического текстиля, происходящего из раскопок средневековых нубийских памятников [Yvanez, Wozniak, 2019]. Более того, изделия из шелка, относившиеся к числу статусных, престижных предметов костюма, представляют собой редкость и в контексте археологических находок, сделанных при раскопках крупных столичных центров, таких как, например, Фустат.

Среди прочих находок шелковых тканей в Дерахейбе был обнаружен фрагмент, предположительно, китайского импорта: полихромная ткань, декорированная в технике набойки по резерву (рис. 6.1). Находки археологического текстиля в Северной крепости соответствуют по технике ткачества, материалам и другим технологическим особенностям находкам, сделанным в мусульманских погребениях на территории Некрополя. Более того, результаты изучения археологического текстиля, обнаруженного в погребениях, показывают, что, помимо стандартных льняных и хлопковых саванов, в некоторых погребениях были найдены изделия из шелка (шаль, тюрбан ?) (рис. 6.2), а также заплаты из хлопка, выполненные шелковой нитью (!) [Толмачева, 2023]. Любопытно, что шелковые нити одной из шалей имеют сильную Z-крутку⁵, что нехарактерно – обычно шелк без крутки или со слабой Z. Это может быть особенностью технологических процессов в неизвестных нам ткацких центрах. В качестве одного из возможных объяснений можно предположить вторичную переработку нитей: некое шелковое изделие было распущено на нити и соткано заново. По крайней мере, подобная операция фиксируется для китайских шелков позднеантичного времени, найденных в районе прохождения шелкового пути на пограничных китайских территориях [Feng, 2017].

Наибольший интерес представляют найденные в Северной крепости фрагменты шелковой ткани в технике лампас (рис. 6.3), предварительно датируемые XI в. и имеющие, предположительно, антиохийское происхождение [Толмачева, 2022; 2023; Крол и др., 2021, с. 139]. Поиск возможных параллелей дал неожиданные результаты. Сразу в нескольких музейных коллекциях⁶ были обнаружены шелковые ткани и изготовленные из них головные уборы, которые не просто являлись аналогиями к находке из Дерахейба, но ее полными копиями. Можно с определенной долей уверенности предположить, что производство такого рода шелков было массовым и коммерчески востребованным. Орнаментальная композиция, составными элементами которой выступали изображения восьмиконечных звезд, имевших совершенно определенные семантические коннотации как в византийском, так и в исламском искусстве, а также хищных птиц, возможно, геральдических символов, вероятно приобрела в этот период большую популярность и использовалась для украшения шелковых тканей, шедших на изготовление мужских шапок-калансув. Подобного рода головные уборы могли свидетельствовать о высоком социальном и/или имущественном статусе их обладателей.

К числу фрагментов статусных предметов костюма относится и гобеленовая вставка с растительным декором и арабографичной надписью (рис. 6.4), вытканная из хлопковых и шелковых нитей, которая могла некогда украшать тюрбан или, менее вероятно, рукав наплечной одежды. Эта находка также предварительно датируется XI в. и также имеет многочисленные аналогии в мировых музейных собраниях.
В Северной крепости было найдено и значительное количество предположительно индийского импорта. Было изучено около 10 фрагментов хлопковых тканей с орнаментальным узором, выполненным в технике набойки синим красителем⁷ (рис. 6.5). Такие ткани составляют довольно обширную группу, хорошо известную специалистам по средневековому текстилю. Ткани, украшенные в технике набойки – частые находки при раскопках крупных столичных и торговых центров эпохи Средневековья от Египта и Нубии до Ближнего Востока, однако наибольшее распространение подобная простая и эстетически привлекательная техника декорирования текстиля после ткачества получила в мамлюкскую эпоху (XIII–XVI вв.). Радиоуглеродное датирование показало, что отдельные экземпляры уверено датируются XI в. [Barnes, 1997]. Проведенный радиоуглеродный анализ⁸ образца подобного рода тканей из Дерахейба дал калиброванную дату 1034 г., что позволяет отнести ее к числу одних из самых ранних, обнаруженных на территории Египта и Нубии.

В заполнении Помещения I были найдены кости животных, угли и пористые, черные фрагменты органического вещества, анализ которого показал, что это человеческие фекалии [Крол и др., 2021, с. 141–143]. Вероятно, на завершающем периоде существования Северной крепости Помещение I использовалось для выброса разнородного мусора и содержимого отхожих мест.
Интересные данные были получены в результате анализа ботанической коллекции, собранной при просеивании заполнения Помещения I⁹. Было установлено, что более половины образцов являются плодами зизифуса колючего (Ziziphus spina-christi), эндемичного растения для Египта и Судана, известного в арабском языке как сидр. Его плоды были найдены в хозяйственных ямах археологического комплекса Хор-Дауд (4-е тыс. до н.э.), исследованного советскими археологами в 1961–1962 гг. [Мерперт, Большаков, 1964, с. 175]. В фараоновское время широко использовались как плоды зизифуса, имеющие нежный сладкий вкус и содержащие большое количество витамина С, так и древесина. Плоды и листья зизифуса применяют в народной медицине; его ягоды и сегодня можно купить на рынках Верхнего Египта [Springuel, 2006, р. 107–108]. Среди других плодов – пальма дум, коккулюс висячий, баланит египетский, которые хорошо известны по раскопкам фараоновских и античных памятников в Египте [Springuel, 2006, p. 85–86, 110–113; Mahmoud, 2010, p. 59]. Важным открытием стало обнаружение среди ботанических образцов трех крупных фрагментов скорлупы кокосового ореха; образцы принадлежат трем разным плодам. Присутствие плодов кокосовой пальмы свидетельствует о том, что по торговому маршруту, проходившему через Дерахейб, перевозились товары из южной Азии, а обитатели Северной крепости могли себе позволить включить в свой рацион питания плоды заморских растений. Кокосовые орехи, съеденные в Дерахейбе, как можно предположить на основании писем из Каирской генизы, были привезены с Мальдивских островов [Goitein, Friedman, 2008, р. 316 (прим. 24), 317, 587]. Другим иноземным плодом был миндаль, который, скорее всего, доставляли из Йемена [Goitein, Friedman, 2008, р. 587].

В четвертом сезоне полевых работ Нубийской экспедиции МГУ в феврале – марте 2022 г под сквозным проемом в центре северо-западной стены Северной крепости был заложен шурф 2×2 м, глубиной 2,2 м. Анализ находок (керамика, кости животных, угли) свидетельствует, что у северо-западной стены находился многометровый зольник, образовавшийся за весьма непродолжительный период функционирования замка [Krol et al., 2024]. Кости животных из зольника были изучены археозоологами; их анализ показал, что жители Северной крепости в основном употребляли в пищу мясо мелкого рогатого скота, но также верблюдов, лошадей, коров и нубийского горного козла¹⁰.

Большой интерес представляют находки керамики из этого шурфа. Керамические комплексы, аналогичные обнаруженным на других объектах Дерахейба (Городище, Помещение I Северной крепости, Некрополь), отличаются разнообразием и относятся, главным образом, к X – первой половине XI вв. [Крол и др., 2023, с. 279–283]. Набор и соотношение различных типов и форм керамики более характерны для Египта, чем других средневековых памятников Нубии. Так, предварительные статистические данные, полученные в результате изучения керамики из разных пластов шурфа у Северной крепости, соответствуют данным, известным по публикации керамических комплексов Асуана IX–XI вв. [Williams, 2022].
Подавляющее большинство керамического материала из шурфа относится к числу т.н. асуанской гончарной керамики (рис. 7.1) (группы AIII и AIV по классификации У. Адамса [Adams, 1986, p. 546–557]), что неслучайно, учитывая торговые и караванные пути, связывавшие Дерахейб с этим центром. Среди находок преобладают типы, имевшие в большей степени хозяйственное значение – транспортная тара (многочисленные амфоры), кухонная утварь и т.п. Столовая посуда также встречается и представлена, главным образом, изящными чашами и кубками, украшенными красным, темно-коричневым и черным растительным и геометрическим декором по белому ангобу, относящимися к типам W22 и W12 по классификации У. Адамса – раннеисламские и средневековые белые сосуды.
Довольно показателен тот факт, что в одном слое в Дерахейбе присутствует керамика групп AIII и AIV, которые на других нубийских памятниках, как правило, разделяют одно – два столетия, и только в Асуане, месте производства этой посуды, в слоях IX–X вв. мы наблюдаем аналогичную картину [Williams, 2022, p. 54], что еще раз указывает на тесную связь аль-Аллаки и Асуана в это время.
Среди находок присутствует и нубийская гончарная керамика, однако в значительно меньшем количестве – в основном это кухонная посуда и хозяйственная тара. Одним из отличий от керамических комплексов Асуана является довольно большой процент нубийской лепной керамики (также кухонная посуда и хозяйственная тара (рис. 7.2)), что, вероятно, указывает на присутствие местного населения Нижней Нубии и Восточной пустыни.
Одной из самых важных характеристик керамического комплекса Дерахейба стало присутствие предметов роскоши – люстровой иракской керамики, палестинского и китайского импорта. Несмотря на то, что раскопки памятника Дерахейб еще только начаты, можно с уверенностью утверждать, что люстровая керамика не является диковиной. Многочисленные фрагменты керамической посуды с характерной люстровой росписью присутствуют среди находок, сделанных в разных частях памятника, как в Северной крепости, так и на самом Городище (подробнее см: [Крол и др., 2023, с. 280–281]). Самое большое скопление люстра (более 20 фрагментов от разных сосудов) было обнаружено в заложенном в 2022 г. шурфе у северо-западной стены Северной крепости, причем присутствовали эти находки во всех слоях. Обращает на себя внимание тот факт, что по сообщению археолога Г. Вильямса, много лет занимающегося изучением керамики средневекового Асуана, на его памятнике было найдено всего четыре фрагмента керамики с люстровой росписью [Williams, 2022, p. 61].
В настоящее время у нас нет абсолютной уверенности в регионе происхождения найденного Дерахейбе люстра. Изучение керамического теста, а также иконографических особенностей росписи, позволяет предположить, что представленный материал достаточно однороден и может относиться к группе монохромного иракского люстра X в. [Mason, 2004; Pradell et al., 2008]. Наиболее примечательными находками стали фрагменты изящных чаш для питья (рис. 7.3), покрытых характерным орнаментальным и фигуративным декором с внешней и внутренней стороны. Люстровая посуда относится к числу хорошо изученной и представленной в мировых коллекциях керамики, поэтому нам удалось идентифицировать и восстановить сюжет росписей найденных в Дерахейбе мельчайших черепков. Так, например, сохранившееся на внутренней стороне фрагмента чаши для питья изображение человеческой ноги является частью известного сюжета – музыкант или танцовщик в широких шароварах с лютней в руках. Такая композиция относится к числу т.н. сюжетов «дворцовых удовольствий». Другой частой темой являются орнаментальные мотивы с благословениями пьющему, выписанными внутри овальных медальонов. Среди люстровых находок из шурфа также присутствуют фрагмент чаши с надписью арабографичной вязью и изображениями деревьев и птиц и венчик чаши с изображением зайца (рис. 7.4).
Из большого количества представленной на памятнике поливной египетской керамики обращает на себя внимание “splashed glazed pottery” – поливная керамика с декором цветными пятнами или полосами (рис. 7.5). В шурфе у Северной крепости и в заполнении Помещения I было обнаружено несколько фрагментов подобного рода чаш. В Египте такая посуда появляется в X в. как подражание иракским сосудам [Monchamp, 2018, fig. 264; Saad, Dixneuf, 2013, p. 29–30; Philon, 1980, p. 42, fig. 74]. В самом Ираке распространение этого типа поливной керамики можно связать с подражаниями китайской керамике санкаи эпохи Тан, которая стала поступать на Ближний Восток в IX в [Saad, Dixneuf, 2013, p. 29].
На памятнике также встречается китайский импорт – фрагменты керамики с селадоновой глазурью (рис. 7.6). Для Египта и Нубии это далеко не самый массовый материал: находки селадона и его имитаций зафиксированы в основном в крупных городских центрах. В самом Дерахейбе до настоящего времени найдено два таких фрагмента: один в зольнике на Городище, другой – в заполнении Помещения I Северной крепости. Судя по сопутствующему материалу, и в том, и в другом случае датировать находки можно IX–XI вв. Следует отметить, что селадоновая керамика была обнаружена также в районе порта Айзаб, но датируется она там несколько более поздним временем, XII–XV вв. [Kawatoko, 1993, p. 206], что свидетельствует о довольно длительной истории китайского импорта в регионе.
Ближневосточного импорта не так много, главным образом, это тарная керамика для перевозки оливкового масла из Палестины IX–X вв. (Nebi Samvil jar), известная также среди находок в средневековых слоях Асуана и на других египетских памятниках [Williams, 2022, p. 61].
Таким образом, изучение керамики, найденной в районе Северной крепости, наглядно свидетельствует о высоких стандартах жизни ее обитателей. Только кухонная посуда и хозяйственная тара относится к числу изделий местного производства, тогда как почти вся столовая посуда принадлежит к статусным, дорогим вещам: полихромные асуанские чаши и кубки, ближневосточный люстр, египетская полихромная полива.
Особенности технологии изготовления, назначение и характер обнаруженных в результате археологических раскопок предметов позволяют нам высказать гипотезу о том, что Северная крепость может быть определена как дар аль-имара – замок местного правителя и средоточие административной власти в регионе. Подобное предположение было высказано ранее У. Моннере де Вилларом, который сравнил архитектуру Северной крепости с т.н. пустынными замками омеядского времени в Сирии, Палестине, Иордании и Ираке [Monneret de Villard, 1935, p. 276]. Прекрасным документальным подтверждением сформулированной нами гипотезы служит и пассаж из сочинения арабского географа Йāкӯта (1179–1229) «Алфавитный перечень стран»: «Ал-ʻАллāкӣ – крепость в стране буджа, [расположенной] на юге земли Египта. Близ него, между Ал-ʻАллāкӣ и городом Асуан, на обширном пространстве находится золотой рудник. Человек копает землю, и если что-либо в ней найдет, то часть находки принадлежит копающему, а часть – султану ал-ʿАллāкӣ. А он человек из племени ханифа из группы рабиʿа. Между Ал-ʿАллāкӣ и Аʿйзāбом восемь переходов» [Древние и средневековые источники, 1985, c. 142].